Кричали чайки, проплывали огромные льдины с нерпами, целые ледовые поля, слепило солнце. Но неожиданно налетел ветер, море расходилось, раскачалось, баржу стало забрасывать на дыбки, грозя перевернуть, и мы завернули за небольшой, стоявший вблизи островок.
Волны всё увеличивались. А мы втроем сидели у костра на необитаемом берегу, мечтали о хорошей кружке чая и тарелке вкусного флотского борща. Но пароход наш вдали качался на волнах, и добраться до флотской столовой нам не светило ещё долго-долго. Вдруг мы услышали хрупанье гальки и, оглянувшись, увидели раскосого чукотского парнишку лет десяти в кухлянке, в сапогах, с винтовкой на плече. Он по-хозяйски подошёл к нам и, кивнув, спросил:
— Печёнка хочешь?
— Какую печёнку? — удивлённо спросили мы разом.
— Моржовую.
— Откуда?
Он рукой позвал нас за собой и твёрдым взрослым шагом отправился на другую сторону островка.
На песке, на взгорке, клыками вверх лежали несколько крупных моржей, возле которых дымил костерок и сидела большая серая лайка. На костре на вертеле жарилась моржовая печёнка.
Мальчик достал из-за голенища нож, отрезал нам по куску печёнки и кусок положил перед собакой.
— Ты как хозяин! — сказал наш боцман Володя. — Моржи твои?
Маленький охотник подошёл к трём самым крупным и показал на них:
— Это мои.
— Сам стрелял, для себя?
Парнишка ответил:
— Я сам. — И с достоинством добавил: — Для всех!
— Человек! — с уважением сказал боцман и повторил: — Человек!
— А где же остальные, взрослые? — поинтересовались мы.
— Поплыли на берег за тросами, за подмогой. — И он посмотрел в сторону большого острова.
Нам очень понравились спокойствие и достоинство этого маленького мужчины, одного на острове среди Ледовитого океана, уверенного в том, что его не бросят, не оставят, и знающего, убеждённого, что он тоже нужен и полезен всем.
И долго потом в нашем нелёгком полярном плавании мы, бывало, отправляя друг друга по делам, поручая какое-то дело, потом в шутку спрашивали:
— Ну, всё сделал?
— Всё!
— Сам?
— Сам! — И, улыбаясь, каждый добавлял: — Для всех!
И уже все разом выносили уважительный боцманский приговор:
— Человек!
В полярные злые широты
На судно, зажатое льдом,
Доставили почту пилоты —
Конверт с говорящим письмом.
В каюте, наполненной шумом,
Усталая лампа горит.
Задумчиво слушает штурман,
Как старая мать говорит.
И, словно сквозь шум непогоды
Услышав своих матерей,
Команда теснилась у входа,
И боцман присел у дверей.
А судно снегами заносит,
Метелям мести и мести…
Вот голос смолкает, но просят
Пластинку опять завести.
И долго матросам не спится,
Все смотрят в бегущую тьму,
А самому младшему снится,
Что мама подходит к нему.
На океанском побережье между сопок лежит бухта. Тихая, прозрачная. Вокруг бухты — лес. А у берега несёт службу отряд морских пограничников.
Один сторожевой катерок охраняет вход в бухту, а два ходят вдоль берега, смотрят: не зашёл ли с моря противник, не крадётся ли кто к нашей земле.
И каждый рад доложить: «Нарушений не обнаружено!»
Хорошо служат.
Поэтому и пригласили колхозники командира Морозова выступить, рассказать, как границу охраняют.
Надел командир парадный китель, сел с мичманом в «газик» и поехал.
Едет, а сам сверху на бухту глядит, любуется. Сверкают на катере надраенные иллюминаторы, лёгкими ниточками плывёт подводе туман. А вокруг по сопкам вспыхивают фиолетовые огоньки: цветёт багульник.
И вдруг Морозов тронул водителя за плечо:
— Стой!
Сверху видно: прямо в бухте, под водой, что-то большое, тёмное движется к берегу и от боков в стороны бегут две строгие волны.
— Подводная лодка! — охнул мичман.
— Назад! — приказал Морозов. — Поворачивай!
Влетел «газик» во двор, выбежал командир из машины:
— Тревога!
А сам — к связистам. Кругом торопятся матросы, натягивают тельняшки.
А он кричит на катер:
— «Победный», «Победный»! Что за лодка, откуда в бухте лодка?
— Какая? — спрашивают оттуда.
— Подводная!
