дым.
Здесь прорастет любое семя,
Озирис целину вспахал.
Поймало бриз крылами племя,
И чайки кинулись за вал.
Что стены для таких созданий?
Свободной твари нет преград,
Неведом стыд и состраданье.
Качнулось солнце на закат.
От стаи клуша отделилась.
Когтями рыбу порвала,
В мерлон насиженный вцепилась.
Заклокотала: “ – Гла! Гла! Гла!”
Прозрачный призрак проявился:
“ – Эй, дура, прикуси язык.
Я тут за главного! Молился.
Угомони безбожный крик.
В былое время, дня осьмого
Услышал милость в месяц май.
Прославил Господа Святого.
Стяжал благословенный Рай.
Я башню с именем Христовым
Воздвигнул к гибели врагов.
Теперь служу твердыне словом,
Не жду в награду жемчугов.”
Маёвка снова прогалдела.
Сверкнул глазищами в неё.
“ – Ишь, прямо сверху углядела?
Сгублю, коль слушаю враньё!
Грядёт “зазывящу” кончина.
Суд над антихристом пришел.
Великая Екатерина
Вгоняет в горло рабства кол.
Вознагражу твои старанья.
Получишь ныне золотой.”
И чтоб исполнить то желанье,
Возвал слугу из кладовой.
“– Набиб, татарская зараза!
Куда опять он с глаз пропал?”
На полусогнутых из лаза.
Чумазый малый закивал:
“ – Часы промазывал, эфенди.
За маслом бегал, вновь идут.
Хороший рус. Дал много деньги.
Под башней порох. Бах! Взорвут!”
Отпрянул призрак, закрестился,
На камень пал, остекленел,
Завыл, взревел, под купол взвился
И на прислужника насел.
“ – Да, как же ты посмел, мерзавый,
Рубли серебряные взять.
Пусть сгинет люд в резне кровавой.
Святыне должно устоять.
Не допущу в броне изъяна.
Я рыцарь стрельни, вечный страж.
Набибка! Псина окаянна!
До ночи русских туркам сдашь!”
…Сплошной поток с зарёю льется.
Повозки мулы волокут.
Ишак нагруженный плетётся.
Солдаты мзду за то берут.
Фасоль, икра, арбузы, слива.
С мехами въехала арба.
Жадна, прожорлива, спесива,
О, Кафа – Крымская Орда!
Язык повсюду тарабарский.
Врата распахнутые вширь.
Купалов с тёмною повязкой -
Слепец. Я – будто поводырь.
Крупинки мы в кипящей каше.
Вот-вот её проглотит рот.
Судьба качается на чаше.
Итог фатален – эшафот.
Секира воздух разрубила,
Закрыв дорогу на базар.
Толпа давила и теснила.
В шальварах красных янычар:
“ – Куда собачье отродье!?”
“ – С незрячим ищем птицу Рух.
Просить до дома на гнездовье.
Хлебнули всяких заварух.
Тысячилетия в скитаньи.
От Мариаба нить легла.
Дано с намазом приказанье
Вернуть Арабского Орла.”
“ – Геройский подвиг восхищает,
Но если в сказках верна суть,
Слон между нами обитает.
Задача только не вспугнуть.”
“ – Вода прозрачная в сосуде,
А вылью в море – затемнит.
Когда молва гласит о чуде,
Аллах, как истина, молчит.”
“ – Всё верно, мудрые сабеи.
Добро пожаловать, хаджа!”
Мы растворились поскорее,
Скользнув по лезвию ножа.
Купалов пальцами вцепился,
Повлек по тайным закуткам.
Обильный улей изломился -
Помои, грязь, болезни, срам.
У подземелья арсенала
Раздался посвист и затих.
Пароль – преддверие финала:
“ – Отторженная возвратих.”
Возникла тень, спешим вприпрыжку.
До цели тонкий волосок.
Купалов рвёт с бочонка крышку,
Фитиль просмоленный зажёг.
Вдруг разом тень удесятерилась.
Ударом крепким сбило с ног.
В секунду всё переменилось.
А у виска взвели курок.
Захлопнулся капкан подвала.
Я громко крикнул: “ – Атансьон!”
Коснулась горла сталь кинжала.
Нас предал купленный шпион.
Тут Нечто за спиной Ивана
Захохотало, затряслось.
От страха взвизгнула охрана.
Я это видел! Довелось!
––
Игра со счастьем
Майор цедил меж губ мадеру,
Наполнив доверху бокал:
“ – Спасти и другом стать Вольтеру,
Такого счастья не искал!
Не зря познаний набирался.
Все Ваши книжицы прочёл.
Крамольных дум не убоялся,
Сии в величие возвёл.”
Сижу в халате на подушке,
На тканом дорогом ковре,
Случайно уцелев в ловушке.
Клинком саднеет боль в ребре.
Пишу пером письмо Дашковой:
“Мой дивный Ангел, свет очей!
Влача удел судьбы суровой,
Красивых не ищу речей.
В разведке нахлебался страха.
Мы отбивались, как могли.
Под вопли с именем Аллаха
Главу товарища снесли.
Бр-р-р, не забуду, как пилили.
Сгубили мудрое чело.
Коль Вы, читая, загрустили,
Забудем про мирское зло.
Уберегло от смерти чудо.
Пленил французский офицер.
Цел, невредим, держусь покуда.
И сообщаю то, мон шер.
Примите пылкое признанье.
Любовь в разлуке испытал.
Дышу надеждой на свиданье…”
Майор послание прервал:
“ – Для Вас специально, угощайтесь,
Сладчайший сахарный щербет.
