«В горах, где мы живем…»
В горах, где мы живем,
Намного мягче климат.
Днем нет крутой жары
Прохладно по ночам.
Встречаю я рассвет
Вдвоем с Иерусалимом
Мое окно для зорь, —
Как кораблям причал.
В горах, где мы живем,
Прозрачен синий воздух.
И нежатся цветы
Поодаль от дорог.
И звон колоколов,
Как чей-то долгий возглас.
И тишина, как вздох,
Приходит на порог.
Обетованный край.
Библейские заветы…
Безоблачная синь,
Где месяц в небо вмерз.
И дуют в души нам
Израильские ветры.
Попутные ветра
Моих надежд и грез.
«За эти годы в первый раз…»
За эти годы в первый раз
Я от тоски тебя не спас.
И с одиночеством твоим
Моя душа не совладала.
Неужто я лишился дара,
Что был нам так необходим?
А, может, что-то с нами сталось,
Ушло за несколько минут?
И побеждает нас усталость.
Ведь и от счастья устают…
Ты не сердись, что в первый раз
Я от тоски тебя не спас.
Нет ничего прекрасней
Утра в моем лесу.
Гроздья рябины красной
Я тебе принесу.
Здравствуй, волшебник-лес!
Я полюбил давно
Сосен зеленый плеск,
Ягод твоих вино.
Если беда нагрянет,
Счастье уйдет из рук, —
Вновь нас с тобой заманит
В гости мой старый друг.
Радостью нас одарит,
Тихой – как свет зари.
И о беде недавней
Ты с ним заговори.
Лес тебя не обманет.
Он неспроста затих…
Весь в голубом тумане,
Словно в слезах твоих.
Я мучаюсь, когда пишу стихи.
Когда их не пишу, я расслабляюсь.
И дни такие для меня плохи.
Как будто я упавший с неба аист.
Ничто меня не трогает уже,
Когда я без пера, а дом без песен.
И пустота в заброшенной душе.
И я тебе навряд ли интересен.
Но вдруг приходит Муза невзначай.
Я мучаюсь, и радуюсь, и плачу…
Прости мне ту счастливую печаль,
Когда я на нее лишь сердце трачу.
Простите нас во имя Богоматери,
Прекрасные посланницы ее,
За то, что вы на беды силы тратите,
Переизбыв терпение свое.
Простите, что не всем нам удается
Надежду вознести на ваш алтарь…
Как в жаркий день земле нужны колодцы,
Так вам нужна мужская доброта.
Простите нас за эгоизм и черствость,
Когда вам одиноко и темно
Мы на охоте набираем версты
Или кидаем фишки в казино.
Спохватимся, почувствовав обиду,
В молчании сокрытую от нас…
Раскаяньем мы все бывали биты
За горькую печаль любимых глаз.
И в глубине души свою вину упрятав,
Стараемся быть тоньше и нежней.
Как мало мы дарили вам нарядов
Из-за мужицкой тупости своей.
И все же мы не так уж безнадежны.
И в чем-то даже рыцари подчас…
А вы в обидах будьте с нами строже
И нежностью воспитывайте нас.
«На скалах растут оливы…»
На скалах растут оливы.
На камне цветут цветы.
Живут средь камней олимы[2]
Как рядом со мною – ты.
Я твой нареченный камень.
Крутой и надежный грунт.
Попробуй меня руками.
Почувствуешь, как я груб.
Но весь я пророс цветами.
И нежностью их пророс.
Со мной тебе легче станет
В минуты ветров и гроз.
Я твой нареченный камень,
Согретый огнем любви.
Когда же мы в бездну канем,
Ты вновь меня позови.
«Эта осень похожа на лето…»
Эта осень похожа на лето:
Вдоволь солнца и очень тепло.
Даже бабушки в меру раздеты.
А уж модницам как повезло.
Можно вновь облачиться в наряды,
Что носили еще по весне…
И выходят на берег Непрядвы,
И листва на зеленой волне.
Эта осень похожа на лето.
Лишь бы дольше она не ушла…
Снова солнцем планета согрета,
Как согрета надеждой душа.
«Я весь словарь распотрошил…»
Я весь словарь распотрошил.
О, сколько в нем забытых слов!
Но я их в блог переложил,
Чтоб ты услышала мой зов.
