Показывается процессия с покрытым телом Неоптодема на носилках.
КорифейВот и царь… но, увы! Он не сам
Из дельфийской земли
На родимые нивы ступает.
На руках он лежит, как добыча,
Бесталанный… И оба вы горьки.
Так ли думал, старик, ты встретить
Молодого царя? О, увы! Вас один
Удар поразил,
И бездна несчастья глотает…
Горе мне… Ужас какой
К дому подходит, в ворота стучится!
Увы мне! Увы!
О, град фессалийский! Погиб я,
Исчез я… Я куст обгорелый[23],
Один и бесплоден…
О, мука!.. Отраду какую
Лучами я глаз обовью?
Вы, милые губы… ланиты и руки!
О, лучше бы вас заморозила смерть
На бреге Скамандра…
Да, мог добыть он смерть славнее этой,
И ты бы был счастливее, старик.
Проклят да будешь ты, брак,
Семью сгубивший и царство… о, проклят!
Увы мне, дитя!
Зачем было с родом зловещим
Детей сопрягать нам, и смертью
Одеть[24] Гермионе
Я дал нас зачем? О, пускай бы
Перун ее раньше сразил!
О, лучше бы в теле отцовском кровавой
Ты богу стрелы, вопия, не сулил[25]:
С бессмертным не спорят.
Ой, лихо мне, ой, смерть моя, ой-ой…
Обряду верная, почившего встречаю.
Ой, лихо мне, ой, смерть моя, ой-ой…
Вдвойне за стариков и горьких[26] отвечаю.
То – божия судьба… то – божья воля.
О дитятко… О, на кого ты дом оставил?
И старика бездетного и жалкого кому
Ты поручил?
Да, умереть тебе бы раньше внуков…
Волосы ты терзай себе,
Жалкий старик!
Для головы не жалей
Тяжких ударов… О, город, о, город!
Двое детей и Фебом убитых…
Ты испытал и видел столько мук,
Тебя, старик, теперь и солнце не согреет.
Я сына схоронил, и вот – мой внук:
Мне муки горькие один Аид развеет…
С богиней брак тебе не скрасил жизни.
Те гордые надежды где? Они далеко,
И с ними счастие Пелеево – увы! – в земле
Погребено.
Ты ж одинок и в одиноком доме.
Нет тебя, царство, нет тебя!
Ты же зачем,
Скипетра бремя? Прочь!
В сумрачном гроте проснись, Нереида:
Мужа, богиня, гибель ты узришь…
Как воздух дрожит… Что это движется там?
Божество? О сестры, глядите:
В белом эфире плывет…
Вот на поля, отраду коней,
Тихо ступает, сестры.
В вышине появляется Фетида.
ФетидаВнемли, Пелей! В воспоминанье брака
Оставила чертог Нереев я
И прихожу к тебе. Ты полон муки,
Но унывать не надо. Мне ль не радость
Сулили боги от детей моих?
А где ж та радость? Разве хоронить
Мне не пришлось – крылатыми стопами
Прославленного сына и звезду
Меж юношей Эллады? Ты же слушай,
Зачем к тебе пришла я. К алтарю
Дельфийскому пошли ты это тело…
Пусть будет гроб Ахиллова птенца
Укором для дельфийцев, и известно
Да будет всем, что пал он от руки
Орестовой. А пленницу, – ты понял,
Что Андромаху так зову, – пошли
В молосские пределы, обручивши
С Геленом[27] там; дитя ее теперь —
Последний Эакид[28], но не угаснет
Молосский род его и славен будет…
И ты, старик, не бойся: кровь твоя
От нас не оскудеет, вечно жить ей,
Как Илион богами не забыт,
Хоть злобою Паллады и разрушен.
Тебя ж, Пелей, чтоб радость ты познал
Божественной невесты, от печали
Освободив юдольной, сотворю
Нетленным я и смерти неподвластным:
Ты будешь жить в Нереевом дому
Со мной, как бог с богинею. Оттуда ж,
Не оросив сандалий, выйдешь ты,
Чтоб посетить на острове Ахилла:
На Белом берегу его чертог[29]
Евксинскими омыт волнами, старец.
