Бах Ахмедов - Стихи

Пустой, холодный человек
Провел по зеркалу рукой.
А за окном пушистый снег
Окутал город тишиной.

Провел рукой и словно стер
Все то, что памятью звалось.
Покуда вечности узор
На окнах рисовал мороз.

Был день как день и тихий вечер
Спокойно в комнаты входил.
Он не был радостью отмечен,
Но грустным тоже вряд ли был.

Но что-то было в нем иное…
Как будто вечности укол.
И в ранних сумерках с тобою
Мы сели ужинать за стол.

И я не мог понять источник
Своей неведомой тоски.
И целовал устало ночью
Твои прозрачные виски.

Был мертв и снова стал живым.
Узнал, ответил на улыбку.
Отправил в прошлое открытку
с одним коротким словом: "дым".

Закончил вечности портрет
поверх портрета безрассудства.
И погасил остатки чувства,
как гасят днем ненужный свет.

В глубине ожидания время назад потечет
и собьется февраль с монотонного снежного ритма.
День, как шарик рулетки, опять на "зеро" попадет,
и сбежит, словно Золушка с бала, усталая к нежности рифма.

Снова свет золотистый окрасит твой дом изнутри.
И окошко твое как маяк на окраине мира.
Мне так хочется снова и снова с тобой говорить
о попытке любви неуверенной, брошенной, сирой…

Мир возможностей смутных и вечных несказанных слов.
Если только бы не был я снова отравлен зимою!..
Но опять меня прошлым, как снегом, всего занесло.
Только имя твое навсегда остается со мною.

В полупустой вагон вошла Надежда
Внимательно обвела взглядом усталые лица.
Каждый узнал ее — она поняла это по глазам.
И только один старик продолжал смотреть в окно.
Надежда села рядом и сказала ему: "Здравствуй…"
Он молча посмотрел на нее и рассмеялся.
"Почему ты смеешься?" — спросила удивленно Надежда.
"Потому что мне сейчас выходить" — ответил старик.

ветер напишет на стекле
о солнечных проводах,
которые дрожат от тока моей нежности
протянутые через все небо,
они подключены к твоему дому
чтобы ты могла включать свет своей надежды,
когда в твоей душе наступают сумерки…

Вот и долгий июль доживает последние дни.
И свернутся в кольцо, как змея, его жаркие ночи.
Ты не слушай меня, ты спокойно сегодня усни.
Ты не слушай меня, в этой жизни похож я на прочерк.

И пустая графа остается в анкете судьбы,
Там, где пишут о смысле как будто бы прожитой жизни.
Ты не слушай как шепчутся все эти вечные «бы»,
Не смотри, как душа моя вновь над непрожитым виснет.

Так и движемся мы: я — по кругу, а ты прямой.
Ухожу от тебя и на новом кругу возвращаюсь.
Ты не слушай меня, все дороги приводят домой,
Даже если с тобой навсегда я сегодня прощаюсь.

Время рисует крестик.
Вечность рисует нолик.
Душа — игровое поле.
И кажется, вновь ничья.

Вселенский снег. Конца и края
Не видно белизне слепой.
Стоят дома, как буквы Брайля
В раскрытой книге мировой.

Гадать по старой карте мира,
по лоскуткам морей и стран.
Пока дождем ликует сырость,
даря отравленный туман.

Гадать по карте… Океаны
хранят безмолвие глубин.
И мне вдруг кажется так странно,
что в прошлой жизни я любил.

Любил, дышал в твои ладони,
Хотел твоими снами стать.
К чему гадать? Мой остров тонет.
А я устал его спасать.

Глазам уже не больно
Смотреть на странный свет.
Я прошлое на бойню
Веду — спасенья нет.

За то, что привязалось,
За лишние «прости».
За то, что оказалось
Помехой на пути.

Оно идет покорно,
Мерцает грусть в глазах.
И кружит ворон черный
В осенних небесах.

И вновь рука безвольно
Упала — не могу!.
И мне светло и больно,
И тени на снегу.

Над миром бессловесным
Не властны мы в себе.
Я шел обратно лесом
И плакал на тропе.

Грозя спокойным отчужденьем,
Пришла привычная зима.
Посеребрила ночи тени
и все уснувшие дома.

А в глубине пустых объятий
таилась призрачная боль.
И звезды сыпались на платье,
И не кончался алкоголь.

Ветер ноябрьский кружил по городу,
Завывая не в такт осенним распевам.
Трепал у бомжа рваную бороду,
И кусал лицо ему колючим снегом..

А старик щурил глаза слезящиеся,
Запахнув телогрейку со следами боли.
И думал: «Да простятся меня стыдящиеся,
А меня ненавидящие — тем более».

А когда снегопад обезглавил время
И ночь засверкала зеркалом льда,
Старик ушел, белизной немея,
Чистый по чистому,
не оставив следа.

забвение
пробелы в тексте
медленное движение сквозь пустоту
к начертанию нового имени
ощущение спирального времени
и нежное — в тишину — любишь ли ты меня?
забвение
ощущение чистой белой бумаги
и красоты молчания
И возвращение
тонкой радости узнавания
когда, как бабочка на острие шпаги,
душа замерла, отдыхая от прошлого знания
и Вечность дует на прозрачные крылышки
и шепчет ей нежно:
до свидания, душа, до свидания…

Завтра будет музыка другая.
Завтра я не буду понимать
То, что я сегодня понимаю
И пытаюсь вечности отдать.

Завтра я приму таблетку смысла.
Боль утихнет и слова умрут.
Ведь портрет судьбы не мной написан,
А меня художником зовут.

Развязка давно наступила,
А мы все глядим на экран.
Судьба улыбается мило
И ставит на полку роман.

Прочитан, прокурен, проверен.
Заметки на белых полях.
Закроются старые двери,
И чуть повернется Земля.

И город луною окутан,
Плывет над землею сквозь ночь.
И снова не спится кому-то,
И что ему сможет помочь?.

Не книжка — в ней все неизменно.
Не время — в нем много тоски.
Но снова синеют как вены,
Две рваных и нервных строки.

Пусть в них отразится надежда
И отблеск непрожитых дней.
А утром ослепшая нежность
Уйдет в пустоту площадей.

Иероглиф судьбы черной тушью на тонкой бумаге…
И прозрачный пейзаж, где гора, и тропинка петляет.
И глядишь, и как будто бы слышишь журчание влаги.
И как будто бы видишь, как старый монах у ручья отдыхает.

И подумаешь грустно: какое по счету рожденье?
Через сколько еще предстоит мне пройти умираний?
В этом мире, где каждый сражается с собственной тенью.
В поднебесной, где спрятана где-то ошибка страданий.

Иероглиф судьбы, но прозрачна картина, как воздух,
Чтобы свет нам дарить, и тропинкой вести на вершину,
Где ладони щекочут большие колючие звезды,
И монах, улыбаясь, глядит на ночную долину.