«Она призналась: «Я тебя люблю…»…»
Она призналась: «Я тебя люблю…»
Но он не верил, что она отважится
Свой Май отдать седому Декабрю.
И он сказал: «Тебе все это кажется…»
Их разделяла жизнь, а не года.
Он прошлым жил. Она была там саженцем.
Он говорил ей: «Как ты молода…»
Она смеялась: «Это просто кажется…»
И лишь в разлуке осенило их,
Какой любовью одарил Господь их.
Исчезло все – остался только миг,
Когда он мог, волнуясь, сесть напротив.
Когда слова, которым равных нет,
Обозначали радость, страсть и муку.
Когда в запасе было столько лет,
Что их с лихвой хватило на разлуку.
1994Зураб сказал:
Металл проснуться должен,
Чтоб музыку отдать колоколам.
А до того он, словно царь, низложен,
И ждет мелодий молчаливый Храм.
Зураб сказал:
Нет ничего прекрасней,
Чем сумеречный звон колоколов,
Когда закат под эти ноты гаснет,
И всё понятно, и не надо слов.
И вот над возродившимся собором
Поплыл впервые колокольный звон.
И тихо замер потрясенный город,
Как будто исповедовался он.
Минует всё. Останется искусство
И к Богу устремленные глаза.
Металл проснулся от чужого чувства,
Как в небе просыпается гроза.
И я стою, как пушкинский Евгений,
Пред новою загадкою Петра,
Вновь убеждаясь – всё, что может гений,
Понятно только гениям добра.
1999«Еще холста он не коснулся…»
Еще холста он не коснулся,
Но холст его преобразил.
Он виновато улыбнулся,
Как будто нас уйти просил.
В лучах волнения и света
Плывут его полутона.
И никого с ним рядом нету,
А есть восторг и тишина.
Играла музыка…
Художник
Шел сквозь печаль и торжество.
О, сколько мир искусству должен!
Хотя не должен ничего.
1993В отеле, где живем мы,
Из окна
Прекрасный вид:
Серебряные горы,
Лесистые холмы
И белизна
Нетронутого снега…
И узоры
Причудливо заснеженных ветвей.
И лыжники – как гномы, —
У которых
Одежда новогодних фонарей.
А ночью над горами синий холод.
И лунный свет.
И таинство снегов.
И небосвод, что звездами исколот.
И чуткий скрип невидимых шагов.
Как хорошо порой уединиться, —
Ни суеты, ни телефонных встреч, —
И ощутить себя свободной птицей.
И это ощущение сберечь.
1995Франкония, США«Я брожу по майскому Парижу…»
Я брожу по майскому Парижу.
Жаль, что впереди всего три дня.
Все надеюсь, что еще увижу
Женщин, изумивших бы меня.
Я искал их при любой погоде…
Наконец всё объяснил мне гид:
Что пешком красавицы не ходят.
И сменил я поиск Афродит.
На такси за ними я гонялся,
На стоянках все смотрел в окно.
По бульварам, словно в старом вальсе,
Обгонял я модные «Рено».
Я искал их – черных или рыжих…
Но не повезло мне в этот раз.
До сих пор не верю, что в Париже
Женщины красивей, чем у нас.
1997«Властители дум ненавидели власть…»
Властители дум ненавидели власть…
Теперь же иные у них отношенья.
И новая власть им по вкусу пришлась,
Ирония вдруг поменяла мишени.
И бывший бунтарь, затихающий бард,
Свободу свою не предавший ни разу,
Теперь комплименты выслушивать рад,
Не сразу поняв, что всучили награду.
И Пушкина некогда царь приручал,
Да только напрасно…
А нынешний «гений»,
Чей голос Систему в сердцах раскачал,
Готов преклонить перед властью колени.
1993Памяти друга Юры Григорьева
Ты прости друзьям свой смертный час.
Ты прости – предчувствий не хватило,
Чтобы кто-то, за тобой умчась,
Уберег тебя от черной силы.
У дороги положу цветы,
Где навек твое померкло небо.
Господи, ну как же всё нелепо!
Как жестоко – эта смерть и ты.
Я сказать при жизни не успел,
Как ты в дружбе нашей был надежен.
И до главных помыслов и дел,
Может быть, всего полдня не дожил.
Я тебе при жизни не сказал
Этих слов… Я не успел при жизни.
Кто же думал, что так будет мал
Путь твой – от рождения до тризны.
Кто же знал, что ты в последний раз
Бросил взгляд на свет родимых окон.