— Да нет никакой лодки, товарищ командир. Извините. Это кит прорвался! — смеются оттуда.
Вышел Морозов на берег, посмотрел, а «лодка» всплыла, фонтанчик выпустила и прогуливается вдоль бухты. Действительно, кит! Бока у него издали металлом отливают. Немудрено ошибиться!
Матросы столпились на берегу. Кричат, шумят, машут тельняшками: «Кит!» Хоть и моряки, но ведь не каждому случалось увидеть такую махину. Неподалёку стоял плавучий кран, так и на него забрались, чтобы рассмотреть великана сверху.
А кит идёт себе по бухте, и волны от него в берег — бу-ух! бу-ух!
Морозов снял фуражку и рассмеялся:
— Вот переполоху наделал! Леший бы его побрал!
И только сказал, кит остановился у берега и замолотил хвостом так, что во все стороны по воде круги побежали.
— Что это он? — спросил Морозов.
— На мель сел! — определил мичман.
— Этого ещё не хватало! — вздохнул Морозов. — Катер сюда!
Подошли на катере к киту поближе, а он притих, смотрит грустно, будто просит: «Помогите, братцы!»
Собрались моряки вокруг, думают: что делать? Так и пропадёт животное!
— Прилив начнётся, и кита поднимет! — сказал кто-то.
— Пока прилив начнётся, из твоего кита сухой бычок получится, — ответил мичман. Все засмеялись.
— А животное жаль.
— А ну-ка давайте трос! — распорядился Морозов.
— Правильно! — подхватил мичман. — Подцепим его за хвост и вытащим на глубину.
Принесли трос, сделали большую петлю, и мичман прыгнул киту на спину — цеплять. Покачался на упругой спине, будто на понтоне, поскользнулся, но взмахнул руками, удержался. А кит и не шевелится. То ли устал, то ли в самом деле понимает: помощь пришла. Еле-еле мокрым хвостом поводит. Только собрался мичман петлю набрасывать, а один матрос, бывший плотник, спохватился:
— Постойте! Так мы ему хвост оторвём! Сперва надо подложить что-нибудь!
Несколько человек принесли старые автомобильные шины, спрыгнули в воду, приспособили шины у хвоста, а сверху набросили петлю. Но только Морозов скомандовал: «Малый назад!», а матрос, который о хвосте беспокоился, говорит:
— Стойте, братцы! Так он себе брюхо о камни порвёт! Подложить бы под него брёвна. Кит по ним, как по каткам, и съедет!
Хоть и много возни, а верно заметил. Разыскали на берегу брёвна, силой утопили их. Тоже за хвостом пристроили и держат, чтобы они не всплыли.
— Ну всё? — крикнул Морозов. — Малый назад!
Пошёл катер, натянул трос и кита за собой потащил. Матросы бултыхаются рядом, хлопают ладонями кита по бокам: «Плыви, кашалотина!» А мичман у него на спине стоит, командует: «Лево руля, право руля!»
Но вот кит зашевелился: почувствовал глубину, а мичман как подпрыгнет:
— Стойте, подождите, а то ведь он меня в океан увезёт!
Протянули ему с катера руки, подняли на палубу, а потом потихоньку ослабили петлю.
Выбрался кит из неё — и быстрей в море, на открытый простор. Идёт, волны от него расходятся по бокам, как от подводной лодки. А матросы ему вслед тельняшками машут:
— Не забывай! Заходи ещё в гости! С нами не пропадёшь!
Уходит робко вглубь акула,
И осьминог на дно скользит:
Плывёт навстречу с грозным гулом
Гигант глубин — могучий кит…
Не зря скрываются «тихони»:
Он вынес бешеный тайфун,
Ушёл недавно от погони
И под ребром принёс гарпун…
То взрежет волны, словно крейсер,
Разгонит их блестящий строй,
То, словно вынырнувший гейзер,
Сверкнёт дымящейся струёй.
И вдруг хвостом вокруг замелет,
И снова скроется на дне,
И снова в путь, минуя мели, —
Ему привычней в глубине.
Как-то во время отпуска, ароматным летом, в таёжном селе, не вытерпев жары, решили мы с сыном поплескаться в реке и наловить раков.
— Раков? — спросил нас сосед, агроном совхоза, садясь в «газик». На карася он бы время нашёл, а возиться с какими-то раками было некогда. — Так это вам надо на Раковку, — сказал он.
— На Раковку, на Раковку, — подтвердила из-за забора собиравшая огурцы соседка.
И, взяв старый котелок, мы отправились искать Раковку.