Ты мертвого немедля снаряди,
Пелей, в дельфийский город богозданный,
А схоронив его, приди и сядь
В глубокий грот на мысе Сепиады
Старинном; там меня ты ожидай.
Приду туда в веселом хороводе
Я за тобой, старик. А что судьба
Назначила, неси: то – Зевса воля.
И по умершем прекрати печаль:
Богами всем один назначен жребий[30],
И каждый там читает – ты умрешь.
Исчезает.
Владычица… О дочь Нерея… Слава
Моя… Моя невеста… Здравствуй, радость!
Ты сделала достойное тебя,
Достойное рожденного тобою,
О, плакать я забуду, и твои
Мне дороги слова. Похоронивши
Почившего, к пещерам я пойду
У Пелия, где обнял я, богиня,
Твой дивный стан… О, как бессмыслен тот,
Кто ищет жен богатых! Благородных
Ищите жен для сыновей, и в дом
Лишь честный дочь отдать ты должен, если
Не хочешь горя ты. Худой жены,
Хотя бы златом весь твой дом покрылся,
Не должен ты желать. И если б все
Так рассуждать могли, то не пришлось бы
И гнева нам бессмертных трепетать.
Уходит.
Хор(покидая орхестру)Многовидны явленья божественных сил,
Против чаянья много решают они:
Не сбывается то, что ты верным считал,
И нежданному боги находят пути;
Таково пережитое нами.
О город Фив — Андромаха была родом из мизийских Фив, в Малой Азии.
Ахилл был убит стрелой Париса, направленной рукой Аполлона. Еврипид выбирает версию мифа, согласно которой Неоптолем разгневал бога, проклиная его за смерть отца.
Кронидовой дочери чадо — Гермиона, дочь Елены, рожденной от Зевса.
О, молодость пощады не дает — молодость Гермионы подчеркивается постоянно и служит одним из объяснений ее характера.
Дочь его убийцы — поскольку Елена причина гибели Ахилла, как и множества других греков.
У старух – в подлиннике “осиротелые старики”. Интерес Еврипида к разным возрастам человека проявляется здесь в том, что одним из персонажей выступает старик Пелей, лишившийся под Троей сына, а в этой трагедии теряющий внука. В сцене, когда Пелей спасает Андромаху и ее рожденного от Неоптолема сына, происходит редкое не только для греческой литературы событие – встреча прадеда с правнуком.
Двух мирных за пальму поссорят певцов – в афинском театре трагики состязались за награду.
Дочь казнить – см. “Ифигения в Авлиде”.
Фасис – река на Кавказе.
И ты бы Фока, царь, не убивал – Пелей в молодости убил своего сводного брата Фока.
В чертогах госпожа моя – Гермионе следовало покончить с собой (как это сделала, например, Федра), и первые слова Кормилицы вызывают именно такое ожидание.
Как ладью – образ гонимого бурей корабля, который сначала применялся к Андромахе, теперь переходит на Гермиону.
Иль зыбкою елью (точнее, сосной) – корабль “Арго”, первым проскочивший через Симплегады, был сделан из сосны.
К додонскому оракулу – в Додоне гадали по шороху посвященного Зевсу дуба.
Симоент – река под Троей.
Колесниц безвенечных побед – то есть боевых, в отличие от спортивных, получающих венки на состязаниях.
В узорном – эпитет добавлен переводчиком. Приказ Оресту отнюдь не был “загадочным оракулом”.
На последних ступенях… лестницы – образ, конечно, не греческий. В подлиннике: “У последних рубежей старости”.
Парнас – гора над Дельфами.
Танец бурный – пиррихий, военная пляска.
Троянским прыжком – смысл выражения не совсем понятен. “Так, как научился в боях под Троей?” или: “Как метались перед смертью троянцы?”
Этот ужас явил нам бог – Аполлон оказывается ничем не лучше других “даймонов” – Афродиты, Диониса, Ареса.
Куст обгорелый – метафора переводчика.
