<Между 1970 и 1978>
Проделав брешь в затишье,
Весна идет в штыки,
И высунули крыши
Из снега языки.
Голодная до драки
Оскалилась весна, —
Как с языка собаки,
Стекает с крыш слюна.
Весенние армии жаждут успеха,
Все ясно, и стрелы на карте прямы,
И воины в легких небесных доспехах
Врубаются в белые рати зимы.
Но рано веселиться:
Сам зимний генерал
Никак своих позиций
Без боя не сдавал.
Тайком под белым флагом
Он собирал войска —
И вдруг ударил с фланга
Мороз исподтишка.
И битва идет с переменным успехом:
Где свет и ручьи – где поземка и мгла,
И воины в легких небесных доспехах
С потерями вышли назад из котла.
Морозу удирать бы —
А он впадает в раж:
Играет с вьюгой свадьбу, —
Не свадьбу – а шабаш!
Окно скрипит фрамугой —
То ветер перебрал, —
Но он напрасно с вьюгой
Победу пировал!
А в зимнем тылу говорят об успехах,
И наглые сводки приходят из тьмы, —
Но воины в легких небесных доспехах
Врубаются клиньями в царство зимы.
Откуда что берется —
Сжимается без слов
Рука тепла и солнца
На горле холодов.
Не совершиться чуду:
Снег виден лишь в тылах —
Войска зимы повсюду
Бросают белый флаг.
И дальше на север идет наступленье —
Запела вода, пробуждаясь от сна, —
Весна неизбежна – ну как обновленье,
И необходима, как – просто весна.
Кто славно жил в морозы,
Те не снимают шуб, —
Но ржаво льются слезы
Из водосточных труб.
Но только грош им, нищим,
В базарный день цена —
На эту землю свыше
Ниспослана весна...
...Два слова войскам: несмотря на успехи,
Не прячьте в чулан или в старый комод
Небесные легкие ваши доспехи —
Они пригодятся еще через год!
<Между 1970 и 1978>
Вот я вошел, и дверь прикрыл,
И показал бумаги,
И так толково объяснил,
Зачем приехал в лагерь.
Начальник – как уключина, —
Скрипит – и ни в какую!
«В кино мне роль поручена, —
Опять ему толкую, —
И вот для изучения —
Такое ремесло —
Имею направление!
Дошло теперь?» – «Дошло!
Вот это мы приветствуем, —
Чтоб было как с копирки,
Вам хорошо б – под следствием
Полгодика в Бутырке!
Чтоб ощутить затылочком,
Что чуть не расстреляли,
Потом – по пересылочкам, —
Тогда бы вы сыграли!..»
Внушаю бедолаге я
Настойчиво, с трудом:
«Мне нужно прямо с лагеря —
Не бывши под судом!»
«Да вы ведь знать не знаете,
За что вас осудили, —
Права со мной качаете —
А вас еще не брили!»
«Побреют – рожа сплющена! —
Но все познать желаю,
А что уже упущено —
Талантом наверстаю!»
«Да что за околесица, —
Опять он возражать, —
Пять лет в четыре месяца —
Экстерном, так сказать!..»
Он даже шаркнул мне ногой —
Для секретарши Светы:
«У нас, товарищ дорогой,
Не университеты!
У нас не выйдет с кондачка,
Из ничего – конфетка:
Здесь – от звонка и до звонка.
У нас не пятилетка!
Так что давай-ка ты валяй —
Какой с артиста толк! —
У нас своих хоть отбавляй», —
Сказал он и умолк.
Я снова вынул пук бумаг,
Ору до хрипа в глотке:
Мол, не имеешь права, враг, —
Мы здесь не в околотке!
Мол, я начальству доложу, —
Оно, мол, разберется!..
Я стервенею, в роль вхожу,
А он, гляжу, – сдается.
Я в раже, удержа мне нет,
Бумагами трясу:
«Мне некогда сидеть пять лет —
Премьера на носу!»
<Между 1970 и 1978>
«Не бросать», «Не топтать» —
Это можно понять!
Или, там, «Не сорить», —
Это что говорить!
«Без звонка не входить» —
Хорошо, так и быть, —
Я нормальные не
Уважаю вполне.
Но когда это не —
Приносить-распивать, —
Это не не по мне —
Не могу принимать!
Вот мы делаем вид
За проклятым «козлом»:
Друг костяшкой стучит —
Мол, играем – не пьем.
А красиво ль – втроем
Разливать под столом?
Или лучше – втроем
Лезть с бутылкою в дом?
Ну а дома жена —
Не стоит на ногах, —
И не знает она
О подкожных деньгах.
Если с ночи – молчи,
Не шуми, не греми,
Не кричи, не стучи,
Пригляди за детьми!..
Где уж тут пировать:
По стакану – и в путь, —
А начнешь шуровать —
Разобьешь что-нибудь.
И соседка опять —
«Алкоголик!» – орет.
А начнешь возражать —
Участковый придет.
Он, пострел, все успел
Вон составится акт:
Нецензурно, мол, пел.
Так и так, так и так:
Съел кастрюлю с гусем.
У соседки лег спать, —
И еще – то да се,
Набежит суток пять.
Так и может все быть
Если расшифровать
Это «Не приносить»,
Это «Не распивать».
Я встаю ровно в шесть,
Это надо учесть, —
До без четверти пять
У станка мне стоять.
Засосу я кваску
Иногда в перерыв —
И обратно к станку,
Даже не покурив.
И точу я в тоске
Шпинделя да фрезы, —
Ну а на языке —
Вкус соленой слезы.
Покурить, например...
Но нельзя прерывать, —
И мелькает в уме
Моя бедная «мать».
Дома я свежий лук
На закуску крошу,
Забываюсь – и вслух
Это произношу.
И глядит мне сосед —
И его ребятня —
Укоризненно вслед,
Осуждая меня.
<Между 1970 и 1978>
Стареем, брат, ты говоришь.
Вон кончен он, недлинный
Старинный рейс Москва – Париж, —
Теперь уже старинный.
И наменяли стюардесс
И там и здесь, и там и здесь —
И у французов, и у нас, —
Но козырь – черва и сейчас!
Стареют все – и ловелас,
И Дон-Жуан, и Грей.
И не садятся в первый класс
Сбежавшие евреи.
Стюардов больше не берут,
А отбирают – и в Бейрут.
Никто теперь не полетит:
Что там – Бог знает и простит...
Стареем, брат, седеем, брат, —
Дела идут, как в Польше.
Уже из Токио летят.
Одиннадцать – не больше.
Уже в Париже неуют:
Уже и там витрины бьют,
Уже и там давно не рай,
А как везде – передний край.
Стареем, брат, – а старикам
Здоровье кто утроит?
А с элеронами рукам
Работать и не стоит.
И отправляют нас, седых,
На отдых – то есть бьют под дых!
И все же этот фюзеляж —
Пока что наш, пока что наш...
<Между 1973 и 1978>
Муру на блюде
доедаю подчистую.
Глядите, люди,
как я смело протестую!
Хоть я икаю,
но твердею, как Спаситель, —
И попадаю
за идею в вытрезвитель.
Вот заиграла музыка для всех —
И стар и млад, приученный к порядку,
Всеобщую танцуют физзарядку, —
Но я рублю сплеча, как дровосек:
Играют танго – я иду вприсядку.
Объявлен рыбный день – о чем грустим!
Хек с маслом в глотку – и молчим, как
рыбы.
Не унывай: хек – семге побратим...
Наступит птичий день – мы полетим,
А упадем – так спирту на ушибы!
<Между 1976 и 1978>