И даме сердца обещайтесь.
Клянусь, увидит Ваш портрет!
Не первый год при арсенале.
В такой дыре, эх брат, служу.
Но всё же хочется в финале
Вернуться в милое Анжу.
Рабыни – к чёрту! Надоели!
В мечтах к француженке парю.
Селянку. Властную. При теле.
Такую бабу в грёзах зрю.
Татары низменный народец.
Средь этой глины нет людей.
К войне единственный подходец -
Угнать без чести лошадей.
Жадны, ленивы и лукавы.
Идут прогрессу вперекор.
Такие не приносят славы.
Зачем царице этот сор?”
Я от щербета поперхнулся.
Самодовольный взгляд поймал.
Рукой к чернилам потянулся
И окончанье дописал:
“ …Как перед Львицей оправдаться?
Приказ не выполнил. Провал!
Склады должны были взорваться
И наступленью дать сигнал.
Забиты порохом подвалы,
Там ядер пушечных запас.
Ох, сколь бы ни были удалы,
При штурме Наши сгинут враз.
Спаситель до мигрени душный.
Глупец залился соловьем.
Примите поцелуй воздушный.”
И лист притиснул сургучом.
“ – Ах, милый друг, не оскорбляйтесь.
Для басурман Вы мой трофей.
Визит намечен, снаряжайтесь.
Нас хочет видеть сам Гирей.
А по секрету, между нами,
Готовлю дерзостный побег.
Угоним бриг. Под парусами
До дома, где изменим век.
Нет в Свете большего изъяна,
Держать в неведеньи людей.
Казним версальского тирана.
Мир расцветёт без королей!”
…Фонтана струи распустились,
Раскрыли влаги лепестки
И в брызги мелкие разбились
На щеки хана и виски.
В глаза мои проник с участьем,
Злодей сумел в них различить,
Как я играю своим счастьем,
Пытаясь сызмальства ловчить.
Мартышка рожицу скривила,
Гирея лобызнув в засос.
Мне стало горько и постыло,
Услышать в лоб прямой вопрос.
“ – Хотите в роскоши купаться?
Откройте тайное, Вольтер.”
“ – Желаний можно не смущаться,
Давая вольности пример.
Сознаюсь, о деньгах страдаю.
Одно лишь маленькое “но”.
Что за дублоны покупаю,
По крови кесарям дано.
Среди плебеев каждый мечет
В гарем султанский хищный взгляд.
Но похоть бедность не излечит,
Не обезвредит плотский яд.
Несет нотариус обломки
Творца, поэта-мудреца,
Запутавшись в головоломке,
Где всё приходит от отца.
Дает богатство превосходство.
На справедливость всем начхать.
Приятней взять такое свойство,
Чем жалость ближних вызывать.”
“ – А где же подвиг вдохновенья?
Слечь в гроб со златом – ваша суть.”
Мартышку с целью наставленья
Хан щелкнул по носу чуть-чуть:
“ – Все поменяются ролями,
Причиной став для тяжких бед.
Коль возомнятся королями
Распутник и недопоэт.”
“ – В Императиве ось основы.
А божий промысел – брехня.
Сорвем неравенства оковы!” -
Майор вступился за меня.
Гирей надменно усмехнулся.
Ножом вспорол тугой мешок.
Вояка вдвое перегнулся,
Считая золото у ног.
“ – Здесь состоянье, уверяю!” -
Корыстно рявкнул солдафон.
“– Сыграть немедля предлагаю.
Трофей поставите на кон.”
В стакане зары загремели.
Майора первого черёд.
Швырнул. Подпрыгнув, подлетели…
Крушенье чую наперёд.
Вточь. Сущий мизер! Хан метает.
Злой рок, увы, не изменить.
Судьба в железы одевает.
Смогу ли я в неволе жить?
Гирей прочёл моё смятенье,
Наставив вновь орлиный глаз:
“ – Развеем лишнии сомненья.”
И в перстне вывернул алмаз.
“ – Даю на выбор. Ваше право.
В рабы или сойти во Ад.”
В ячейке горькая отрава.
Я, не прельщаясь, выбрал яд.
––
Паденье во Ад
Я ощутил себя в Раю,
В потоке вечного блаженства.
На кромке облака стою,
Достигнув духом совершенства.
Купалов справа от меня.
Грохочут громы под ногами.
Блистают всполохи огня
Там, где-то снизу, в адской яме.
Иван молитву сотворил:
“ – Храни Спаситель и помилуй!”
Перстом над бездной прочертил,
Наполнив тьму незримой силой.
Родилась змейка и – в жерло
Зигзагом точным к арсеналу.
Взорвался! С неба сорвало.
И штурм начался по сигналу.
Я, низвергаясь, ликовал:
“ Приказ исполнили, сумели!”
И рухнул в тысячу зеркал.
Осколки в сердце засвистели.
Всё кончено! Теперь погиб…
“ – Ну полно, Милый друг, очнитесь.” -
Локтя божественной изгиб.
“ – Ужель во смерти Вы мне снитесь?”
Рассыпала хрустальный смех,
“ – Забыв про гордость, соблазняю
Склоняю, сударь, Вас на грех.
Хочу безумно, не скрываю.”
Мне не поверилось в мечту.
И Амазонка отшатнулась,
Стыдливо пряча красоту.
Губа обиженно надулась.
Ланиты алым налились.
Ресницы опустила скромно.
Какой кретин, хоть провались!
Пал на колени неуёмно.
Богиня обнажила стан.
Её ладонь меня коснулась.
От ощущенья, что
