— Ну что ж, орла я возьму. Но насчет чучела не обещаю. Да и сам посуди, как можно убивать такого красавца.
— Да, царь птиц, — согласился мой собеседник.
Саша, так звали юношу, рассказал мне историю орла, найденного им на поляне.
Мы расстались друзьями. На прощание я посоветовал ему впредь орлят не ловить.
Орлик поселился у меня в просторном сарае. До него здесь побывало немало квартирантов: белая сова, сурок «Серый», рыжая плутовка «Лиска».
Сеновал был почти пуст, так что орленок, даже имея размах крыльев более полутора метров, мог свободно перелетать с одного места на другое. Около двух месяцев прожил он у меня. Не одну царапину оставил он на память своему хозяину. Особенно несносным был Орлик голодный. Лишь только заметит в руках очередной кусок мяса, опрометью кидается навстречу. Тут уж берегись его страшных когтей. Хватка у орла железная.
…Стояли жаркие июльские дни. Как-то моя мать предложила поставить орлу воду. Я налил в таз воды. Орлик живо забрался туда и не столько пил, сколько смотрелся в нее, как в зеркало.
Обычно Орлик подолгу стоял у железной сетки, устремив грустный взгляд в синее небо. В эти минуты мне становилось особенно жаль моего узника. Я говорил Орлику: «Потерпи, друг, еще немножко. Пусть окрепнут твои крылья».
Несколько раз совершали мы с Орликом прогулки в загородный бор. Там, на лоне природы, он охотно позировал перед фотообъективом, однако подниматься в воздух не хотел. Это начинало меня тревожить.
Держать орла в городских условиях было трудно. В конце июля я собрался в дальнюю дорогу. Мы выехали с Орликом в Ильменский государственный заповедник, где я и решил выпустить его на свободу.
Директор заповедника, выслушав меня, приветствовал это решение. Ко мне в попутчики напросились двое ребят ленинградцев, гостивших в заповеднике. Кстати, они были с киноаппаратами.
Знакомая горная дорога, а вот и поворот на Ильментау, проходим речку Черемшанку. Сколько раз я водил по этим местам туристов и экскурсантов! Тенистый бор, аромат скошенных трав, прохлада лесного ручья. Впереди гора, покрытая старым сосняком. Буйные травы выше пояса. С трудом поднимаемся к седловинке. В лесной чаще стремительно проносится быстроногая косуля. Где-то тонко просвистел рябчик.
Спуск в глухой лог. Небольшой ключик едва пробивается из каменистых россыпей и тут же вновь исчезает. Орлик тяжело дышит, раскрыв рот. Жара дает себя знать. Мои спутники разом припадают к холодному ручью.
Возле россыпей стоит корявая береза. Решение принято. Подкидываем Орлика вверх. Он тотчас уцепился за сук, затем перебрался на другой.
Мы стоим внизу на камнях, задрав головы. Кинопленка давно вся заснята. Сожалеем, что не приберегли несколько кадров для заключительного момента.
Орлик спокойно приводит в порядок помятые за длинную дорогу перья…
Прощай, пернатый друг! Мы даруем тебе свободу, и ты должен жить!
Свернув с лесной дороги, вхожу в заросшее тростником и мелким березняком, кочковатое болото. С трудом продираюсь сквозь чащу. Но вот впереди показался просвет, и я уже на заболоченном берегу глухого лесного озера. Вокруг чахлые сосенки. Среди кочек всюду видны следы лесного великана-лося.
Но что это? В глубь болота со стороны озера тянется узкая канавка. Кому понадобилось в такой глуши рыть канаву? Иду вдоль нее. Впереди заросли тростника. По канаве разбросаны обрезки осиновых ветвей. Среди тростника замечаю большую кучу обрезков ветвей, смешанных с землей. Пытаюсь перепрыгнуть с кочки на кочку через канаву, но теряю равновесие, и моя нога погружается в холодную воду.
Вот так канавка! Целый канал! Поднимаю один из обрубков толстой осиновой ветви. На нем ясно заметны широкие следы резцов. Все понятно: передо мной самое настоящее бобровое поселение. Большая куча — это хатка бобров, а канава не что иное, как бобровый канал. Поблизости лежат несколько поваленных осин и берез. Одна из осин довольно толстая, более двадцати сантиметров в диаметре.
Пройдя вверх по впадающей в озеро речке, обнаруживаю новые сооружения — пруд и плотину. При моем приближении к плотине, на прудке раздается громкий всплеск. Ну, конечно, меня услышал сам хозяин сооружений — бобр. Прежде чем я успел заметить, бобр плюхнулся и скрылся под водой.
