Я разобью все стёкла в доме
Я разобью все стёкла в доме,
Чтоб кожей пить полночный воздух,
Чтобы по полу с тихим звоном
Катились сброшенные звёзды.
Я принимаю как распятье
Живую глохнущую одурь
И с треском разрываю платье,
Спеша глотнуть сырой свободы.
И, не терпя противной дрожи,
Как будто открывая двери,
Я лезвием надрежу кожу
И выпущу наружу зверя.
Я буду падать, раскинув руки
Я буду падать, раскинув руки,
На бесконечно глубоком вдохе.
И одуванчик живой и хрупкий
Между страниц навсегда засохнет.
Я буду сверху смотреть на солнце,
И сквозь меня из-под чёрной жижи
Однажды новая мысль прорвётся
И новым словом откроет книжку.
Я буду видеть, как в бледно-синем
Пространстве мира мелькают птицы,
Я буду падать, как летний ливень,
И превращаться в живые искры.
Заливая глаза и губы
Заливая глаза и губы,
Пустота растеклась чернилами,
И в клыки исказились зубы
И наполнились древней силою.
Ночь кололи немые звёзды,
Как терновый венец Спасителя.
Зверь искал, раздувая ноздри,
Бессознательно и мучительно.
Первобытный животный голод
Его гнал в бесконечном поиске,
Но был мёртвым застывший город,
В день восьмой по ошибке созданный.
Он был слеп. И знакомый запах
Влажным носом ловил встревоженно.
Зверь был просто больной собакой,
Потерявшейся или брошенной…
Тьма пришла из Средиземья
Тьма пришла из Средиземья
Чёрной ватой, чёрной болью,
Пепел сброшен и рассеян —
Воля.
И таится в мраке горла
Алый след туберкулёза,
Дивный мир на грани фола,
Поздно.
Сушит губы пеплом серым
И мучительная жажда.
Кто-то чёрный там, за дверью,
Страшно.
Мир, как губка, пропитался
Влагой сдавленного страха.
Где-то, может быть, остался
Запах?..
Истерично мечется весна
Истерично мечется весна,
Рвёт ногтями снежную рубаху,
В воздухе сырая пелена
Залепила ноздри липким страхом.
Как флакон духов, февраль разлит,
Запах облегает платьем тесным.
Чувствую вращение земли
И что под ногами где-то бездна.
Отблески фонарного огня,
В тишине захлёбываясь, тонут.
Впереди всего лишь полынья,
Мой дразнящий выисканный омут.
Раздирают горло брызги льда,
Душит крик измучившая рвота,
И чернеет талая вода,
Обещая близкую свободу.
Был только день. Печально уходящий
Был только день. Печально уходящий.
И разливался тёплый ровный свет.
И солнце мне казалось настоящим
И тлело одуванчиком в траве.
Но это сон. Придуманный, ненужный.
Открой глаза и рухнешь в пустоту.
Мир распадётся ёлочной игрушкой,
Не пойманной случайно на лету.
Всё нереально: запахи и звуки
И хрупкий лист, дрожащий на ветру.
Там за окном не ночь:
Протянешь руки
И окунёшься в чёрную дыру.
У снега множество имён
У снега множество имён,
Вчера он был живым и чутким
И впитывал шаги.
Он был мохнатый тёплый Сон,
Берёг стеклянные минуты,
Разбитые в куски.
Он может быть горячим, злым,
Как соком, истекая солнцем
И губы искусав,
Когда отчаянно под ним
Нетерпеливо имя бьётся:
Рябинная Тоска.
Сегодня брошенным щенком
К земле пытается прибиться,
От сырости дрожа.
У снега множество имён,
И это – Чистая Страница,
Когда легко дышать.
А завтра снегу имя Смерть…
Пустой, огромный, чёрный город
Пустой, огромный, чёрный город
И тишина.
Во всех проулках вязкий холод
И вялость сна.
Здесь ночь сырой пушистой пеной
Давно легла.
А я теперь хожу сквозь стены.
Я умерла?
Ищу людей, тепло и звуки.
Я вырвусь прочь!
Бегу, вытягиваю руки!..
Но рядом ночь.
Я узнаю и дом, и окна,
Бегу туда:
Густая пыль и пол холодный,
И пустота.
Не здесь. В мучительной тревоге
Хочу кричать:
"Ведь это та, ведь та дорога!"
Ищу опять.
Но как завесу опускает
Пустая мгла,
А я никак не понимаю,
Что умерла.
Я чувствую, что скоро будет дождь
Я чувствую, что скоро будет дождь,
Желание пронизывает воздух.
И ты, мой бог, проснёшься и вернёшь
Мою свободу.
Ты спишь ещё в пушистых тополях
И в свете звёзд, рассыпанных под вечер,
А я, как иссушённая земля,
Дугой навстречу.
И первобытной страсти вопреки
Ты прячешься и таешь на ресницах.
И снова ночь, и пепел, и стихи,
И ты родишься.
Я жду тебя, мой вечный юный дождь,
Я жду тебя, которого забыли,
И ты придёшь однажды и вернёшь
Мне крылья.
Одиночество – белый безглазый зверь
Одиночество – белый безглазый зверь
С ледяными и скользкими, цепкими лапами.
Одиночество тихо вползает в дверь
И вбирает все звуки, движения, запахи.
