Марконе. Не нужна и гусиная шея.
Нардо. Здесь дело идет о чести и о добром имени.
Чекко. Он угрожает, кричит на нас, нагличает.
Нардо. Нужно, не откладывая, принять меры.
Марконе. Что же вы думаете предпринять?
Нардо. Нужно собрать совет.
Марконе. Я бы сказал…
Нардо. Давайте устроим заседание общины.
Паскуалотто. Как раз мы все в сборе.
Чекко. Ружье, ружье — вот что надо!
Нардо. Нет, здесь нужно действовать политично! Погодите… Эй, слуги, подать кресла! Никого нет? Придется принести самим.
Каждый идет за своим креслом, приносит и ставит его; все садятся.
Чекко. Нельзя было, что ли, разговаривать без этих кресел?
Нардо. Нет, синьор. Когда речь идет о важных делах, нужно сидеть; и эти кресла внушают как будто бы хорошие решения.
Менгоне. И в самом деле! За столько лет они слышали так много совещаний, что, пожалуй, разберутся лучше, чем мы сами.
Нардо (сплевывает и собирается с мыслями; все смолкают). Славная и древняя община! Будучи поставлены в известность одним из наших любезнейших боковых о том, что синьор молодой маркиз пытается распространить свои феодальные права на наших женщин, живущих в вотчине, мы должны подумать, как оградить владение нашей чести и долины нашего доброго имени. Поэтому думайте, советуйте и говорите, достойные члены нашей славной и древней общины.
Чекко. Мое скромное мнение таково, что следует покончить дело так, чтобы не вдаваться ни в расходы, ни в долгие разговоры: пустить в него добрую пулю. И я предлагаю взять это дело на себя от имени всей нашей славной и древней общины.
Менгоне. Нет, дорогой мой боковой товарищ, это не годится. Не нужно обагрять руки в крови нашего помещика. Я бы думал скорее, — впрочем, я готов согласиться и с другими, — что нужно выйти ночью и подпалить дом, где он живет.
Марконе. Нет, это тоже неладно. В огне могут погибнуть и другие обитатели дома, ни в чем не повинные.
Паскуалотто. А мне кажется, что с ним нужно сделать то, что делаем с ягнятами, когда не хотим, чтобы они были производителями.
Нардо. Понятно. А теперь я скажу свое слово. Прежде чем прибегать к ружью, или к огню, или к ножу, посмотрим, нельзя ли добиться цели при помощи политики. Пойдемте все к маркизе-матери. То, что не удастся одному, удастся другому. Я пойду первый, потому что я центральный депутат, а за мной — боковые. Если ничего не добьемся у матери, попытаем счастья с сыном. Если ни добром, ни угрозами не получим того, что нам нужно, прибегнем к огню, к ружью, к ножу, во имя спасения нашей славной и древней общины.
Менгоне. Отлично!
Марконе. Превосходно сказано!
Паскуалотто. Я согласен!
Чекко. Делайте, как хотите. Только увидите, что без пули не обойдемся.
Нардо. Идемте. Да здравствует наша община! (Уходит.)
Чекко. Да здравствует честное ружье! (Уходит.)
Менгоне. Чтобы снять пятно с нашего доброго имени, нет ничего лучше огня. (Уходит.)
Паскуалотто. А я говорю, что, если устроить с ним штучку, как с ягнятками, наши женщины будут в безопасности.
Комната. Маркиза Беатриче и Розаура.
Беатриче. Ну, подойдите же ко мне, Розаура! Говорите со мной откровенно, ведь это именно в вашем характере. Вы встретите и с моей стороны полную откровенность. Давайте обе сбросим маски и побеседуем о нашем деле без недомолвок.
Розаура. Синьора, я не употреблю во зло свободу, которую вы мне предоставляете, и раз вам это угодно, я буду говорить прямо.
Беатриче. Каковы ваши притязания?
Розаура. Они диктуются мне моим происхождением и голосом совести.
Беатриче. Значит, вы решились обратиться к его величеству?
Розаура. Прежде чем обратиться к государю, я хочу прибегнуть к другому суду.
Беатриче. Какой же это суд?
