вместо модной стрижки взъерошенные и сильно отросшие волосы, одежда без былого стиля и лоска, потасканная. Герман больше не был тем элитным, самовлюбленным и идеальным самцом, которого встретила когда-то на своём пути и полюбила.
— Я могу с тобой поговорить? — обратился ко мне, игнорируя присутствующих.
В образовавшейся тишине казалось, что сердце ухает на всю кондитерскую. О чём нам говорить?! Всё давно решено им и разводу дан ход, документы я подписала.
— Вика? — присутствующие мужчины ждали только моего решения, и я знала, если скажу Герману нет, то его выставят за дверь без зазрения совести.
— Я просто хочу поговорить со своей женой, — оглядел он бывших коллег, которые притихли. — Вика… Пожалуйста.
Сглотнула, еле заметно кивнув. Встала изо стола и указала мужчине вглубь цехов. Герман гордо проследовал в указанном направлении.
— Вика, это плохая идея, — тут же ко мне подлетели Таня и Савва.
— Всё нормально. Вы же все тут. Я позову, если что, — шепнула неуверенно в ответ.
Оказавшись с супругом в цехе тет-а-тет ждала начала его слов.
— Кондитерская выросла, — проронил мужчина, рассматривая оборудование и расклеенные на стенах таблички с ТТК блюд и десертов.
— Спасибо, — обняв невольно живот руками, разглядывала его. — И я безмерно благодарна тебе, что оставил заведение мне… Правда.
— Кондитерская была подарком на нашу свадьбу. Я не имел права её забирать, — произнес с достоинством и умолк, разглядывая "Термомикс". Выдох, и возвращает на меня взор. — Взамен хочу, чтобы ты сейчас правильно поняла меня.
Слегка повела головой и замерла в ожидании. Видела, что ему тяжело говорить дальнейшее. Он, словно до конца не продумал свою речь, но обязан произнести.
— Вика, я прошу тебя сделать аборт, — выпалил, как из пулемёта, расстреляв во мне всё верующее и человечное. В небывалом шоке раскрыла рот, уставившись на него.
— Что… Что ты такое говоришь? — и снова проклятое сердце в агонии верило, что ослышалось.
— Вика, второй раз на те же грабли. Я теперь с Ликой. Ты же мудрая женщина, пойми…
— Ты не просил Лику делать аборт, — прорезала его мерзкою субстанцию убийственным взглядом.
— И мы хапнули из-за этого немало, — парировал, сделав ко мне шажок. — Это лучше для всех нас…
— Нет! — резко рявкнула я, отчего в животе кольнуло. — Лучше только ТЕБЕ!
— Да, мне! — его лицо презрительно скривилось. — А чего ты хочешь?! Алименты? Дополнительное содержание?
— Подавись своими деньгами, скотина, — тихо процедила в гневе.
Смотрит так, словно видит впервые и не знает, что говорить дальше.
— Вика, ты и сама понимаешь, что твоё здоровье слабое. Ребёнок будет на грани. ДЦП, аутизм, дауны и прочие исходящие. Ты хочешь рожать больного? Растить одной? Это тяжело! Подумай. Я оплачу все расходы. Даже последующее лечение…
— Засунь себе в задницу эти деньги, — прошипела, уловив боль в животе слева ещё явней. В голове пульсировало от гнева.
— Да, конечно. Ты сейчас думаешь, что я последняя мразь…
— А не так?! — язвительно прищурилась.
Герман замер, рассматривая меня и, кажется, наконец понял, что всё впустую. От досады мужчину понесло:
— А чего ты ждёшь от меня?! Посещения отпрыска по выходным дням? Вождение в секции и нравоучения, как делать не стоит? Или, как Лика, думаешь, что вернусь к тебе и буду жить с тобой дальше?
— Ты серьёзно?! — больше слушать этот садизм над своей душой не смогла и, схватив первое попавшееся в руку, швырнула в него — им оказался ролик для пиццы. — Серьёзно?!
— Э, легче! — пробубнил недовольно, едва увернувшись.
— Вернуть тебя?! — вслед полетел бокс с чем-то сыпучим.
В животе вновь угрожающе свело, но обида и внезапно возросшая в десять раз ненависть к этому человеку, просто не давали мыслить во благо малыша.
— Вернуть?! Да чтоб ты сдох со своей Ликой! Ненавижу тебя, сука!
Почти взревела и кидалась в него без разбора всем, что попадалось под руку: диспенсеры, контейнера, сотейники. Что-то летело мимо, а что-то попадало в цель.
— Вернуть тебя обратно? Для чего? Чтобы снова втаптывал в грязь?! Снова унижения, боль и страх?! Вечный страх не угодить тебе?!
Бокс с силиконовыми ковриками погиб от удара об стену.
— Да уймись ты, бешеная! — Гера предпринял попытку подступить ко мне, чтобы обезвредить, но я мощно заехала ему кулаком в лицо, в грудь и плечо. Отстранился, прикрываясь руками и в шоке глядя на меня.
— Да живи ты со своей ненаглядной шалавой. Сосись с ней хоть до посинения! Это только МОЙ ребёнок! И ты, скотина, никогда не станешь ему отцом, понял?! — выплёвывала все эти фразы, невольно прогибаясь в животе. Боль от унижения и обиды туманила все тревожные признаки. — Убирайся ты уже из моей жизни! Оставь нас в покое!
— Вика? Тебе плохо? — лицо бывшего мужа исказили испуг и беспокойство. Попробовал вновь подступить, но заработал очередную оплеуху.
Эмоции выбились из тела, оставив только жуткую боль в животе. Застонала, согнувшись в три погибели.
— Где больно, Вик? — вновь его попытка помочь.
Нет!
— Убери руки от меня! Пошёл на хер, придурок! — задыхаясь, отшатнулась.
Низ живота, словно налился свинцом. Малыш! Паника охватила сознание и закричала не своим голосом:
— Помогите!
Боль в животе пятнами темноты начала застилать глаза. Испуг взял верх, пока я отчаянно звала на помощь.
Руки Миши подхватили сзади. Антон и Савва отодвинули не на шутку перепуганного Германа к стене. Муж сразу же попытался отпихнуть их от себя, смотря на меня расширенными от страха глазами.
— Вика, где тебе больно? — Михаил пытался оценить моё состояние.
Схваткообразные спазмы в животе не давали мыслить от боли. Что это?
— Ребёнок… Боже! Отвези меня скорей в больницу, — в панике заплакала. — Помоги, Миша…
— Что с ней?! — слышала эхом требовательный голос Германа. — Ребёнок?! Что-то с ребёнком?! Да отвалите вы! Грабли убери!
Миша с Таней быстро погрузили меня в машину и повезли в больницу.
На заднем сиденье, обняв живот руками, молила Бога сохранить малыша. Сейчас я всей душой возненавидела отца своего ребёнка ровно настолько насколько когда-то по глупости полюбила.
Он пожелал ему смерти! Решил избавиться… Такое я никогда тебе не прощу, Герман! Никогда!
ГЕРА
День ото дня обрастал непробиваемым панцирем всё больше и больше. Без алкоголя существовать пока не получалось, но до бессознательного состояния больше не доходил. Дело заканчивалось тупым пребыванием в кровати отца возле телевизора.
Злоба и агрессия постепенно ушли, оставив абсолютно опустошенным. И пустоту эту не желал ничем заполнять.
Лика посещала мой дом почти каждый день, но лишь в единичные разы я принимал её общество. Говорить с ней не хотелось, только секс-разрядка,
