Врачиха. Знаю. Не маленькие. А проверяю ладони, потому что кругом грипп. И если бы не мы, то вы давно бы отравились от переливания крови или скончались от солнечного простатита.
Мент. Вот так, значит? А неужели?
Врачиха. Да. Неужели.
Мент. А вы звёздочки считать умеем?
Врачиха. Умеем. Только у нас ваши звёздочки – большие, красные и с четырьмя концами, как у людей.
Пошла ругань, перепалка.
Мент. Ах, с концами! А вы бандитов видели с четырьмя концами? И не в кино понарошку, где лошади ходят. А на складе, среди разбитых фонарей или хотя бы в оперативном гараже?
Врачиха. Видели! Вы бандитов ловите, а я их лечу!
Мент. Плохо же вы их лечите!
Врачиха. Да уж похуже вашего!
Мент. Похуже нашего… А ты вот видела шрам?! (Оттягивает ворот у своей рубашки.)
Врачиха. Видела! И тебе такой покажу! (Оттягивает ворот рубашки.)
И тут они узнают друг друга.
Мент. Нура! Сиреньгуцанова!
Врачиха. Люсик! Кабалангуденко!
Бросились друг другу в объятия.
Мент. Нура!
Врачиха. Люсик!
Мент. А помнишь?
Врачиха. Помню!
Мент. Надо же… Двадцать лет!
Врачиха. Двадцать лет…
Ольга ревнует, подбежала к обнимающимся, пытается их разъединить.
Ольга. Ну ладно, ладно, хватит. Он мне ещё должен ладонь гадать. Вы же в обязанностях…
Врачиха (Ольге). Слушай, иди отсюда, не видишь, встретились?!
Всё это время практикантка расхаживала по комнате среди мёртвых, наконец, наклонилась к лежащему Дыбину.
Практикантка. Ух ты мой хороший, кучерявенький, на зайку похож.
Ольга возмутилась, подбегает.
Ольга. Не трогай! Это мой, это Дыбин!
Практикантка. Что значит твой? Раз лежит, то, значит, общий!
Ольга. Это не общий! Я с ним двадцать лет!
Практикантка. Ну ладно… Двадцать так двадцать. Так бы и сказала. Мне не жалко. Их тут много. (Подошла к лежащему Макшеву, стала его гладить.) Ух ты мой хороший, ух ты мой кучерявенький…
Ольга (ревнует). Этого тоже не трогай, этот тоже мой. (Обращаясь к врачам.) Скажите ей, чтобы она не приставала.
Врачиха. Ей можно приставать! Она же будущий врач!
Практикантка (Ольге). Слышала? Я – будущий врач, поэтому и пристаю… Ух ты мой хорошенький…
Врачиха (обращаясь к практикантке). Танюша, мне кажется, ты ошибаешься. Он уже неживой.
Практикантка. Ну и что, что неживой? А мне нравится. Кучерявенький. Уксусом пахнет. На Сталина похож. Я возьму тебя к себе. Ты у меня будешь жить в холодильнике…
Ольга растерялась. Потом посмотрела на часы.
Ольга. Ой! Уже двенадцать бьют! Новый год нас догнал! Товарищи! Давайте за стол! Давайте за стол! Смотрите у меня какая ёлка! (Ставит ёлку на стол.)
Мент. Ну вот так вот всю жизнь… Что ни праздник, то вот такая картина Репина: четыре трупа. (Показывает на трупы.)
Врачиха. Это еще что? Тут их только четверо. А у нас в морге их знаешь сколько? И ничего. Девочки выпивают. Не жалуются.
Практикантка хихикнула.
Мент. Ну, давайте, за удачное расследование! (Поднимает рюмку.)
Врачиха. За пациентов, которых ещё не поздно спасти! (Поднимает рюмку.)
Ольга. За мою ёлку! (Поднимает рюмку.)
Мент. Ёлка хороша, ничего не попишешь! (Показывает на игрушку.) Вот этот вот стеклянный помидор – это кто?
Ольга. А давайте вы им будете?
Мент. Я не возражаю. Довольно остроумно.
Врачиха. А я буду вот этот шарик.
Практикантка. А я вот этот леденец…
Далее герои по одному выходят на авансцену.
Ольга. А я хочу выпить тост за наших людей. Потому что наши люди – это такие глаза, которых при всем желании ни в одной стране мира не отыскать даже в глубокой банке с палитрой портретного фотографа и живописца. И пусть в Новом году как можно больше карих, зеленых, голубых, и фиолетовых глаз украсят ваши гирлянды под звуки шипучего нераспробованного вина.
Мент. А я хочу выпить за профессионалов, которые и днём, и ночью, и в холод, и в стужу. С большой буквы. Постоянная борьба над собой. И трезвый расчёт. Ведь именно в профессионалах заключена та самая мужская честь, которую очень важно не растерять, примеряя сорочку, ещё когда ты не родился.
Врачиха. А я хочу выпить за наших женщин… Потому что наша женщина – это не просто мать… Это ещё и тепло наших рук и это вот такое огромное круглое сердце и красота, которая спасёт Достоевского…
Практикантка. Вот я – дура дурой! Но если мне взять и приклеить крылья, то я могу не просто взлететь. Я могу осчастливить. А ещё я могу оказаться на атомном реакторе. А ещё я могу оказаться за штурвалом подводной лодки. А ещё я могу оказаться на президентской тахте. Но самое главное во мне не это. Главное – это то, что я могу стать источником детей для нового поколения, которое продолжит начатое дело, несмотря на трудности, которые создаёт переменчивая судьба.
Лежащие на полу приподнимаются и тоже произносят по тосту.
Макшев. А я хочу поднять тост за любовь через двадцать лет! Чтобы через двадцать лет отношения были чистыми и чтобы вот так не подходили и не жали грязными руками, а жали на всё чистыми руками, с вежливыми словами: «Позвольте!»
Кожин. А я хочу выпить за то, чтобы через двадцать лет человек, наконец, победил долголетие. И не такое идиотское долголетие, как у индийских йогов: одна жизнь, вторая, потом третья… А за нормальное долголетие. Чтобы человек мог сам повернуть стрелки будильника в нужную ему сторону. Разумеется, до разумных пределов, чтобы не уйти в отрицательный возраст.
Дыбин. А я хочу выпить тост за электрификацию всей страны! Чтобы через двадцать лет появились новые источники электроэнергии. И не только электрические с наслюнявленными концами, но и атомные, саморегулирующие гурманные витамины вовнутрь.
Чигитанский. А я хочу выпить, чтобы через двадцать лет риелторство развивалось не только ввысь и вширь, но и вовнутрь. Чтобы даже в багажнике мэра всегда нашлось два-три незанятых места, в которых можно уместить добрую отзывчивую семью.
Все. С Новым годом!
