Пашка усмехнулся, взял пистолет, осмотрел его, вынул обойму, вставил обратно.
Что? Все в порядке?
Пашка подбросил пистолет на руке.
Стрелять-то умеешь?
Пашка усмехнулся.
А то ведь еще не убьешь – напугаешь только или, чего доброго, покалечишь… Или убьешь?
ПАШКА. Возьми. Надо будет, обойдусь и без него. (Протягивает пистолет Шаманову, но тот его не принимает. Пистолет остается у Пашки.)
ШАМАНОВ. Зачем же без него?.. Каким образом? Поленом, что ли? Или топором?.. Нет, милый мой, поленом – это вульгарно, поленом я не согласен… У тебя в руках неплохая машина. Старенькая, правда, но все же… Может, попробуешь?
ПАШКА. Брось, следователь. Кончай. Мне не до шуток, учти это.
ШАМАНОВ. Мне тоже не до шуток.
ПАШКА. Держи. (Снова протягивает Шаманову пистолет.) Я тебя предупредил, ты меня понял. Разойдемся добром… Слышь? (Глухо.) Шуруй по чердакам. Знай свое место… И учти, этот разговор последний. Если увижу…
ШАМАНОВ (перебивает). Ты увидишь… Сегодня же ты увидишь.
ПАШКА. Брось.
ШАМАНОВ. Мы встречаемся здесь. В десять вечера… Мы с ней давно встречаемся. Ты опоздал.
ПАШКА. Заткнись…
ШАМАНОВ. Ты зря стараешься. Ты ей не нужен.
ПАШКА (кричит). Заткнись, тебе говорят!
ШАМАНОВ. Ты ей не нужен.
Пашка отступает от Шаманова, сжимая в руке пистолет.
Она любит меня… Тебе не видать ее… идиот, как ты не понимаешь… никогда не видать… (Вцепившись руками в подлокотники стула, кричит истерически.) Стреляй!
Пашка нажимает на собачку – ясно слышен стук бойка. Осечка. На лице у Шаманова – ужас, потом недоумение. Пашка роняет пистолет.
(Приходит в себя, но разжать пальцы, которыми несколько секунд назад он схватился за подлокотники, ему не сразу удается. Но вот он овладел руками. Ладонью провел полбу и по глазам.) Подними пистолет.
Пашка поднимает пистолет.
Положи на стол.
Пашка положил пистолет на стол.
Уходи.
Пашка, чуть пошатываясь, будто пьяный, спускается с веранды. Он уходит. Шаманов хотел подняться, но безуспешно. Ноги его не держат.
Через мгновение появляется Еремеев. Что-то бормоча и охая, он усаживается на нижней ступеньке крыльца.
ЕРЕМЕЕВ. Ох-хо-хо…
ШАМАНОВ. Что, дед? Как твои дела?
ЕРЕМЕЕВ. Дела, ядреная бабушка. Человеку не верят, бумагам верят.
Шум подъезжающей машины.
Работал, сорок лет работал…
ШАМАНОВ (поднимается). Сочувствую тебе, дед. Помочь ничем не могу. (Прячет пистолет.)
Звук машинного тормоза, мужской голос: «Ну че, поехали?»
Сейчас поедем! (Берет со стола салфетку, достает ручку, быстро пишет и складывает салфетку вчетверо.) Дед, у меня к тебе просьба. Будь добр, передай эту бумагу Валентине. Знаешь Валентину?
Еремеев кивает. Шаманов отдает ему записку. Появляется Кашкина. Услышав голос Шаманова, она останавливается на пороге.
Отдашь ей. Только сразу, как она придет. Договорились?
Еремеев кивает.
Да смотри, другому кому не отдай.
ЕРЕМЕЕВ. Хорошо, хорошо.
ШАМАНОВ (себе). Ну вот… (Еремееву.) Спасибо, дед. (Быстро сходит с крыльца, исчезает.)
Шум отъезжающей машины. Кашкина спускается вниз.
КАШКИНА (покружив несколько перед Еремеевым, вступает с ним в разговор). Ну и как? Что у вас новенького?.. Были в райсобесе?.. Что там сказали? Дадут вам пенсию?
Еремеев качает головой.
А почему?
ЕРЕМЕЕВ. Ох-хо, бумаги надо. Ты грамотная, сама, однако, знаешь… (Живо.) Из города приехала?
КАШКИНА. Я?.. Да, из города…
ЕРЕМЕЕВ (с надеждой). Карасева знаешь?.. Начальником партии работал… Не знаешь?
Кашкина пожала плечами.
Эдельмана знаешь?
Кашкина качает головой.
Быкова, однако, тоже не знаешь…
КАШКИНА. Нет, нет, откуда же? Город ведь большой.
ЕРЕМЕЕВ. Где найдешь? Как найдешь?
КАШКИНА. Но почему? Если они там, если не разъехались…
ЕРЕМЕЕВ (махнул рукой). Здесь не найдешь, там совсем не найдешь.
КАШКИНА. Зря вы так. Вы не торопитесь, не падайте духом раньше времени… Что это у вас? (Показывает на записку, которую Еремеев держит в руке.)
ЕРЕМЕЕВ. А?.. Бумага. Девушка придет, отдать надо. Парень просил.
КАШКИНА (не сразу). А все-таки вы надежды не теряйте. Я про пенсию говорю… Я тут с одной женщиной беседовала. Вам надо к ней зайти… Она вас проконсультирует и… В общем, вы к ней зайдите.
ЕРЕМЕЕВ. Где работает?
КАШКИНА. Пойдете по этой улице, спросите райздрав, вам покажут. А в райздраве спросите Розу Матвеевну… Она вас ждет.
