М а р и я. Скажите: вы можете открыто смотреть в глаза своему другу Селихову?
К о р ч е м н ы й. А почему бы нет?
М а р и я. Неужели вы не понимаете, что для Селихова значит Дина?
К о р ч е м н ы й. Ну, это уж мое личное дело.
М а р и я (нервно погасила в пепельнице папиросу). Тогда мне больше не о чем с вами разговаривать. (Выходит.)
К о р ч е м н ы й. Монашка! (Уходит наверх.)
Тихонько открывается дверь, и входит К а т я. Обнаружив, что в комнате никого нет, постояла, оглянулась, а затем, изумленная, потихоньку двинулась к чучелу рыси. Входит Д и н а. Остановилась, с улыбкой наблюдает за Катей.
К а т я. Рысь?
Д и н а. Рысь.
К а т я (обернувшись, смутилась). Здравствуйте, тетя Дина.
Д и н а. Здравствуй, Катюшенька. Ты чего?
К а т я. Мне бы дядю Андрея Васильича.
Д и н а. Он сейчас занят.
К а т я. Мы тоже занятые. А приходится за ними ходить.
Д и н а. Для чего ж тебе за ними ходить?
К а т я. Вот, передайте. (Подает Дине трехрублевую бумажку.) Три рубля. Скажите, Катя принесла, Тимофея Максимовича дочка. Продали ему за пятнадцать. Зачем он дал восемнадцать? Папа сперва не посчитал, а потом посчитал. Три рубля лишку. Будто мы… какие-нибудь такие… А мы даже в долг никогда не берем. Это все соседи знают. Обходимся. Лишнего нам не надо.
Д и н а (задержала Катю). Что он у вас покупал?
К а т я. Да рыбу ж!
Д и н а. Рыбу?
К а т я. Ага. Окуней. Андрей Васильич у нас всегда покупает. Отец наш в охране на шахте работает. Сутки дежурит, а двое свободен. Вот он, когда свободен, рыбу и ловит. Что себе, а что и продаем. С утра-то сегодня окунь клевал. А на щуку вечером выйдем, с дорожкой. Щука — она ох какая хитрая! Иной раз как вильнет да дернет — поминай как звали. И блесны нет. За неделю две блесны потеряли. Одна серебристая, а другая медная, с глазком.
Катя снова двинулась к выходу, но Дина усадила ее на стул.
Д и н а. Дядя Андрей разве не сам ловил рыбу?
К а т я. Сам?! Да он же не умеет. Вот плавать он — да, умеет. И ныряет хорошо. А рыбу ловить — нет. Он на берегу сидел, нашему Сережке сказки рассказывал.
Д и н а. А в воду он с лодки падал?
К а т я. Для чего? Он и в лодку не садился.
Дина озадачена.
Д и н а. Возьми эти деньги, на гостинцы.
К а т я. Спасибочка, папа нам покупает. До свиданья.
Д и н а. До свиданья.
К а т я. Тетя Дина, приходите к нам. Мы вам большущую щуку поймаем! (Уходит.)
Дина стоит, вертя в руках трехрублевую бумажку. По лестнице спускается К о р ч е м н ы й.
К о р ч е м н ы й. Еще минутку с тобой. (Целует Дину.) Волнуешься?
Д и н а (испытующе смотрит на Корчемного). Как ты себя чувствуешь?
К о р ч е м н ы й. Так себе… знобит.
Д и н а. Возьми свои три рубля. Катя принесла. Ты передал рыбаку за рыбу.
К о р ч е м н ы й. Мелочь… Ладно, давай, если принесла. (Беспечно.) А что ты на меня так смотришь?
Д и н а. Катя сказала, что ты даже и не садился в лодку. А всем говорил, что упал с лодки в воду, и этим объяснил свою болезнь.
К о р ч е м н ы й (смеется). Упал, не упал… Ну, допустим, простыл, сидя на берегу. Так уж это важно?
Д и н а. Конечно. Только меня удивило…
К о р ч е м н ы й. Охотники не то сочиняют! А я… ну, чуточку приукрасил, чтобы рыба моя показалась вкусней.
Д и н а. Чтоб это было в последний раз! Знаешь, что могли бы подумать?.. Прими хину.
К о р ч е м н ы й. Да я здоров! Ну, немножко познобило — и все.
Д и н а. Значит, ты идешь?
К о р ч е м н ы й. Иначе я и не мыслил!
Д и н а. Жаль, мы не идем с тобою вместе…
К о р ч е м н ы й. Храбрая пичужка.
Д и н а. Эти месяцы прошли, как несколько часов.
К о р ч е м н ы й. Лучшие часы моей жизни.
Д и н а. Давай обо всем скажем Николаю?
К о р ч е м н ы й. Только не сегодня.