Бобры не только замечательные гидростроители, но и отличные лесорубы. Заготавливают они в основном осину, корой которой питаются. Деревья бобры валят так искусно, что вершинами они обычно падают в одном направлении (в воду). И еще одна интересная особенность бобров. У них имеются специальные железы, вырабатывающие резко пахнущую жидкость (бобровая струя), которая используется в качестве защитного средства от врагов.
Судя по географическим названиям речек и населенных пунктов, бобры издавна заселяли уральские угодья, но хищнически были истреблены. Живут бобры семьями по берегам рек и озер. В крутых берегах они роют длинные норы с жилой камерой. На низменных, заболоченных берегах бобры строят из обрубков ветвей, земли или торфа хатки.
В настоящее время бобров разводят в заповедниках. Охота на них повсеместно запрещена.
В 1948 году на Южный Урал в Ильменский Государственный заповедник имени В. И. Ленина было завезено и выпущено двадцать два бобра. Звери хорошо прижились на многих заповедных водоемах.
Отмечены также случаи выхода и поселения бобров за пределами заповедника, например, на реке Куштумге, на озерах Аргази и Большой Кисегач.
Птицу с перебитым крылом мне прислал научный сотрудник Миасского краеведческого музея Петр Михайлович Шалагинов. В записке он сообщал, что ее подобрали на городском кладбище.
Золотисто-охристые шея, грудь и брюшко, черные затылок, спина и крылья, светло-зеленые сравнительно длинные лапы, оранжевые глаза и шиловидный длинный клюв — таков облик этой нарядной птицы. Называется она — малая выпь, или волчок.
Обычное место обитания малой выпи — тростниковые заросли на озерах и болотах. Увидеть ее в этих местах удается редко, так как оперение птицы почти сливается с окраской сухого тростника.
Волчок, по-видимому, ударился о провода во время ночного полета над городом. Такие случаи с птицами нередки.
На подоконнике я установил для калеки ванночку с водой и травой. Рядом поставил комнатное растение аспарагус с густой переплетенной зеленью. «Пейзаж» напоминал болотный. Волчку (так мы звали птицу) это явно понравилось, и он быстро освоился. Его излюбленным местом стал густой аспарагус, в самую середину которого он забирался.
Кормить из рук я своего питомца не решался. Обычно подносил корм (дождевых червей, кусочки мяса и свежей рыбы) на палочке. Эти меры предосторожности я предпринимал, опасаясь острого клюва птицы, так как слышал от охотников: раненая выпь опасна, она может клюнуть даже в глаз.
На том же подоконнике, где обосновался мой Волчок, стоял небольшой аквариум, в котором жили питомцы моей дочки: карасик и вуалехвост. Однажды, вернувшись с работы, я увидел весьма печальную картину. В аквариуме лежал утопленник. От наших же рыбок не было и следа. По-видимому, увлекшись рыбной ловлей, Волчок погиб бесславной смертью.
«Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат…» Когда я слышу эту песню, вспоминаются суровые годы Великой Отечественной войны. В ту пору стояла наша артиллерийская часть возле небольшого села в Воронежской области. Наш штаб расположился в живописной лесистой балочке.
Как всегда, по прибытию были выкопаны рвы на случай бомбежки или артобстрела.
Уже спускались сумерки. После тревожного фронтового дня засыпали солдаты и офицеры. Меня в ту ночь назначили часовым по охране штаба. И вдруг в глубине балки послышался знакомый отрывистый свист. Вот он повторился еще и еще. Свист перешел в щелканье и закончился длинной трелью. Пел соловей. Слушая в ту ночь соловьиные трели, я впервые в жизни почувствовал всю силу соловьиной песни, от которой повеяло мирной жизнью, родным домом… Так воронежский соловей пел нам каждую ночь, пока мы не покинули эту чудесную балочку. Бойцы сожалели, что не могли вынести дорогой птахе благодарность перед строем. Если бы мог знать наш соловушка, как своими трелями он облегчал нашу суровую солдатскую службу, даря нам минуты радости!
Кто не слышал об этом превосходном пернатом солисте — царе наших певчих птиц! Но приходилось ли вам видеть самого певца, эту невзрачную оливково-бурую птичку? Пожалуй, единственное, что привлекает внимание в облике соловья, так это крупные блестящие глаза. С трудом верится, что при всей своей невзрачной наружности птица одарена незаурядным голосом.
