Она повернула к нему ничего не выражающее лицо, глаза, полные неприязни. Какой-то миг он пристально смотрит на нее, затем резко спрашивает:
Тебе из моих слов что-нибудь понятно сделалось?
Эбби (растерянно). Может, и сделалось.
Кэбот (отталкивает ее от себя, говорит гневно). Ничего ты из моих слов не понимаешь – и во веки веков не поймешь. (Тоном холодной угрозы.) Коли ты во искупление не родишь мне сына…
Эбби (обиженно). Я ведь молилась?
Кэбот (с горечью). Так еще помолись – чтобы понимать!
Эбби (с затаенной угрозой). Будет у тебя от меня сын, обещаю.
Кэбот. Это как же ты можешь обещать?
Эбби. А я, может, ясновидящая. Может, я будущее предвидеть могу. (Странно улыбается.)
Кэбот. А пожалуй, можешь. Порой меня от тебя дрожь пробирает. (Содрогается.) Холодно тут. Неуютно. Какие-то твари по углам тычутся. (Натягивает штаны, заправляя в них ночную рубашку, а затем сапоги.)
Эбби (удивленно). Ты куда?
Кэбот (странным тоном). Туда, где спокой, где тепло, – в коровник. (С горечью.) С коровами-то поговорить можно. Они меня понимают. И меня, и ферму понимают. Я у них спокой найду. (Поворачивается к двери.)
Эбби (с некоторым испугом). Тебе неможется?
Кэбот. Зрею. Зрею, ровно плод на ветке.
Поворачивается и уходит, сапоги его грохочут на лестнице. Ибен рывком садится, прислушивается. Эбби слышит его движения и опять, не отрываясь, смотрит на стену. Кэбот выходит наружу из-за угла, становится у ворот и, моргая, смотрит в небо. Мучительно воздымает руки.
Кэбот. Боже Всемогущий, воззови из тьмы!
Прислушивается, как бы в ожидании ответа. Затем руки его быстро опускаются, Кэбот качает головой и медленно, тяжелой походкой удаляется в сторону коровника. Ибен и Эбби пристально смотрят друг на друга сквозь стену. Ибен тяжело вздыхает, Эбби ему вторит. Оба страшно нервничают, им не по себе. Наконец, Эбби встает, прижимается ухом к стене и слушает. Он как будто видит каждое ее движение и решительно застывает на месте. Эбби, словно влекомая некоей силой, твердо выходит из спальни. Его взгляд следует за нею. Затем, пока дверь его спальни тихо открывается, он отворачивается и ждет в неподвижном напряжении. Секунду Эбби стоит, смотря ему прямо в глаза, со взором, горящим от вожделения. Затем с легким вскриком подбегает к нему, обхватывает ему шею, после чего откидывает ему голову назад и осыпает поцелуями. Сначала он тупо ей подчиняется, затем сам обхватывает ее шею и возвращает ее поцелуи, но наконец, внезапно вспомнив о своей ненависти, вскакивает на ноги и отшвыривает ее от себя. Они стоят неподвижно, задыхаясь, подобные животным.
Эбби (наконец мучительно заговорила). Зря ты это, Ибен, зря – я бы счастье тебе дала!
Ибен (грубо). Не хочу я счастья – от тебя!
Эбби (беспомощно). Хочешь, Ибен! Хочешь! Чего ты неправду говоришь?
Ибен (злобно). Ненадобна ты мне, говорю тебе! Видеть я тебя не могу!
Эбби (с неуверенным, встревоженным смешком). Нну, я тебя, как-никак, целовала, а ты меня – в ответ, и губы у тебя горели, уж об этом-то не спорь! (С напором.) Ежели тебе все равно, то почему ты меня целовал в ответ, почему у тебя губы горели?
Ибен (утирая губы). Это мне было ровно отрава. (Издевательски.) Когда я тебя целовал в ответ, то, может, о другой думал.
Эбби (исступленно). О Мин?
Ибен. Может, и о ней.
Эбби (испытывая муки). Ты к ней ходил? Вправду ходил? А я-то думала, что, может, и нет. Это ты поэтому меня сейчас отпихнул?
Ибен (спрезрительной ухмылкой). А коли так?
Эбби (в ярости). Поганый же ты кобель, Ибен Кэбот!
Ибен (угрожающе). Но-но, со мной так разговаривать нельзя!
Эбби (с пронзительным смехом). Ах, вот оно как! Или ты решил, будто я в тебя влюбившись – в такого-то хлюпика! Держи карман! Ты мне только для одного нужен – и я этого добьюсь, потому я сильнее тебя!
Ибен (враждебно). Я и знал, что тебе одно лишь и надобно – все тут слопать!
Эбби (дразня). Может, и так!
Ибен (в ярости). Пошла вон из моей комнаты!
Эбби. Это моя комната, а ты – всего-навсего батрак!
Ибен (угрожающе). Пошла вон, покудова живая!
Эбби (с полной уверенностью). Ничуточки я не испужалась. Ты ведь меня хочешь, правда? Да-да, хочешь! А сынок твоего-то папаши то, что хочет, не убьет! Ишь, глаза-то у тебя какие! В них похоть, они по мне горят-сгорают! А губы? Трясутся, хотят меня целовать, а зубы – кусать!
