Ли Бо - Избранная поэзия

I На вечерней заре хорошо нам по озеру плыть,
Налетающий ветер большой не поднимет волны.
Красотою таинственной манит бамбуковый лес,
И кувшинки озерные дивной прохладой полны.
Мои юные спутники воду готовят со льдом,
Корень сладкого лотоса длинную тонкую нить.
Облака собираются. Небо темнеет к дождю.
Значит, надо скорее стихами друзей угостить.
II Вот и дождь налетел, заливая циновки вокруг,
И бушующий ветер внезапно ударил в борта.
У гетеры из Юэ намок ее красный наряд,
У гетеры из Янь вдруг исчезла c лица красота.
Мы причалили лодку к прибрежным кустам ивняка,
Занавески осыпало пеной волны кружевной.
Мы домой торопились, а ветер свистел и свистел,
Словно ранняя осень нас встретила летней порой.

В день весеннего праздника третьей луны обновилась небесная синь.
Сколько знатных красавиц столицы Чанъань собралось у озерной воды!
Благородна осанка и мысли чисты, скромен облик и кроток их нрав.
Совершенством сложенья и статью своей эти девы недаром горды!
В предзакатном сиянии поздней весны их узорные блещут шелка.
Серебром у одной из них вышит цилинь, разноцветный павлин — у другой.
Ну, а чем же украшены головы их?
Украшенье из перьев невиданных птиц ниспадает со лба бахромой.
Ну, а если спиной повернутся они?
Мы увидим жемчужных подвесок каскад, обнимающий нежно их стан.
Есть средь них даже сестры красавицы той, что в дворцовых покоях живет,
Ведь недаром же титул великих принцесс им самим императором дан!
Молодого верблюда пурпуровый горб в изумрудном дымится котле,
На хрустальных тарелках блестят плавники это щедрого моря дары.
Но точеные палочки в нежных руках что-то медлят коснуться еды,
И ножи в колокольцах никак не начнут грациозной, как танец, игры.
Вылетают гонцы из дворцовых ворот, торопя быстроногих коней:
С императорокой кухни одно за другим угощенья красавицам шлют.
Барабанов удары и пение флейт даже мертвых способны поднять:
Это важному гостю со свитой его самому Ян Гочжуну салют!
Наконец он приехал (последним из всех), на строптивом гарцуя коне.
Занял место свое на парчовом ковре в павильоне для знатных гостей.
Тополиного пуха кружащийся снег опустился на ряску в пруду,
И волшебная птица с узорным платком промелькнула среди тополей…
Так могуч и всесилен наш Первый министр, что бросает от ужаса в жар.
Берегись попадаться ему на глаза, лучше скройся в толпе поскорей.

I Под осенним дождем увядают цветы и мертвеет трава на лугу.
Ясноглазка лесная, по-прежнему ты возле самых ступеней цветешь.
Изумрудно-зеленые листья твои словно перья невиданных птиц,
А на ветках бесчисленных каждый цветок с золотою монетою схож.
Ледяные ветра засвиетят, засвистят, наклоняя макушку твою.
Я боюсь, что не выдержишь ты холодов и осыплются листья к утру.
Над тобою живет неудачник-поэт, голова все белей и белей.
Он вдыхает душистые слезы твои, на неистовом стоя ветру.
II Дует ветер и ливень тропический льет, этой осенью все невпопад.
И моря и равнины отчизны моей словно тучей накрыты одной.
Сквозь потоки дождя не могу различить, конь идет по дороге иль бык,
И прозрачная Вэй так похожа на Цзин с грязно-илистой мутной водой.
Перезрелое мокнет повсюду зерно и чернеют колосья в полях.
От отца или матери в дальнем селе невозможно письмо получить.
Здесь, на рынках Чанъани, несчастный народ одеяла меняет на рис,
И никто не жалеет последних вещей, лишь бы голод слегка утолить.
III Есть в Чанъани бедняк в одежонке простой, ты несчастней его не найдешь.
Целый день в своей келье сидит запершись и совсем не бывает нигде.
Даже лень ему выйти на старости лет прогуляться в высоком лесу,
И детишки его без надзора шалят на промозглом ветру и дожде.
Барабанят по крышам потоки дождя, торопя наступленье зимы.
Ослабевшие птицы не в силах взлететь, так промокли они под дождем.
За последнюю осень не помнит никто ни единого светлого дня.
Ах, когда же просохнет земля наконец и рассеются тучи кругом!

