Смирнов (молча кладет револьвер, берет фуражку и идет; около двери останавливается, полминуты оба молча глядят друг на друга; затем он говорит, нерешительно подходя к Поповой). Послушайте… Вы всё еще сердитесь?.. Я тоже чертовски взбешен, но, понимаете ли… как бы этак выразиться… Дело в том, что, видите ли, такого рода история, собственно говоря… (Кричит.) Ну, да разве я виноват, что вы мне нравитесь? (Хватается за спинку стула, стул трещит и ломается.) Черт знает, какая у вас ломкая мебель! Вы мне нравитесь! Понимаете? Я… я почти влюблен!
Попова. Отойдите от меня — я вас ненавижу!
Смирнов. Боже, какая женщина! Никогда в жизни не видал ничего подобного! Пропал! Погиб! Попал в мышеловку, как мышь!
Попова. Отойдите прочь, а то буду стрелять!
Смирнов. Стреляйте! Вы не можете понять, какое счастие умереть под взглядами этих чудных глаз, умереть от револьвера, который держит эта маленькая бархатная ручка… Я с ума сошел! Думайте и решайте сейчас, потому что если я выйду отсюда, то уж мы больше никогда не увидимся! Решайте… Я дворянин, порядочный человек, имею десять тысяч годового дохода… попадаю пулей в подброшенную копейку… имею отличных лошадей… Хотите быть моею женой?
Попова (возмущенная, потрясает револьвером). Стреляться! К барьеру!
Смирнов. Сошел с ума… Ничего не понимаю… (Кричит.) Человек, воды!
Попова (кричит). К барьеру!
Смирнов. Сошел с ума, влюбился, как мальчишка, как дурак! (Хватает ее за руку, она вскрикивает от боли.) Я люблю вас! (Становится на колени.) Люблю, как никогда не любил! Двенадцать женщин я бросил, девять бросили меня, но ни одну из них я не любил так, как вас… Разлимонился, рассиропился, раскис… стою на коленях, как дурак, и предлагаю руку… Стыд, срам! Пять лет не влюблялся, дал себе зарок, и вдруг втюрился, как оглобля в чужой кузов! Руку предлагаю. Да или нет? Не хотите? Не нужно! (Встает и быстро идет к двери.)
Попова. Постойте…
Смирнов (останавливается). Ну?
Попова. Ничего, уходите… Впрочем, постойте… Нет, уходите, уходите! Я вас ненавижу! Или нет… Не уходите! Ах, если бы вы знали, как я зла, как я зла! (Бросает на стол револьвер.) Отекли пальцы от этой мерзости… (Рвет от злости платок.) Что же вы стоите? Убирайтесь!
Смирнов. Прощайте.
Попова. Да, да, уходите!.. (Кричит.) Куда же вы? Постойте… Ступайте, впрочем. Ах, как я зла! Не подходите, не подходите!
Смирнов (подходя к ней). Как я на себя зол! Влюбился, как гимназист, стоял на коленях… Даже мороз по коже дерет… (Грубо.) Я люблю вас! Очень мне нужно было влюбляться в вас! Завтра проценты платить, сенокос начался, а тут вы… (Берет ее за талию.) Никогда этого не прощу себе…
Попова. Отойдите прочь! Прочь руки! Я вас… ненавижу! К ба-барьеру!
Продолжительный поцелуй.
XI
Те же, Лука с топором, садовник с граблями, кучер с вилами и рабочие с дрекольем.
Лука (увидев целующуюся парочку). Батюшки!
Пауза.
Попова (опустив глаза). Лука, скажешь там, на конюшне, чтобы сегодня Тоби вовсе не давали овса.
Занавес
Шутка в одном действии
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Степан Степанович Чубуков, помещик.
Наталья Степановна, его дочь, 25-тн лет.
Иван Васильевич Ломов, сосед Чубукова, здоровый, упитанный, но очень мнительный помещик.
Действие происходит в усадьбе Чубукова.
Гостиная в доме Чубукова.
I
Чубуков и Ломов (входит во фраке и белых перчатках).
Чубуков (идя к нему навстречу). Голубушка, кого вижу! Иван Васильевич! Весьма рад! (Пожимает руку.) Вот именно сюрприз, мамочка… Как поживаете?
Ломов. Благодарю вас. А вы как изволите поживать?
Чубуков. Живем помаленьку, ангел мой, вашими молитвами и прочее. Садитесь, покорнейше прошу… Вот именно, нехорошо соседей забывать, мамочка моя. Голубушка, но что же вы это так официально? Во фраке, в перчатках и прочее. Разве куда едете, драгоценный мой?
Ломов. Нет, я только к вам, уважаемый Степан Степаныч.
Чубуков. Так зачем же во фраке, прелесть? Точно на Новый год с визитом!
