Ромен Роллан - Лилюли

Хор. О достохвальная Дипломатия, о ангел, с неба в нашу юдоль ниспосланный, развеивающий мирной жизни скуку, уничтожающий все иные докуки — например, любовь и счастье (ибо они слишком банальны), переиначивающий все законы природы (ибо они лишь для скотов пригодны), разлучающий тех, что друг другу милы, соединяющий тех, что охотно друг друга бы задавили! О великая мастерица отыскивать иголку в стоге сена (а если ее там нет, так можно подсунуть — подложил же Иосиф золотой сосуд Веньямину в сумку)! О преславная фокусница, чьей ловкости рук мы обязаны тем, что, вставая утром, не знаем, в какой узел к вечеру будем завязаны! Ты, нам открывшая прелести войн и народных бедствий и благодетельность вражеских нашествий — жену мою изнасилуют, поле мое вытопчут и кишки мне выпустят (ну, а я зато выпущу другому!), ты, посвятившая нас в утонченные наслаждения алчности, зависти и вожделенья! (О, как приятно чужое отнять, а еще лучше совсем уничтожить — первое, конечно, весьма естественно, но второе почти божественно!) О ткачиха многоискусная, ты умеешь, разматывая нить, столько петель напетлять и узелков навить, что уж и во веки веков не распутать! И никому еще до сей поры не удавалось подглядеть тайны твоей игры, когда над зеленым сукном в шулерском азарте мечешь ты нас, как крапленые карты, — наши деньги и души, жизнь, кровь и мясо с костей, и наше именье, и наших детей! А уж когда нас исколотили, в ступке перетолкли и измолотили, ты нам подносишь в сто пунктов трактат — пресимпатичнейший маленький пакт, — где точно указано в заключенье, сколько с нас следует за все эти развлеченья. А мы говорим: «Мерси! Мерси! Не стесняйся, еще — проси!» — и тотчас лезем к себе в карманы, ибо, как известно, любит карась, чтоб жарили его в сметане. А я карась — и тем горжусь! Лишь помани — сам в рот ложусь! О Дипломатия богоравная! Чем была б наша жизнь без тебя, преславная! Выпивка без похмелья... Без зависти веселье... Яблоко без червя... Летний день без дождя... То есть просто пошлятина, скука и преснятина!

Полишинель. А что это там собрались за франты в эполетах и аксельбантах? Шепчутся, усами помавают, словно бы что-то затевают... Ни дать ни взять — навозные жуки вокруг кочки.

Господь бог. Они подают мне знаки... Надо пойти подсобить моим верным сынам. Ибо сказано: «На господа уповайте!» Хотя между прочим и сами не зевайте! (Обращаясь к окружающим.) Простите... Меня вызывают по делу... (Истине.) Нет, ты останься. Пока ты нам не нужна. Когда все будет кончено, тебе скажут. (Полишинелю.) Сын мой, оставляю ее на твое попеченье... Не злоупотребляй моим доверием! Я вернусь за ней. (Уходит маленькими шажками, тряся животом. Возвращается.) Главное, уважай ее. Ставь над собой высоко! (Собираясь уйти.) Храни ее!

Полишинель (подмигивая). Как зеницу ока!

Господь бог уходит.

Истина (настороженно следившая за ним). Ушел, что ли? (Кидается на шею Полишинелю.) Гоп-ля! Ну, похищай меня!

Полишинель. Что? Что?

Истина. Похищай меня, ну! Живо, живо! Бежим!

Полишинель. Да как!.. Да что!.. Да куда это годится!.. Да ты подумай — старик-то как разозлится!

Истина (топает ногами). Довольно с меня этих стариков! Королей, дипломатов, попов! Министров, журналистов, мыслителей, искателей, гробокопателей, банкиров, кумиров и вообще всякой старой рухляди! Не хочу, не хочу больше им служить! Не могу, не могу больше душой кривить! Хочу жить, петь, плясать, бегать, хохотать! О мой кузен некрасивый, горбатый, колченогий и конопатый, но честный, хоть и шальной, я буду любить тебя всей душой! Только спаси меня! Они же сейчас придут, они же опять меня запрут, они же мне рот заткнут и пояс целомудрия на меня наденут! Похить меня! Мы станем с тобой по дорогам скитаться, радоваться и смеяться, правду всем говорить, гордецов дразнить, узников освобождать, на закованных цепи рвать, зажмуренным глаза разлеплять и в их закоптелых мозгах искру света воспламенять! Мы будем свергать алтари и троны и уничтожать неправедные законы, и сквозь разодранную завесу тьмы звездный праздник увидим мы!