Абсолютно бесшумно ползёт ко мне,
Но я чувствую голыми чуткими нервами
И не вскрикну, не вздрогну, когда к спине
Прикоснётся ладонями медленно-медленно.
Одиночество вяжет мне тело. Пусть…
И, как шарфом, рукою за горло безвольное.
Я услышать успею противный хруст.
Будет больно? Да глупость, нисколько не больно мне.
Я бесшумно и плавно скользну к окну.
Всё так просто, легко. Этот мир искусственный.
А потом оживу. Глубоко вдохну…
Для чего, я не знаю, не помню, не чувствую.
Бесконечный осенний сон
Бесконечный осенний сон.
Я опять постигаю истину:
Я тебе отдана пожизненно,
Иногда вырываясь вон.
Я иду к твоему алтарю
То ли жертвою, то ли невестою,
То ли боль, то ли счастье приветствую
И безвольно себя отдаю.
Ласки капель в волшебном сне
Смоют цепи, тоску, метания.
Я пропитана вся желанием,
Разожжённым тобой во мне.
И так струи твои теплы,
Что я чистой, свободной, мертвенной
Отрешенно взойду на жертвенник
Или ложе твоей любви.
Так проснулся мой древний бог,
Самый юный и самый искренний,
И я вся разлетаюсь брызгами
Вместе с ним у случайных ног.
Что-то дикое есть в этом городе…
Что-то дикое есть в этом городе…
День свернулся пустой и заплеванный.
Человечества гнусное логово
Окончательно дождь изуродовал.
То ли желчь, то ли солнце случайное
Желтой пылью рассыпалось в воздухе.
Что-то светлое лишь в ожидании,
Что-то зверское есть в твоем облике.
Ось, как вертел, вонзил в эту юную
Грудь Земли варвар злобный и маленький.
И закапали в бездну безлюдную
Звезд молочные, мутные капельки.
И, как мысль, разбивается градусник,
У любимого клык прорезается,
А в мышином копеечном хаосе
Юный Бог приходя растворяется…
И, найдя в этой жизни отдушину,
Понимаю нежданно-негаданно,
Что живая, немая, ненужная
Пахла плоть нафталином и ладаном.
У разбитого корыта
У разбитого корыта
Тлеет счастье: гладь да тишь.
Мысль напугана, забита,
Глубже прячется, как мышь.
Незапятнанно и чисто
В сердце радость ожила,
Мысль давно лишилась смысла
И бессильно умерла.
Причастилось тело жизни,
Как подсело на иглу…
И пылятся стопкой мысли
На заплёванном полу.
В заповедных далях сердца
Крошки хлеба и песок.
Сладковатый запах смерти
Словом ляжет на листок.
И библейской догмой душит
Мысль немую на корню,
Выжимает счастье душу,
Как сырую простыню.
Свет рассыпался в снежный дым
Свет рассыпался в снежный дым,
О поверхности звёзд натёртый.
Мои пальцы теперь теплы
И, как лёд, растопили стёкла.
Одиночество молоком
Разбавляю, уменьшив горечь,
И декабрь, как пушистый кот,
Обмурлыкал пустую полночь.
В отражении светлых глаз
Лёд теплеет зеркально-сухо,
И костлявою лапой вяз
У Медведицы чешет брюхо.
Я отворачиваюсь к стене
Я отворачиваюсь к стене,
Но звуки в уши стальной цепочкой.
И кожей чувствую: по спине
Туман, как лапой, проводит ночью.
Я выжимаю дыханья сок
Из апельсиновой плоти. Только
Когда прольётся последний вздох,
Останусь горькой засохшей коркой.
Я слышу: в окна течёт туман
И растекается серой лужей.
Не тьма ночная, другая тьма,
Внутри меня, а не там, снаружи.
И ногти, хрупкая скорлупа,
Так пыльно крошатся белым мелом.
Я ощущаю сейчас распад
Потенциально живого тела.
Находясь в безвоздушном пространстве
Находясь в безвоздушном пространстве
Бесконечно сплетавшихся линий,
Обречённые мысли ложатся,
Попадая опять в паутину.
Пустота, облечённая плотью,
Рябь пускает в оконную плоскость
И тревожно натянутой нотой
Открывает бездонную пропасть.
Абсолютно безвольно отдаться,
Умирая в холсте на картине.
Замыкается цепь на запястьях,
Увлекая в немыслимый синий.
Говоришь, не горят?
Говоришь, не горят?
А у Бредбери вроде…
Здесь частичка меня,
В этом хрупком листе…
Не смотри же назад,
Вспомни притчу о Лоте,
Отрекись от огня,
Возвращайся к воде.
Всё теперь сожжено.
Посмотри: эти искры,
Как последнего снега
Не стало весной.
Ной откроет окно,
Пусть врываются брызги,
Безопасность ковчега
Обернулась тоской.
В кофе был аромат
Бесконечного горя,
И тревога осколком
Перерезала сны.
Наблюдаю, как тьма
Средиземного моря
Накрывает весь город
И меня вместе с ним.
Эта ночь никогда не закончится
Эта ночь никогда не закончится,
Только станет мудрее и старше.
Поделитесь со мной одиночеством,
Чьё острее: моё или Ваше?
Облысеют деревья, и, может быть,
Это старость руками неловкими…
А за рамами лето скукожилось
Умирающей божьей коровкою.
Запах кофе. Не время тревожиться.
Наступление
