Твардовский Александр Трифонович
Страна Муравия
(поэма и стихотворения)
С утра на полдень едет он,
Дорога далека.
Свет белый с четырех сторон
И сверху — облака.
Тоскуя о родном тепле,
Цепочкою вдали
Летят, — а что тут на земле,
Не знают журавли...
У перевоза стук колес,
Сбой, гомон, топот ног.
Идет народ, ползет обоз,
Старик паромщик взмок.
Паром скрипит, канат трещит,
Народ стоит бочком.
Уполномоченный спешит,
И баба с сундучком.
Паром идет, как карусель,
Кружась от быстрины.
Гармошку плотничья артель
Везет на край страны...
Гудят над полем провода,
Столбы вперед бегут.
Гремят по рельсам поезда,
И воды вдаль текут.
И шапки пены снеговой
Белеют у кустов,
И пахнет смолкой молодой
Березовый листок.
И в мире — тысячи путей
И тысячи дорог.
И едет, едет по своей
Никита Моргунок.
Бредет в оглоблях серый конь
Под расписной дугой,
И крепко стянута супонь[1]
Хозяйскою рукой.
Дегтярку[2]сзади привязал,
Засунул кнут у ног,
Как будто в город, на базар,
Собрался Моргунок.
Умытый в бане, наряжен
В пиджак и сапоги,
Как будто в гости едет он,
К родне на пироги.
И двор — далеко за спиной,
Бегут вперед столбы.
Ни хаты не видать родной,
Ни крыши, ни трубы...
По ветру тянется дымок
С ольхового куста.
— Прощайте, — машет Моргунок,
Отцовские места!..
Из-за горы навстречу шло
Золотоглавое село.
Здесь проходил, как говорят,
В Москву Наполеон.
Здесь тридцать восемь лет назад
Никита был крещен.
Здесь бухали колокола
На двадцать деревень,
Престол и ярмарка была
В зеленый Духов день.
И первым был из всех дворов
Двор — к большаку лицом,
И вывеска "Илья Бугров"
Синела над крыльцом...
Никита ехал прямиком.
И вдруг — среди села
Не то базар, не то погром,
Веселые дела!
Народ гуляет под гармонь,
Оглобель[3]— лес густой,
Коней завидя, сбился конь...
Выходят люди:
— Стой!..
— Стой, нет пощады никому,
И честь для всех одна:
Гуляй на свадьбе, потому
Последняя она...
Кто за рукав,
Кто за полу,
Ведут Никиту
В дом, к столу.
И лез хозяин через стол:
— Моя хата —
Мой простор.
Становись, сынок, на лавку,
Пей, гуляй,
Справляй престол!..
Веселитесь, пейте, люди,
Все одно:
Что в бутылке,
Что на блюде
Чье оно?
Чья скотинка?
Чей амбар?
Чей на полке
Самовар?..
За столом, как в бане, тесно,
Моргунок стирает пот,
Где жених тут, где невеста,
Где тут свадьба? — Не поймет.
А хозяин без заминки
Наливает по другой.
— Тут и свадьба, и поминки
Все на свете, дорогой.
С неохотой, еле-еле,
Выпил чарку Моргунок.
Гости ели, пили, пели,
Говорили, кто что мог...
— Что за помин?
— Помин общий.
— Кто гуляет?
— Кулаки!
Поминаем душ усопших,
Что пошли на Соловки.
— Их не били, не вязали,
Не пытали пытками,
Их везли, везли возами
С детьми и пожитками.
А кто сам не шел из хаты,
Кто кидался в обмороки,
Милицейские ребята
Выводили под руки...
— Будет нам пить,
Будет дурить...
— Иисус Христос
Чудеса творил...
— А кто платил,
Когда я да не платил?..
— Отчего ты, божья птичка,
Хлебных зерен не клюешь?
Отчего ты, невеличка,
Звонких песен не поешь?
Отвечает эта птичка:
— Жить я в клетке не хочу.
Отворите мне темницу,
Я на волю полечу...
— Будет нам пить,
Будет дурить.
Пора бы нам одуматься,
Пойти домой, задуматься:
Что завтра пропить?
— Иисус Христос
По воде ходил...
— А кто платил,
Когда я не платил?
За каждый стог,
Что в поле метал,
За каждый рог,
Что в хлеву держал,
За каждый воз,
Что с поля привез,
За собачий хвост,
За кошачий хвост,
За тень от избы,
За дым от трубы,
За свет и за мрак,
И за просто, и за так...
— Знаем! Сам ты не дурак,
Хлеб-то в воду ночью свез:
Мол, ни мне, ни псу под хвост.
—Знаем! Сами не глупей.
Пей да ешь, ешь да пей!
Сорок лет тому назад
Жил да был один солдат.
Тут как раз холера шла,
В день скатала пол-села.