На твоей дороге одиноко,
Как в душе у каждого из нас.
Все мы перейдем свою межу.
И, когда я вытяну свой жребий,
Всё, что не сказал тебе, – скажу,
Только бы нам встретиться на небе.
1993«Вся страна играет в лотерею…»
Вся страна играет в лотерею.
И организаторы ее
Думают, что станем мы добрее,
Выиграв зарплату иль жилье.
Может быть, и выиграет кто-то.
Большинству же выпадет билет
С той же бесконечною работой,
При которой крупных денег нет.
Но страна играет в лотерею
Около отчаянья и бед.
Не придумав ничего мудрее —
Верит в чудо…
А его всё нет.
1991Меж жизнью и смертью
Есть некий предел.
Душа перед ним
Одиноко робеет.
Я тоже нежданно
На миг оробел,
Когда вдруг увидел
Неведомый берег.
А сколько мне плыть —
Это ведает Бог.
Но сердцу не терпится
Вновь обернуться
На берег,
Где все еще слышится вздох,
К которому мне никогда не вернуться.
Как страшен покой,
Охвативший меня.
И нет напряжения прошлого
В токах.
А жизни всегда не хватает полдня,
Чтоб взять на себя
Подведенье итогов.
Пришло это время.
Иль только придет.
И жизнь, словно чай,
Ускользает из блюдца.
И страшно уже торопиться вперед.
Как страшно в былое свое оглянуться.
1990Звучит орган в пицундском храме.
Нисходит музыка с небес.
И что-то происходит с нами,
Коль мир за окнами исчез.
А белый ангел возле клавиш
Творит на людях торжество.
О чем ты души вопрошаешь
Из вдохновенья своего?
Звучит орган в прохладных сводах,
В печальных сводах допоздна…
И возрождается свобода,
И оживает старина.
А сверху смотрят фрески немо
В земном предчувствии чудес.
Восходит музыка на небо, Едва сошедшая с небес.
1991Я в прошлой жизни был пастух.
Я пас коров до самой старости.
Не потому ли чувство стадности
И ныне мой смущает дух?
А в этой жизни я поэт.
Пасу рифмованное стадо
На белых выгонах тетрадок,
Поскольку книжных пастбищ нет.
Их жадно бизнес разобрал
И тут же сделал дефицитом.
Бессмысленно быть знаменитым
В стране, где пошлость правит бал.
А кем я буду в жизни той,
Что ждет меня за гранью смерти,
Мне все равно… Но уж поверьте,
Я там не встречусь с суетой.
1992«Я ничего и никому не должен…»
Я ничего и никому не должен.
Не должен клясться в верности стране
За то, что с ней до нищеты я дожил.
За то, что треть земли моей в огне.
Я ничего и никому не должен.
Мне «молодые волки» не указ.
Они, конечно, много нас моложе,
Но вовсе не талантливее нас.
И новый мир по-старому ничтожен
Среди своих раздоров и корыт.
Я ничего и никому не должен,
Поскольку никогда не жил в кредит.
1992«Старинный зал, старинный вальс…»
Старинный зал, старинный вальс, —
Почти Дворянское собрание.
Тогда не мог я знать заранее,
Что этот вечер сблизит нас.
Благодарю вас за восторг!
Я думал – «Боже мой, откуда
Здесь оказалось это чудо,
С лицом, запомнившим Восток?»
И я уже не представлял
Вас в этом веке, в этом мире:
В метро иль в чьей-нибудь квартире.
Вам так к лицу был этот зал.
Играла музыка…
И вдруг
Пришло предчувствие внезапно,
Что все у нас случится завтра —
Мои слова и ваш испуг.
1990«Если жизнь вас чем-то огорошит…»
Если жизнь вас чем-то огорошит —
Горькою разлукой или злом, —
Вспомните о чем-нибудь хорошем,
Что осталось некогда в былом.
Вспомните ночную нежность моря,
Утреннюю музыку лесов…
И тогда утихнет ваше горе,
Отойдет на несколько часов.
Полегчает вам от встречи с прошлым.
Вы себе признаетесь тогда:
Боже мой, как счастливо я прожил
Некие мгновенья и года.
Я воспоминанием спасаюсь,
Ухожу в любимый день иль год.
Силами в минувшем запасаюсь
Против всех сегодняшних невзгод.
В тяжкой хвори иль навете грязном,
Когда жизнь – как молчаливый крик, —
Вспомните о чем-нибудь прекрасном,
Вновь переживите этот миг.
1991«А в метро на переходах…»