В Дулине
Человек в пеньковом платье,
Хоть постарел,
А недалек умом:
Как мог такую глупость
Совершать я,
Чтоб с Цзи и Се
Равнять себя тайком?
А просто
Во дворце я непригоден,
И надо мне
Безропотно уйти.
Умру — поймут,
Что о простом народе
Всегда я думал,
До конца пути.
И сердца жар,
Бредя тропой земною,
Я отдавал народу
Всей душой.
Пусть господа
Смеются надо мною,
Но в громких песнях
Слышен голос мой.
Не то чтоб не хотел
Уйти от шума
И жить, не зная
Горя и тревог,
Но с государем,
Что подобен Шуню,
Расстатъся добровольно
Я не мог.
Не смею утверждать,
Что ныне нету
Людей, способных
Управлять страной,
Но как подcолнечник
Стремится к свету,
Так я стремилея
Верным быть слугой.
Я думаю
О стае муравьиной,
Что прячется
В тиши спокойных нор.
А я хотел,
Как истинный мужчина,
На океанский
Вырваться простор.
Для этого
И жить на свете стоит,
А не искать вниманья
У вельмож.
Пусть пыль забвения
Меня покроет,
Но на льстецов
Не буду я похож.
Сюй-ю и Чао-фу
Не так страдали,
Стыжусь
А измениться не могу.
Вином пытаюсь
Разогнать печали
И песнями
Гнетущую тоску.
Теперь зима,
И листья облетели,
От ветра
Треснут, кажется, холмы.
Ночные небеса
Грозят метелью,
А я бреду
Среди угрюмой тьмы.
Окоченели пальцы
Силы нету,
А пояс развязался
Как на грех.
Но до Лишани
Доберусь к рассвету,
Где государь
Пирует без помех.
Колышутся знамена,
Как в столице,
В дозоре гвардия
На склонах гор.
Над Яочи
Горячий пар клубится,
И блеск оружья
Ослепляет взор.
Здесь государь
Проводит дни с гостями,
Я слышу Музыка звучит опять.
Те, кто в халатах
С длинными кистями,
Купаться могут здесь
И пировать.
Но шелк, сияющий
В дворцовом зале,
Плод женского
Бессонного труда.
Потом мужчин
Кнутами избивали
И подати
Доставили сюда.
И если
Государь наш горделивый,
Тот дивный шелк
Сановникам даря,
Хотел, чтоб власти
Были справедливы,
То не бросал ли он
Подарки зря?
Да, здесь чиновников
Полно повсюду,
А патриотам
Не открыть сердца.
К тому ж, я слышал:
Золотые блюда
Увезены
Из алого дворца.
И три небесных феи
В тронном зале,
Окутав плечи
Нежной кисеей,
Под звуки флейт,
Исполненных печали,
С гостями веселятся
День-деньской.
И супом
Из верблюжьего копыта
Здесь потчуют
Сановных стариков,
Вина и мяса
Слышен запах сытый,
А на дороге
Кости мертвецов.
От роскоши
До горя и бесправья
Лишь шаг.
И нет упрека тяжелей.
Я колесницу
К северу направил,
Чтобы добраться
К рекам Цзин и Вэй.
Тяжелый лед
На реках громоздится
Везде,
Куда ни взглянешь на пути.
Уж не с горы ль Кунтун
Он вдаль стремится,
Как бы грозя Небесный Столб снести?
Плавучнй мост
Еще не сломан, к счастью,
Лишь балки
Неуверенно скрипят,
И путники
Сквозь ветер и ненастье
Скорее перейти его
Спешат.
Моей семьи
Давно уж нет со мною,
И снег и ветер
Разделяли нас.
Я должен снова
Ветретитьея с семьею,
И вот ее
Увижу я сейчас.
Вхожу во двор
Там стоны и рыданья:
От голода
Погиб сынишка мой.
И мне ль, отцу,
Скрывать свое страданье,
Когда соседи
Плачут за стеной?
И мне ль, отцу,
Не зарыдать от боли,
Что голод
Сына моего убил,
Когда все злаки
Созревали в поле,
А этот дом
Пустым и нищим был?
Всю жизнь
Я был свободен от налогов,
Меня не слали
В воинский поход,
И если так горька
Моя дорога,
То как же бедствовал
Простой народ?
Когда о нем
Помыслю поневоле
И о солдатах,
Павших на войне,
Предела нет
Моей жестокой боли,
Ее вовеки
Не измерить мне!