Изо всех один солдат
Жив остался, говорят.
Пил да ел, как богатырь,
И по всем читал псалтырь,
Водку в миску наливал,
Делал тюрьку[4]и хлебал,
Все погибли, а солдат
Тем и спасся, говорят.
— Трулля-трулля-трулля-ши!..
Пропил батька лемеши[5].
А сынок Топорок,
А дочушка Гребенек,
А матушка,
Того роду,
Пропила Сковороду.
Па-алезла под печь:
"Сынок, блинов нечем печь..."
— Все кричат, а я молчу:
Все одно — безделье.
А Илье-то Кузьмичу
Слезки, не веселье...
— Подноси, вытаскивай.
Угощенье ставь!
— До чего он ласковый,
Добродушный стал.
Дескать, мы ж друзья-дружки,
Старые соседи.
Мол, со мной на Соловки
Все село поедет...
— Слышь, хозяин, не жалей
Божью птичку в клетке.
Заливай, пои гостей,
Дыхай напоследки!..
Загудели гости смутно,
Встал, шатаясь, Моргунок,
Будто пьян, на воздух будто,
Потихоньку — за порог.
Над дорогой пыль висела,
Не стихал собачий лай.
Ругань, песни...
— Трогай, Серый.
Где-нибудь да будет край...
Далеко стихнуло село,
И кнут остыл в руке,
И синевой заволокло,
Замглилось[6]вдалеке.
И раскидало конский хвост
Внезапным ветерком,
И глухо, как огромный мост,
Простукал где-то гром.
И дождь поспешный, молодой
Закапал невпопад.
Запахло летнею водой,
Землей, как год назад...
И по-ребячьи Моргунок
Вдруг протянул ладонь.
И, голову склонивши вбок,
Был строг и грустен конь.
То конь был — нет таких коней!
Не конь, а человек.
Бывало, свадьбу за пять дней
Почует, роет снег.
Земля, семья, изба и печь,
И каждый гвоздь в стене,
Портянки с ног, рубаха с плеч
Держались на коне.
Как руку правую, коня,
Как глаз во лбу, берег
От вора, мора и огня
Никита Моргунок.
И в ночь, как съехать со двора,
С конем был разговор,
Что все равно не ждать добра,
Что без коня — не двор;
Что вместе жили столько лет,
Что восемь бед — один ответ.
А конь дорогою одной
Везет себе вперед.
Над потемневшею спиной
Белесый пар идет.
Дождь перешел[7].
Следы копыт
Наполнены водой.
Кривая радуга висит
Над самою дугой...
День на исходе. Моргунку
Заехать нужно к свояку:
Остановиться на ночлег,
Проститься как-никак.
Душевной жизни человек
Был Моргунков свояк.
Дружили смолоду, с тех пор,
Как взяли замуж двух сестер.
Дружили двадцать лет они,
До первых до седин,
И песни нравились одни,
И разговор один...
Хозяин грустный гостю рад,
Встречает у ворот:
— Спасибо, брат.
Уважил, брат.
И на крыльцо ведет.
— Перед тобой душой открыт,
Друг первый и свояк:
Весна идет, земля горит,
Решаться или как?..
А Моргунок ему в ответ:
— Друг первый и свояк!
Не весь в окошке белый свет,
Я полагаю так...
Но тот Никите говорит:
— А как же быть, свояк?
Весна идет, земля горит,
Бросать нельзя никак.
Сидят, как прежде, за столом.
И смолкли.
Каждый о своем.
Забились дети по углам.
Хозяйка подает
С пчелиным "хлебом" пополам
В помятых сотах мед.
По чарке выпили.
Сидят,
Как год, и два, и три назад.
Сидят невесело вдвоем,
Не поднимают глаз.
— Ну что ж, споем?..
— Давай споем
В последний, может, раз...
Дружили двадцать лет они,
До первых до седин,
И песни нравились одни,
И разговор один.
Посоловелые слегка,
На стол облокотясь,
Сидят, поют два мужика
В последний, значит, раз...
О чем поют? — рука к щеке,
Забылись глубоко.
О Волге ль матушке-реке,
Что где-то далеко?..
О той ли доле бедняка,
Что в рудники вела?..
О той ли жизни, что горька,
А все-таки мила?..
О чем поют, ведя рукой
И не скрывая слез?
О той ли девице, какой
Любить не довелось?..
А может, просто за столом
У свояка в избе
Поет Никита о своем
И плачет о себе.
У батьки, у матки
Родился Никита,
В церковной сторожке
Крестился Никита.
Семнадцати лет
Оженился Никита.
На хутор пошел,
Отделился Никита.
— В колхоз не желаю,
Бодрился Никита,
До синего дыму
Напился Никита.
Семейство покинуть
Решился Никита...
Куда ж ты поехал, Никита,
Никита?