Д и н а. Селихов останется для меня тем, чем и был, а ты… ты — это совсем другое. Вот, знаешь, раньше… с Николаем… я раздумывала… даже могла спросить у себя и ответить, почему я… люблю его, что ли. А теперь, с тобой, мне и в голову это не приходит. Люблю — и все. А за что? Да за все! За то, что ты — это ты. И больше мне ничего не надо. Твои глаза, твои губы, твои руки… Только теперь поняла я, что такое любовь!
К о р ч е м н ы й. Милая…
Д и н а. Андрей, сейчас, когда ты… идешь на подвиг… Да, да, не улыбайся, это, конечно, подвиг… Так вот… сейчас мне хочется сказать… Я обожаю тебя, Андрей. Мой отчаянный, мой дерзкий!
К о р ч е м н ы й. Не бойся, я верю в свои силы… всегда верю.
Д и н а. Если будет трудно, помни: я с тобой, каждую минуту.
К о р ч е м н ы й. Буду помнить… Пойду собираться. (Выходит.)
Дина подошла к пианино, присела. По лестнице спускается С е л и х о в. Стоя за спиной Дины, ласково прикасается к ее волосам.
Д и н а (поймав руку Селихова). Андрей… (Оглянулась.)
Селихов потерянно смотрит на нее.
Прости, Николай. (Выходит.)
Из боковой комнаты выходит М а р и я. Увидела Селихова и оглянулась на дверь комнаты, в которой она встретила пробежавшую в смятении Дину.
М а р и я. Николай Аркадьевич…
С е л и х о в (не сразу). Да, Мария Федоровна…
М а р и я. От души желаю вам удачи.
С е л и х о в. Благодарю.
М а р и я. Сейчас мне хотелось бы сказать вам гораздо больше…
С е л и х о в. Говорите, я пока не спешу.
М а р и я. Это… совсем не относится к предстоящему испытанию…
На лестнице показывается Б е л ы ш е в.
Б е л ы ш е в. Я нахожу, Николай Аркадьевич, что мы можем выехать немного раньше. Давайте сверим часы. Сколько на ваших?
С е л и х о в. Шестнадцать пятьдесят одна.
Б е л ы ш е в. Ваши спешат. Молодость! Поставьте ровно пятьдесят. (Скрывается.)
С е л и х о в. Так мы сверяли часы перед боем… (Прислонившись к притолоке двери, смотрит в окно.) «Тучки небесные, вечные странники…» Смотрите, какая рыженькая березка! Еще месяц-другой — и станет кругом белым-бело. По первопутку на зайчишек… Набегаешься — еле лыжи тянешь. А вернешься домой — тепло, радиола мурлычет. Раскроешь хорошую книжку… напишешь какое-нибудь глупое письмо…
В комнату спускаются Б е л ы ш е в и Л е н ь.
Виктор Иванович, да не отложить ли нам, в самом деле, испытание? Годика на два? По зрелому размышлению — я не против!
Б е л ы ш е в. Может, действительно отложим, а?
Л е н ь. Я за то, чтоб отложить.
С е л и х о в. Э, старый лис! Не выйдет…
Б е л ы ш е в. Аппаратура, я надеюсь, не подведет. А это — главное.
Спускается К о р ч е м н ы й.
К о р ч е м н ы й. Я готов.
Слева входит Д и н а. На последней ступеньке лестницы остановилась А с я.
Б е л ы ш е в. Андрей, как вы себя чувствуете?
К о р ч е м н ы й. Прекрасно.
Л е н ь. А после опыта хину хорошенько запей… помогает.
Б е л ы ш е в. Ну, друзья, присядем…
Все садятся.
Вот когда-то не будет войн… Освоение земли, вселенной — единственное поле боя, где потребуется мужество.
Часы бьют пять раз. Все встают.
Итак, условие прежнее: Селихов — к основному пульту, вы — на вспомогательный. Дина Георгиевна, дежурьте в лаборатории. (Уходит, за ним — Лень.)
М а р и я (пожимая руку Селихову). Еще раз… от всего сердца. (Уходит.)
Д и н а и А с я выходят, провожая мужчин. Селихов задержал Корчемного.
С е л и х о в. Андрей, мы идем на серьезное дело. Сейчас у нас с тобой… должна быть одна душа. Давай, перед тем как спуститься в шахту, оставим здесь, на земле, наши… земные страсти.
К о р ч е м н ы й. Вот это по-мужски.
Из коридора, не понимая, почему задержались Селихов и Корчемный, вошла Д и н а.
С е л и х о в. До свидания, Дина. (Уходит.)
Д и н а. Николай! Коля…
За окном, запахиваясь от ветра и дождя, прошел С е л и х о в.
(Обняла Корчемного.) Иди, Андрюша.
К о р ч е м н ы й уходит. Дина стоит у окна, кутаясь в платок.
З а н а в е с