Теперь он за нею наблюдает, во власти жутких чар. Она разражается сумасшедшим, торжествующим смехом.
Дом этот я своим сделаю! В ём одна лишь комната покуда не моя, да этой ночью и она моею станет. Пойду-ка зажгу в ей свет. (Насмешливо ему кланяется.) Не соизволите ли вы за мной поухаживать в лучшей гостиной, мистер Кэбот?
Ибен (крайне растерянный, уставился на нее, говорит тупо). Не смей! Гостиную не отпирали с тех пор, как маманя померла! Там ейный гроб стоял! Не смей…
Но глаза ее до того жгуче впились в его глаза, что воля его как будто оказалась испепеленной ее волей. Он беспомощен, его качнуло в ее сторону.
Эбби (держит его взгляд на приколе своего и вкладывает в слова всю свою волю, пока пятится к двери). Жду тебя вскорости, Ибен.
Эбби уходит. Какое-то время Ибен смотрит ей вслед, двигаясь к двери. В окне гостиной загорается свет.
Ибен (бормочет). В гостиной? (Это, видимо, вызывает определенные ассоциации, потому что он возвращается, надевает белую рубашку, воротничок, автоматически завязывает наполовину галстук, берет шляпу, стоит босой, растерянно оглядываясь по сторонам, и недоуменно бормочет.) Маманя! Да где же ты?
И медленно направляется к двери.
Через несколько минут. Открывается гостиная, мрачная, гнетущая комната, подобная склепу, в котором хоронят заживо. Эбби сидит на краю набитого конским волосом дивана. Она зажгла все свечи, и комната предстает во всем своем законсервированном уродстве. С Эбби произошла перемена. Теперь она охвачена ужасом, готова убежать.
Дверь отворяется, входит Ибен. На его лице написана смятенная одержимость. Он стоит уставясь на нее, босой, с безвольно повисшими руками, и держит шляпу.
Эбби (после паузы, с нервной, «светской» учтивостью). Ты не присядешь?
Ибен (тупо). Ага.
Автоматически, аккуратно кладет шляпу на пол возле двери и напряженно садится рядом с Эбби на край дивана. Оба неподвижны и смотрят прямо перед собой глазами, полными страха.
Эбби. Когда я сюда вошла – впотьмах – тут вроде что-то было.
Ибен (просто). Мать моя.
Эбби. Я и сейчас чувствую… что-то.
Ибен. Это мать моя.
Эбби. Попервоначалу я перепужалась. Так и подмывало закричать да убечь. А теперь ты пришел и оно вроде бы ко мне смягчилось, подобрело. (Обращаясь в пустоту – странно.) Спасибо.
Ибен. Мать завсегда меня любила.
Эбби. Может, понимает, что я тебя люблю. Может, потому и подобрела.
Ибен (тупо). Не знаю. Я бы думал, что она тебя ненавидеть будет.
Эбби (уверенно). Нет. Чую, ненависти ко мне больше нету.
Ибен. Ненавидеть за то, что ты место ейное заняла – тут, в ейном доме, сидишь в гостиной, где гроб ейный стоял… (Внезапно останавливается, в отупении уставясь перед собой.)
Эбби. Ты чего, Ибен?
Ибен (шепотом). Маманя вроде бы не хочет, чтобы я тебе напоминал.
Эбби (взволнованно). Чуяла я, Ибен! Она ко мне добрая! У ей ко мне вовсе нету недоброхотства за то, о чем я знать не знала и поправить не могла!
Ибен. У мамани к нему недоброхотство.
Эбби. Нну, и у всех нас тоже.
Ибен. Ага. (С жаром.) А уж у меня-то еще какое!
Эбби (берет его за руку и похлопывает по ней). Нну, нну… Ты об нем не думай, не серчай. Ты о матушке своей подумай, потому как она к нам добрая. Расскажи мне про матушку, Ибен.
Ибен. Да нечего особо рассказывать. Добрая она была. Хорошая была.
Эбби (одной рукой обнимает его за плечи, чего он как будто не замечает – страстно). Я с тобой буду хорошая да добрая!
Ибен. Иногда она пела.
Эбби. Я тебе петь буду!
Ибен. Это ейный дом. Это ейная ферма.
Эбби. Это мой дом! Это моя ферма!
Ибен. Он у ей все оттягал. Она была мягкая, слабая. Он ее не ценил.
Эбби. И меня не ценит!
Ибен. Он жестокостью своей ее убил.
Эбби. И меня убивает!
Ибен. Она померла. (Пауза.) Иногда она мне пела. (Разражается рыданиями.)
Эбби (обнимает его обеими руками – с буйной страстью). Я тебе петь буду! Я за тебя помру! (Несмотря на ее всепоглощающее вожделение к нему, в ее поведении и голосе сквозит искренняя материнская любовь – ужасающая смесь похоти и материнской любви.) Ты не плачь, Ибен! Я тебе заместо матери буду! Чем она была для тебя, я стану! Дай, я тебя поцелую, Ибен!