И в незнакомых тех словах
Меня почувствуешь ты вновь.
Хоть и живу я впопыхах,
Но та ж в душе моей любовь.
И если в чем я виноват,
То ты не множь вину мою.
Когда два сердца невпопад,
Я этот грех свой отмолю.
К твоим коленям припаду,
Почувствовав шаги твои.
И все невзгоды отведу
Счастливой волею любви.
Смиренно я прошу прощенья у тебя,
Когда несправедлив
Или когда несдержан.
Когда слова, как стужа декабря,
Морозят душу, холодят надежду.
Я знаю, как душа твоя скорбит,
Споткнувшись о мою несправедливость,
Но ты уходишь снова от обид,
В который раз явив свою мне милость.
Наверно, только любящая мать
Готова так прощать ошибки сына,
Не разучившись сердцем понимать:
Любовь и доброта всегда едины…
«Над Святой землей туман завис…»
Над Святой землей туман завис.
Холодно и непривычно грустно.
Я спускаюсь по тропинке вниз,
Чтоб пройти по высохшему руслу
Бушевавшей некогда реки,
Что стекла в библейские легенды…
Мы от тех времен так далеки,
Как российский бомж от президента.
Над Святой землей завис туман.
И земля притихла, опечалясь.
Все равно здесь так уютно нам,
Словно мы с весною повстречались.
Потому что это наш любимый дом,
Где в беде друзья тебя не бросят.
Много раз я убеждался в том.
Здесь о доброте людей не просят.
Над Святой землей туман завис.
Ничего, что мне немного грустно.
А на дружбу с ней не надо виз.
Было бы взаимным наше чувство.
Мне снится вновь
И не дает покоя
Моя Обетованная Земля,
Где вдоль дорог зимой
Цветут левкои
И подпирают небо тополя.
А небо голубое-голубое.
И солнце ослепительное в нем.
Нам, как нигде,
Здесь хорошо с тобою.
Со всеми вместе.
И когда вдвоем.
И я молю Всевышнего
О том лишь,
Чтоб здесь был мир.
И ныне, и всегда…
Вставал рассвет над городом.
Ты помнишь?
И угасала поздняя звезда.
Иерусалим светился куполами,
Вычеркивая контуры церквей.
В лучах зари, —
Как в золоченой раме, —
Вновь поражал он красотой своей.
Еще с тобой мы встретим не однажды
Библейских зорь неповторимый вид,
Чтоб сумрак не касался нашей жизни,
Как не коснулся он моей любви…
Я во сне не летаю, а падаю вниз.
Для полетов, как видно, года мои вышли.
Вот гора надо мной, словно черный карниз
У покатой, окрашенной в синее, крыши.
Я боюсь высоты – наяву и во сне.
И когда я лечу в бесконечную пропасть.
Обрывается сон…
И приходят ко мне
Ожидание чуда и смутная робость.
Начинается день, забывается сон.
Но лишь встречу тебя, —
Та же на́ сердце робость.
Улыбаешься ты.
Я как будто спасен.
Хоть опять я лечу в бесконечную пропасть.
Не спеша иду по улице знакомой.
Утро… Тихий воздух голубой.
Все, как прежде…
Только нету дома,
Дома,
Где встречались мы с тобой.
В нем была редакция журнала,
Знаменитого на всю страну.
Много лет промчалось?
Или мало?
Те года я грустно помяну.
Правда, дом формально сохранился.
Но теперь он старый и чужой.
Лучше уж тогда б он развалился,
Разминувшись с юною душой.
Ты пришла в редакцию девчонкой:
Светлая коса и синий взгляд…
Непохожая на «юниоров» в чем-то,
Жившая легко и наугад.
Я в тебя влюблялся постепенно.
Синий взгляд, улыбка, модный бант…
Позже дали о себе знать гены —
Мудрость и распахнутый талант…
Как скрывает золото порода,
Так таился в глубине твой дар:
Другом быть в любое время года
И держать за дружество удар.
Нежная душа твоя искрилась
От удач и вспыхнувших похвал…
Нам страна оказывала милость:
И за твой талант любя журнал.
А теперь та «Юность» позабыта,
Жизнь ее осталась за чертой…
И когда меня томит обида,
Я твоей спасаюсь красотой.