Розаура. Это — суд вашего сердца. В вас есть сострадание и есть справедливость. Вы знатного рода, мысли ваши не могут не быть благородными, а ваша доброта видна в том, как вы ко мне относитесь. Вы знаете, на чем я основываю свои притязания, и вам известно, каковы мои права на эту землю. Я не думаю, чтобы вы хотели видеть меня сломленной несправедливостью, и потому вы сами будете моей защитой, моим адвокатом, моей покровительницей. Если бы я не была уверена в вас, я бы не раскрыла так легко своего сердца. Наоборот, я стала бы играть роль, притворяться, льстить вам. Но я вас знаю — и доверяюсь вам. У меня что на уме, то и на языке. Я у вас самой прошу совета и поддержки.
Беатриче. Ну вот! Когда вы изложили мне ваше дело, я скажу вам свое решение. Хотите?
Розаура. Говорите. Жду с нетерпением!
Беатриче. Вы — наследница имения Монтефоско,
Розаура. А ваш сын?
Беатриче. Ему нельзя будет владеть им дальше, если он не захочет прослыть захватчиком.
Розаура. Значит, я могу надеяться получить это имение?
Беатриче. Судья, не облеченный властью, не может обещать вам большего.
Розаура. Разве материнская власть не сумеет склонить сына?
Беатриче. Да, обещаю вам это! Флориндо еще не вышел из-под опеки. Я могу убедить его и могу принудить. Я сделаю все, чтобы разъяснить ему требования права и справедливости, и, если он будет упрямиться из тщеславия, я сумею быть твердой и даже пригрозить. Розаура, я обещаю вам: вы будете маркизой Монтефоско.
Розаура. О, боже! Вы меня успокаиваете, вы наполняете меня уверенностью и радостью.
Беатриче. Ну, а если я дала вам немного счастья, могу ли я надеяться на признательность и награду?
Розаура. Я вам обязана жизнью.
Беатриче. Будьте женой маркиза, моего сына.
Розаура. Я не могу вам отказать. Слишком многим я обязана вашему великодушию и вашей любви. Располагайте моим сердцем, моей рукой, мною самой. Будьте моей любимой матерью. У ваших ног — преданная дочь.
Беатриче. Да, моя дорогая! Вы будете моей радостью, моей единственной и великой любовью.
Розаура. Но, боже, кто мне поручится, что маркиз Флориндо согласится на этот брак?
Беатриче. Он вас полюбит, потому что вы прелестны; он женится на вас, потому что вы знатного рода; он вас оценит, потому что у вас крупное приданое; он последует моим советам и подчинится моему приказанию.
Розаура. О нет, не нужно, чтобы его сосватали мне тщеславие и соображения выгоды. Если его не приведет ко мне любовь, пусть все будет по-иному. Мы найдем выход более честный.
Беатриче. Нет, Розаура, я не нахожу другого способа удовлетворить вас и не обидеть в то же время родного сына.
Розаура. И я, со своей стороны, не могу не быть признательной вам за доброту. Распоряжайтесь мною, как вам будет угодно, и да окажется сердце сына достойным добродетелей матери! (Уходит.)
Маркиза Беатриче, Панталоне, потом слуга.
Панталоне. Слуга покорный вашего сиятельства!
Беатриче. Где маркиз?
Панталоне. Не знаю, что и сказать вам, ваше сиятельство. Он там, куда влекут его молодость, прихоти, жажда удовольствий.
Беатриче. Вы не нашли его?
Панталоне. Нашел, ваше сиятельство. Он был у Джаннины.
Беатриче. Сказали вы ему, что я его ищу?
Панталоне. Конечно, сказал!
Беатриче. Ну, значит, он сейчас придет.
Панталоне. Боюсь, что нет.
Беатриче. Почему?
Панталоне. Ваше сиятельство, вся деревня ропщет. Он обижает всех женщин. Горцы гораздо ревнивее, чем городские жители. Может выйти большая неприятность.
Беатриче. Скорее!.. Пусть его ищут!.. Пусть найдут!
Слуга (входит). Депутаты общины просят разрешения войти, ваше сиятельство.
Беатриче. Пусть войдут. (К Панталоне.) Синьор Панталоне, прошу вас, пойдите сейчас же, разыщите моего сына и сделайте, чтобы его, лаской или силой, доставили ко мне. Я, наконец, приказываю — и хочу, чтобы мне повиновались.
Панталоне. Иду сейчас же! (В сторону.) Плохо бы ему пришлось, если бы у него не было матушки. (Уходит.)
Нардо, Чекко и Менгоне, все трое смешно принаряженные, и маркиза Беатриче.
