В училище юный Апухтин получил признание среди учеников и преподавателей как редактор рукописного "Училищного вестника" и талантливый поэт, в котором видели ни много ни мало — "будущего Пушкина". {Герард В. Н. Чайковский в училище правоведения // Воспоминания б П. И. Чайковском. Л., 1980. С. 27.}
В 1854 году в газете "Русский инвалид" было напечатано первое стихотворение Апухтина "Эпаминонд", посвященное памяти адмирала В. А. Корнилова. В. П. Мещерский, однокашник Апухтина по училищу, сообщил в своих мемуарах, что это стихотворение было написано по личной просьбе директора училища. Если дело так и было, то это, очевидно, единственный случай, когда Апухтин что-то писал по заказу.
Однокашником Апухтина по училищу правоведения был и П. И. Чайковский, с которым они очень подружились. Вспоминая годы, проведенные в училище, Апухтин написал в стихотворении "П. Чайковскому":
Ты помнишь, как, забившись в "музыкальной",
Забыв училище и мир.
Мечтали мы о славе идеальной…
Искусство было наш кумир.
И жизнь для нас была обвеяна мечтами.
Позднее Чайковский создал несколько ставших известными музыкальных произведений на слова Апухтина: "День ли царит, тишина ли ночная…", "Ни отзыва, ни слова, ни привета…", "Ночи безумные…", "Забыть так скоро…".
Готовясь в училище к деятельности правоведа, Апухтин главным делом своей жизни считал литературное творчество. В одном из писем шестнадцатилетний Апухтин сообщает о себе: "…Я люблю поэзию; я знаю наизусть лучших русских поэтов; я изучаю Шиллера и всех сколько-нибудь замечательных французских писателей. Английского языка я не знаю, но надеюсь пополнить этот недостаток по выходе из училища". {Письмо к П. А. Валуеву от 14 февраля 1856 г. // Рукописный отдел Института русской литературы АН СССР. Ф. 93. Оп. 3. № 28.}
Известность Апухтина выходит за пределы училища. В 1856 году в дневнике критика А. В. Дружинина появилась запись: "Толстой <Л. Н.> представил мне мальчика — поэта Апухтина, из училища правоведения". {Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников. М., 1978. Т. 1. С. 71.} От юного поэта уже многого ждут. Пожалуй, более всех уверен, что ожидания не напрасны, И. С. Тургенев."…Приведя к Панаеву знакомиться Апухтина, — пишет в своих воспоминаниях о Тургеневе А. Я. Панаева, — тогда еще юного правоведа, он предсказывал, что такой поэтический талант, каким обладает Апухтин, составит в литературе эпоху и что Апухтин своими стихами приобретет такую же известность, как Пушкин и Лермонтов". {И. С. Тургенев в воспоминаниях современников. М., 1983. Т. 1. С. 114.} Даже если мемуаристка несколько преувеличила, несомненно, Тургенев смотрел на Апухтина как на восходящую звезду.
В год окончания училища (1859) Апухтин пережил тяжкое потрясение: умерла его мать. М. Чайковский писал: "Все родственные и дружеские отношения, все сердечные увлечения его жизни после кончины Марьи Андреевны были только обломками храма этой сыновней любви". {Чайковский М. Указ. соч. С. VI.}
О, где б твой дух, для нас незримый,
Теперь счастливый ни витал,
Услышь мой стих, мой труд любимый:
Я их от сердца оторвал!
А если нет тебя… О, Боже!
К кому ж идти? Я здесь чужой…
Ты и теперь мне всех дороже
В могиле темной и немой, —
писал Апухтин в "Посвящении" к "Деревенским очеркам" (1859). С образом матери, который занимает особое положение в стихах Апухтина, связано представление об абсолютной доброте и неизменной любви.
В ранних стихах Апухтина более явственно, чем в его зрелом творчестве, звучат социальные мотивы. Это касается, в частности, стихов о Петербурге. В раскрытии этой темы Апухтин опирается на опыт своих предшественников. Прежде всего, на опыт Аполлона Григорьева, в стихах которого северная столица предстает как "гигант, больной гниеньем и развратом" ("Город", 1845 или 1846). В апухтинской "Петербургской ночи" есть такие строки:
Город прославленный, город богатый,
Я не прельщуся тобой…
Пусть на тебя с высоты недоступной
Звезды приветно глядят,
Только и видят они твой преступный,
Твой закоснелый разврат.
Совпадая с А. Григорьевым в общей оценке холодного и казенного Петербурга, Апухтин стремится раскрыть суть этого образа через свои сюжеты: о "несчастной жертве расчета", девушке, выходящей замуж за богача, чтобы спасти семью, о "труженике бедном искусства", о мужике с топором, который "как зверь голоден" и "как зверь беспощаден".