Полишинель. Легче, легче!.. Кузиночка, это все очень хорошо и прекрасно... Но боюсь, что этак мы заночуем в полицейском участке!

Истина. И это пугает Полишинеля? Да мы же будем вместе, в одной постели! Поли мой, Пулэ, Полишиненочек! Дружочек мой, голубеночек! Ты только помни, что бы ни случилось, где б мы с тобою ни очутились — в участке, в застенке, на гильотине, — клянусь, я тебя никогда не покину! Мы любим друг друга — ведь так? А прочее все пустяк!

Полишинель. Простите, простите, но для меня это совсем не пустяки!

Истина. Да мы же будем вместе! Вдвоем! Понимаешь? С тобой я хоть на костер!

Полишинель. На костер! Ух ты! Конечно, вдвоем... Но все-таки... Фу, даже в пот бросило, как от припарки... Нет, знаете, пусть уж лучше я буду один, но где-нибудь, где не так жарко!

Истина. Малодушный! Заячье сердце! Трус! Ты словно школьник — чуть что и уже ай, ай, боюсь! Да и все-то вы на словах герои, а на деле бараны, любители показывать кукиш в кармане! Как и твои предки, великие Полишинели, мастера иронии и сарказма, от Вольтера и до Эразма, вы больше всего цените свой теплый халат и ночной колпак и смеяться дерзаете только себе в кулак! Хороши, нечего сказать, у меня любовники! Я их любила, я их освободила, но меня самое они оставляют в плену... Нет, вы не любите Истину, нет, вы любите только себя, для себя только ищите правды, а не для всех, — нет, ты лисица, но ты не лев, о смех! Так смейтесь же, остряки, вашей карою будет то, что ложь вы, пожалуй, поймаете в свои сети, но Истину — ни за что на свете! Раз вы боитесь на люди показаться со мной, то и я не буду для вас верной женой, той, что днем стоит рядом, у твоего плеча, а ночью склоняется над изголовьем. Вы останетесь одни, в пустоте, в темноте — одни со своими смешками и усмешечками. И станете тогда меня звать, но я не откликнусь, ибо рот у меня будет зажат. Ах, да когда же он придет, великий Смех Победитель, и воскресит меня своим рыканьем!

Господь бог (издали). Эй, Истина! Иди, пора! Время тебе одеваться!

Истина яростно закутывается в свой цыганский плащ.

Истина (Полишинелю.) Больше ты от меня не услышишь ни слова! (Убегает.)

Полишинель. Ну и прекрасно! Вот не было мороки! Заладила свое — тарантит, как сорока. Кузиночка, бесспорно, очень мила, но темперамент! Прямо вулканический! Нет, с ней связываться это было бы худшее из безумий — представляете, у вас в постели да этакий Везувий! А мне-то говорили, что Истина величава, важна, добродетельна и скромна, благоразумна, благовоспитанна и несколько ограниченна... Вот и верь после этого брачным объявлениям! Куда там! Бешеная коза! А видали, какие у нее глаза? Так и прыщет из них огонь! Сожжет, испепелит, только ее тронь! А попробуйте с этакой под руку прогуляться — да ведь все будут пальцами на вас показывать и смеяться... Нет, знаете ли, Истина, — это, конечно, возвышенно и благородно, но в семейном быту миленькая маленькая ложь гораздо удобней! Так что вот, господа, давайте уж лучше лгать и мыслишками куцыми, как мячиками, играть! Стой! Это что? Отдай! (Вырывает у проходящей мимо женщины какой-то предмет, который та, нагнувшись, подняла с земли.) Цветок граната из черных ее кос, еще хранящий аромат дразнящий буйных ее волос... Никому не отдам! Это мое! Буду его нюхать, жевать, целовать и у сердца держать, пока жизни моей не придет конец... О боже мой... Я трус! Я подлец!

Рабочие (работают и поют. Быстрый, пляшущий напев).

Ритурнель на маленькой флейте.

Рабочие (на другой стороне оврага, работают и поют. Медленный темп).

Обе партии рабочих поют одновременно.

Великий дервиш (обращаясь к Господу богу). Каковы наглецы! Дерзают оскорблять вашу святость своими дурацкими шутками!

Господь бог (снисходительно). Ничего, сын мой, ведь этим они не хотят меня унизить, а только к себе приблизить. И если, чтоб стать их ближним, надо носить рога, ну что ж — бог Апис является же в образе быка!