ЕРЕМЕЕВ (засуетился). Райздрав, говоришь? Ждет, говоришь?
КАШКИНА. Да, но как же вам быть? Ведь вам сейчас бумагу надо отдать… Надо?
ЕРЕМЕЕВ. Надо, надо.
КАШКИНА. Ну вот. И к Розе Матвеевне надо. Тоже сейчас… Что же делать?
ЕРЕМЕЕВ (расстроился). Что же делать?
КАШКИНА. Вот задача… Что же придумать?
ЕРЕМЕЕВ. Что же придумать?..
КАШКИНА. Ладно! Идите, так уж и быть. А бумагу давайте сюда. Я передам.
ЕРЕМЕЕВ (очень доволен). Спасибо, спасибо… (Отдает Кошкиной записку.)
КАШКИНА. А кому передать?
ЕРЕМЕЕВ. Валентину знаешь?
КАШКИНА. Ну как же. …..
ЕРЕМЕЕВ. Она придет, ей отдай.
КАШКИНА. Ну-ну, хорошо.
ЕРЕМЕЕВ (пошел, остановился). Роза, говоришь?
КАШКИНА. Роза Матвеевна, не забудьте.
ЕРЕМЕЕВ (снова приостановился). Бумагу Валентине отдай. Другому не отдай.
КАШКИНА. Ладно, ладно.
Еремеев уходит.
(Подходит к буфету, достает телефон, поднимает трубку.) Дайте райздрав… (Ждет, потом.) Роза, ты?.. Привет… Роза, у меня к тебе просьба. Сейчас к тебе придет один старик… Эвенк, очень старый. Он насчет пенсии. Не удивляйся. Ему надо помочь, если можно… Ну я не знаю. Ты сама подумай. Может, санаторий, может, дом престарелых… Во всяком случае, выслушай его, посоветуй что-нибудь, посочувствуй… Да, надо… Ладно. Посочувствуй старому человеку – это само по себе неплохо. Согласна?.. Ну пока. (Убрала телефон, подошла к столику, уселась, на мгновение задумалась, потом решительно развернула записку, последние слова которой прочла вслух.) «…здесь… в десять вечера…» (Медленно складывает записку.)
Появляется Хороших.
ХОРОШИХ. Господи… Стыд и стыд. (Кошкиной.) Видала, поди… Сцепились-таки, разбойники. У меня сердце чуяло. (Зашла в чайную, появилась в буфете.) Да видно, не уйдешь: двум медведям в одной берлоге не место… (Не сразу.) А ты чего не на работе? Зинаида?.. Или не слышишь?
КАШКИНА. Что вам, Анна Васильевна?
ХОРОШИХ. А где Валентина?.. (Громко.) Валентина!.. Где она?.. Буфет нараспашку, касса открытая, она че думает?.. Давно здесь сидишь? Не видала ее?
КАШКИНА. Нет, Анна Васильевна.
ХОРОШИХ. Сроду без спросу не уходила, че это с ней? (Громко.) Валентина!
Занавес
Вечер
Конец того же дня. От дома и от палисадника – длинные вечерние тени. Солнце близится к закату.
Из помещения чайной время от времени раздается визг ножовки, стук молотка – там идет работа.
Валентина стоит на веранде перед палисадником. Хороших в буфете. Она щелкает на счетах, что-то записывает.
ГОЛОС ДЕРГАЧЕВА (он поет).
Это было давно,
Лет пятнадцать назад,
Вез я девушку тройкой почтовой…
ХОРОШИХ. На твоем месте, Валентина, я отсюда давно уехала бы. Слышишь?.. Целый месяц молчком, не надоело тебе? (Не сразу.) Ну действительно! Сестры у тебя выучились, по иркутскам живут да по красноярскам, а ты чем хуже? Ведь ты, поди, и в городе ни разу не была. Это в твои-то годы… Павел вон рассказывает: в городе и работать можно и учиться – все условия. Ему вон и квартиру обещают, несмотря, что холостой… (Помолчала.) Отца твоего могу понять. Его хозяйство не пускает. И деньга леспромхозовская. (Значительно.) Тебя не понимаю. (Вдруг запальчиво.) Слушай! Докуда это будет продолжаться? Думаешь, заступился он за тебя, значит, что ж?.. Да ничего это не значит! Так просто, для порядка и вовсе не ради тебя. Не замечал он тебя и не замечает. Скажи, не так?
ВАЛЕНТИНА. Так, тетя Аня, так.
ХОРОШИХ. У него жена в городе! Знаешь ты про это?.. А Зинаида? Или ты не видишь?
ВАЛЕНТИНА. Вижу, тетя Аня.
ХОРОШИХ. Так из-за кого же ты переживаешь – подумай! Не стыдно тебе?
ВАЛЕНТИНА. Нет… Не стыдно… Я никому не навязываюсь. А из-за кого переживаю – это мое дело… И вы мне не запретите. Не то что вы, а если хотите знать, даже он сам не может мне запретить. Это мое дело.
Хороших энергично разводит руками, выражая тем самым крайнюю степень удивления и отчаяния что-либо доказать. Обе некоторое время молчат.
ХОРОШИХ (негромко, примирительно, с горечью). Что мне с Павлом делать? Как быть?.. Упрямый он. И дурной сделался… Упрямый он всегда был. Я мать ему, но выходка у него не моя… Бывало, че увидит, ну пропало. Вынь да положь. Лет до десяти, пока я одна была, баловала я его. (Вздохнула.) Потом отошла ему лафа. (Не сразу.) Не даст он нам покою… Слышишь, Валентина. Не отстанет он от тебя.