В 1859 году по рекомендации И. С. Тургенева в "Современнике" был напечатан цикл стихотворений Апухтина "Деревенские очерки". "Появиться в "Современнике" значило сразу стать знаменитостью. Для юношей двадцати лет от роду ничего не могло быть приятнее, как попасть в подобные счастливчики", — писал впоследствии К. Случевский. {Альманах "Денница". Спб., 1900. С. 200.} Стихи пришлись ко времени: в них отразились настроения, близкие тогда многим, — это была пора ожиданий, пора подготовки реформ.
Пусть тебя, Русь, одолели невзгоды,
Пусть ты — унынья страна…
Нет, я не верю, что песня свободы
Этим полям не дана!
("Песни")
Голос молодого поэта был замечен. Размышления о родном проселке, о "зреющем поле", о "песнях отчизны" были проникнуты горячим и искренним лирическим чувством. Стихи выражали сочувствие страдающему народу и, естественно, соответствовали настроениям демократического читателя. Не случайно "Деревенские очерки" при публикации в "Современнике" сильно пострадали от цензурных искажений.
Братья! Будьте же готовы,
Не смущайтесь — близок час:
Срок окончится суровый,
С ваших плеч спадут оковы,
Перегнившие на вас! —
эта строфа из стихотворения "Селенье" опубликована без двух последних строк. В некоторых стихотворениях были выброшены целые строфы.
Но была в "Деревенских очерках" Апухтина, в частности в стихотворении "Песни", некоторая доля головного, форсированного оптимизма. Это почувствовал и спародировал Н. А. Добролюбов:
Знаю вас давно я, песни заунывные
Руси необъятной, родины моей!
Но теперь вдруг звуки, радостно-призывные,
Полные восторга, слышу я с полей!
и т. д.[42]
Но тем не менее руководители "Современника" связывают с Апухтиным большие надежды. В заметке об издании журнала на 1860 год, подписанной Некрасовым и Панаевым, сказано, что в нем и впредь будут публиковаться "лучшие произведения русской литературы", и Апухтин был назван в ряду таких писателей, как Островский, Салтыков-Щедрин, Тургенев, Некрасов, Полонский. Честь немалая! Казалось, что через несколько лет после дебюта в "Современнике" Апухтин станет уже известным или даже знаменитым поэтом. Но в жизни все произошло иначе.
Окончив в 1859 году училище, Апухтин определился на службу в министерство юстиции. Особого рвения на службе он не проявил. По свидетельству одного из современников, Апухтин был одним из шестнадцати сотрудников министерства, кто подписал в 1861 году прошение в защиту арестованных по политическим мотивам студентов университета. {Арсеньев К. Из далеких воспоминаний // "Голос минувшего". 1913, № 1. С. 161–162.} Это был не героический, но гражданский поступок, поскольку и время начавшихся реформ было отмечено "подозрительностью, наклонностью сначала хватать, потом расследовать". {Там же. С. 169.}
В начале 1860-х годов Апухтин печатается в разных журналах. Чаще всего в "Искре". Но сотрудничество в "Современнике" прекращается. О несбывшихся надеждах относительно Апухтина поспешил заявить в фельетоне, посвященном итогам 1860 года, язвительный Новый Поэт (И. И. Панаев). {[Панаев И. И.] На рубеже старого и нового года. Грезы и видения Нового Поэта // "Свисток". М., 1982. С. 200.} А Добролюбов в июне 1861 года писал Н. Г. Чернышевскому из Италии: "Я знаю, что, возвратясь в Петербург, я буду по-прежнему… наставлять на путь истины Случевского и Апухтина, в беспутности которых уверен". {Добролюбов Н. А. Собр. соч.: В девяти томах. М., 1964. Т. 9. С. 473.}
Апухтин, в свою очередь, осознает свое расхождение с радикально настроенными "отрицателями". В 1862 году в журнале братьев Достоевских "Время" он публикует программное стихотворение "Современным витиям", в котором заявляет о своей особой позиции "посреди гнетущих и послушных":
Нестерпимо — отрицаньем жить…
Я хочу во что-нибудь да верить,
Что-нибудь всем сердцем полюбить!
Свой путь к истине, "земле обетованной" Апухтин мыслит как путь-подвиг, путь-страдание. Но поэт представляет себе этот путь не в конкретных формах сегодняшней жизни, а как служение вневременному, вечному идеалу "под бременем креста" ("Современным витиям").
