Лавуан вызвал лифт. Тот ехал слишком долго и, недолго думая, француз бросился бежать по лестнице. Ступеньки пролетали с такой скоростью, что их едва можно было разглядеть. Пару раз споткнувшись и лишь чудом удержав равновесие, Филипп выбежал в холл, где его окликнула девушка. Внимание этому писатель не придал ровным счетом никакого, увеличив при этом темп своего бега. Швейцар, стоявший, как и прежде у дверей, не успел эти самые двери отворить перед спешившим гостем, и последний, уже по своему обыкновению, просто вынес своей тушей центральный вход. Возмущенный таким поведением швейцар под аккомпанемент визгу девушки-клерка из холла, начал было кричать на Лавуана, но тот, как и прежде, никак не реагировал на причитания в свой адрес. Свой взгляд он твердо и четко устремил на толпу шахматистов.
Разглядеть Негаша и Марсо оказалось не так просто. Очевидно, пара уже далеко отошла от того места, где Филипп видел их в последний раз. Наверняка пошли в толпу своих друзей. Как ни пытался Филипп найти свою возлюбленную, толпа шахматных энтузиастов то и дело преграждала ему путь, отвлекая и без того рассеянное внимание писателя на себя. Их нужно остановить… Нужно остановить…
Наконец, взгляд уперся в эфиопа. Он стоял посреди толпы своих коллег и разливал шампанское им в бокалы. Стой, не смей их поить! Филипп начал расталкивать зевак, к горлу уже подступали слова, которые необходимо было громко, так, чтобы услышали все в округе, прокричать.
– За нас! – поднял бокал Негаш. – Пусть нам всем улыбнется удача в этом турнире!
– За нас! – поддержала его Мелани и первой пригубила отравленный бокал.
Но залпом опрокинул свой бокал именно эфиоп и пара его дружков. Лавуан, крик которого так и не смог покинуть его нутра, остался стоять как вкопанный посреди оживленной площади. Его сковал страх. Несколько секунд оцепенения длились вечность. Каждая секунда отсчитывалась кровью, пульсирующей в голове. Один из собутыльников Мелани упал на брусчатку и стал обильно харкать кровью.
Лавуан попятился назад, наблюдая перед собой ужасающую картину. Убил человека. Я убил человека. Абсолютно невиновного… Француз резко развернулся и побежал. Филипп, спотыкаясь и падая, затем поднимаясь и продолжая свой побег, плакал навзрыд. Нужно бежать… Просто бежать, и все пройдет… Просто бежать и ничего не видеть… Бежать, как всегда бежал… Как бежал всю свою никчемную жизнь… Бежать от родных, работы, отношений, проблем… Если останусь – погибну. Стопы чувствовали каждый камень над которым пролетал Филипп – ноги буквально врезались в мостовую и с невероятной силой отталкивались от них. Нужно домой, к Фриде и Рене. Там безопасно, там меня никто не найдет. Лавуан и вправду бежал в сторону дома немки. Он выбрал этот путь наобум, не прикладывая никаких усилий. Его просто тянуло домой, туда, где никто не узнает о случившемся. А что если я приведу погоню к ним? Что если я стану причиной их погибели? Нельзя возвращаться домой.
Филипп внезапно остановился. Сердце колотилось как бешенное, горячий воздух из легких вырывался наружу с характерным грохотом горла, глаза были все в слезах. Француз обернулся посмотреть на преследователей. Никого не было. Преследовало Лавуана лишь собственное воображение, подкрепленное животным страхом перед смертью. Он смотрел на пустующую улицу в мертвой тишине и не мог поверить происходящему. В полубреду казалось, что все произошедшее не более, чем сон – злобное наваждение злостного монстра, нашептывающего мирно спящему французу свои гадкие мысли. Филипп зажал глаза в надежде проснуться. Ничего не произошло: на улице по-прежнему не было ни души. Единственные звуки, которые можно было бы уловить, раздавались откуда-то издалека: с оживленных улиц и площадей города, где всегда кипела жизнь. Вокруг Лавуана жизни не было. Я приношу только смерть.
Писатель спустился по узкой соседней улочке, пройдя между небольших зданий, к набережной реки. На удивление, вокруг не было ни души. Будто все население города, окромя пары бродяг, вроде Лавуана, и влюбленной парочки, стоявшей на мосту неподалеку, находились на другом конце мегаполиса. Они живут полной жизнью где-то там… Мне повезло, что и на мою долю выпадали дни такого праздника. Может это расплата? За трусость? За неуважение к другим? За высокомерие? Филипп сел на краю и свесил ноги, разглядывая темную воду, плавно бежавшую под ним. Рядом проходил захмелевший бездомный, намертво присосавшийся к бутылке какого-то дешевого вина, на которое у него едва были деньги. Наверняка украл.
– Дбрй вчер, – демонстративно снял шляпу бездомный. – Пзвольте прсисеть, – с этими словами мужичок попытался было сесть, предварительно аккуратно поставив бутылку на землю прямо рядом с Филиппом, но упал, сильно ударившись головой. Лавуан испугался искалеченного гостя, быстро, насколько это возможно, подскочил и принялся оттаскивать бездомного к зданию, чтобы облокотить его хоть на что-нибудь. Голова мужика была пробита, руки писателя теперь были измазаны кровью, от вида которой Лавуана тошнило. Совсем дурак… Упился в усмерть. Филипп хотел было оставить прохожего сидеть возле здания, но не смог уйти просто так, ничего не сделав. Он снял с себя свой любимый пиджак, оставшись в одной рубашке и жилетке, и принялся перевязывать им голову бродяги. Получилось не очень – Лавуан никогда не славился навыками в медицине – однако, кровь остановить он тем самым сумел. Тяжело выдохнув, француз медленно вернулся на прежнее место подле реки.
Бутылка, по неосторожности оставленная пьяницей, приглянулась писателю. Взяв ее и немного покрутив, пытаясь впотьмах разглядеть марку, Лавуан пригубил горькое вино. Неприятный вкус и аромат, если его можно было так назвать, ударили по желудку Филиппа и его снова начало тошнить. Тем не менее, он не посчитал это поводом прекратить пьянство посреди улицы. За сегодня я выпил алкоголя больше, чем за последние годы. Кто бы мог подумать, что такая ночь настанет? Боюсь даже предполагать, что ждет меня завтра…
Кто сказал, что тебя что-то ждет, дорогой? Паучиха, притаившаяся под водой, и выглядывавшая оттуда своими яркими маленькими глазками, нашептывала свой яд прямо в голову писателю. Посмотри на свои руки… Филипп не решался подчиниться приказу монстра. Я сказала: посмотри на чертовы руки! Лавуан поглядел на свои худые обветренные ладони. Они были все в крови. Часть уже успела подсохнуть, но кое-где алая жидкость плавно перетекала по коже писателя. Думаешь, это кровь того несчастного пьяницы? Бьюсь об заклад, уже считаешь, что помощь бродяге искупает твою вину за все грехи. Хотя, зная твою горделивую натуру, ты наверняка уже считаешь себя святым…
Неправда…
Разумеется неправда! Какой из тебя святой? Столько крови на руках может быть лишь у отпетого маньяка! Прознай Господь про твои деяния