Ломов. Видите ли, в чем дело. (Берет его под руку.) Я приехал к вам, уважаемый Степан Степаныч, чтобы обеспокоить вас одною просьбою. Неоднократно я уже имел честь обращаться к вам за помощью, и всегда вы, так сказать… но я, простите, волнуюсь. Я выпью воды, уважаемый Степан Степаныч. (Пьет воду.)
Чубуков (в сторону). Денег приехал просить! Не дам! (Ему.) В чем дело, красавец?
Ломов. Видите ли, Уважай Степаныч… виноват, Степан Уважаемыч… то есть, я ужасно волнуюсь, как изволите видеть… Одним словом, вы один только можете помочь мне, хотя, конечно, я ничем не заслужил и… и не имею права рассчитывать на вашу помощь…
Чубуков. Ах, да не размазывайте, мамочка! Говорите сразу! Ну?
Ломов. Сейчас… Сию минуту. Дело в том, что я приехал просить руки у вашей дочери Натальи Степановны.
Чубуков (радостно). Мамуся! Иван Васильевич! Повторите еще раз — я не расслышал!
Ломов. Я имею честь просить…
Чубуков (перебивая). Голубушка моя… Я так рад и прочее… Вот именно и тому подобное. (Обнимает и целует.) Давно желал. Это было моим всегдашним желанием. (Пускает слезу.) И всегда я любил вас, ангел мой, как родного сына. Дай бог вам обоим совет и любовь и прочее, а я весьма желал… Что же я стою, как болван? Опешил от радости, совсем опешил! Ох, я от души… Пойду позову Наташу и тому подобное.
Ломов (растроганный). Уважаемый Степан Степаныч, как вы полагаете, могу я рассчитывать на ее согласие?
Чубуков. Такой, вот именно, красавец и… и вдруг она не согласится! Влюблена, небось, как кошка и прочее… Сейчас! (Уходит.)
II
Ломов (один).
Ломов. Холодно… Я весь дрожу, как перед экзаменом. Главное — нужно решиться. Если же долго думать, колебаться, много разговаривать да ждать идеала или настоящей любви, то этак никогда не женишься… Брр!.. Холодно! Наталья Степановна отличная хозяйка, недурна, образованна… чего ж мне еще нужно? Однако у меня уж начинается от волнения шум в ушах. (Пьет воду.) А не жениться мне нельзя… Во-первых, мне уже 35 лет — возраст, так сказать, критический. Во-вторых, мне нужна правильная, регулярная жизнь… У меня порок сердца, постоянные сердцебиения, я вспыльчив и всегда ужасно волнуюсь… Сейчас вот у меня губы дрожат и на правом веке живчик прыгает… Но самое ужасное у меня — это сон. Едва только лягу в постель и только что начну засыпать, как вдруг в левом боку что-то — дерг! и бьет прямо в плечо и в голову… Вскакиваю как сумасшедший, похожу немного и опять ложусь, но только что начну засыпать, как у меня в боку опять — дерг! И этак раз двадцать…
III
Наталья Степановна и Ломов.
Наталья Степановна (входит). Ну вот, ей-богу! Это вы, а папа говорит: поди, там купец за товаром пришел. Здравствуйте, Иван Васильевич!
Ломов. Здравствуйте, уважаемая Наталья Степановна!
Наталья Степановна. Извините, я в фартуке и неглиже… Мы горошек чистим для сушки. Отчею вы у нас так долго не были? Садитесь…
Садятся.
Хотите завтракать?
Ломов. Нет, благодарю вас, я уже кушал.
Наталья Степановна. Курите… Вот спички… Погода великолепная, а вчера такой дождь был, что рабочие весь день ничего не делали. Вы сколько копен накосили? Я, представьте, сжадничала и скосила весь луг, а теперь сама не рада, боюсь, как бы мое сено не сгнило. Лучше было бы подождать. Но что это? Вы, кажется, во фраке! Вот новость! На бал едете, что ли? Между прочим, вы похорошели… Вправду, зачем вы таким франтом?
Ломов (волнуясь). Видите ли, уважаемая Наталья Степановна… Дело в том, что я решился просить вас выслушать меня… Конечно, вы удивитесь и даже рассердитесь, но я… (В сторону.) Ужасно холодно!
Наталья Степановна. В чем дело?
Пауза.
Ну?
Ломов. Я постараюсь быть краток. Вам, уважаемая Наталья Степановна, известно, что я давно уже, с самого детства, имею честь знать ваше семейство. Моя покойная тетушка и ее супруг, от которых я, как вы изволите знать, получил в наследство землю, всегда относились с глубоким уважением к вашему батюшке и к покойной матушке. Род Ломовых и род Чубуковых всегда находились в самых дружественных и, можно даже сказать, родственных отношениях. К тому же, как вы изволите знать, моя земля тесно соприкасается с вашею. Если вы изволите припомнить, мои Воловьи Лужки граничат с вашим березняком.
