«И ночь, и ты со мной в постели…»
И ночь, и ты со мной в постели
На час, подаренный судьбой,
И все не так, как мы хотели,
Как мы придумали с тобой.
И в этой тьме ненастоящей
Мне только хуже оттого,
Что третьему еще неслаще,
Что ты обидела его.
Что, проклиная жизнь ночную,
Слепой и темный мир страстей,
Теперь не спит и он, ревнуя
У фотографии моей.
А здесь, в чужой для нас кровати,
Еще пульсируют виски,
Как слабый след моих объятий,
Совсем коротких от тоски.
Такой тоски, что нет ей слова
На бедном языке людей, —
Тоски прощания ночного
С трехлетней выдумкой моей.
1940—1943
«Консервы, ножик перочинный…»
Консервы, ножик перочинный,
Стакан один на четверых,
Две женщины и мы, мужчины,
И лишних нету между них.
И взгляд, что так блестящ и нежащ,
И спирт, который душу жжет
И, лучше всех бомбоубежищ,
Нас от снарядов бережет.
И кто, хотя бы на мгновенье,
Осудит нас в годину тьмы, —
Как будто ночь одну забвенья
Еще не заслужили мы?
1943
Подскажет память —
И то едва ли,
Но где-то с Вами
Мы пировали.
С друзьями где-то,
Что собралися —
Не то у Мцхета,
Не то в Тбилиси.
И там в духане
Вино мы пили
Одним дыханьем,
Как Вы любили.
И кто-то пьяный
В ладоши хлопал,
Когда стаканы
На счастье — об пол!
Все улыбались,
На нас смотрели,
А мы смеялись
И не хмелели.
С того вина ли
Пьянеть до срока?
И рог мне дали —
Я пил из рога.
Я знал, что справлюсь
С таким обрядом,
Я знал, что нравлюсь
Сидевшей рядом.
Вина ль и зноя
Мы не допили?
Война ль виною,
Что Вы забыли?
Но так легко мне
Сквозь всю усталость —
Вино, я помню,
Еще осталось.
И вижу все я
Во сне ночами —
Вино такое
Допьем мы с Вами.
Как темный сон в моей судьбе,
Сигнал, не знаю чей,—
Был на моем пути к тебе
Тот мост через ручей.
Осталось мне пройти версту,
А я стоял, курил.
И слышал я на том мосту,
Как мост заговорил:
«Я только мост через ручей,
Но перейди меня —
И в душной тьме твоих ночей
Ты злей не вспомнишь дня.
Пускай прошел ты сто дорог
И сто мостов прошел, —
Теперь твой выигрыш, игрок,
Неверен и тяжел.
Зачем к нему ты напрямик
Стремишься, человек, —
Чтоб выиграть его на миг
И проиграть навек?
Чтоб снова здесь, как я — ничей,
Стоять под блеском звезд?
Я только мост через ручей,
Но я последний мост...»
Бежит вода, шумит сосна,
Звезде гореть невмочь.
И ночь одна прошла без сна,
Прошла вторая ночь.
Я весел был, и добр, и груб
У сердца твоего,
Я, кроме глаз твоих и губ,
Не видел ничего.
И я забыл про сто дорог,
Забыл про сто мостов.
Пусть роковой приходит срок,
Я ко всему готов.
А ты не верила мне, ты,
Врученная судьбой,
Что шел к тебе я, все мосты
Сжигая за собой.
«За то, что я не помнил ничего…»
За то, что я не помнил ничего
две ночи напролет;
За темный омут сердца твоего,
за жар его и лед;
За то, что после, в ясном свете дня,
я не сходил с ума;
За то, что так ты мучила меня,
как мучилась сама;
За то, что можно, если вместе быть,
на все махнуть рукой;
За то, что помогла мне позабыть
о женщине другой;
За то, что жить, как ты со мной живешь,
не каждой по плечу,—
Пусть остальное только бред и ложь, —
я все тебе прощу.
1943
«Я бы раньше такое чудо…»
Я бы раньше такое чудо
Из-за столика в ресторане
Далеко бы увел отсюда,
Не решив ничего заране.
А теперь я и так в восторге
И не рвусь ни в какие дали.
Укатали крутые горки, —
Слава богу, что укатали.
1961
Евгении Франческовне Фонтана
Ручей стихов,
Поток любви летучей,
Куда стремитесь вы,
В какую даль?
Ведь даже день,
Не омраченный тучей, —
Для вас лишь кубок,
Где на дне — печаль.
1961
Берите в плен младых рабынь...
А. С. Пушкин
«Когда, вне всяких утвержденных правил…»
Когда, вне всяких утвержденных правил,
Ты стала мне и жизнью и судьбой,
Я гвардию стихов своих составил
И на столе собрал перед собой.
И повелел в слепой своей гордыне,
Любуясь сам их силою земной: —
Идите, воины, берите в плен рабыню,
Чтобы она повелевала мной.
«Пусть это будет берег моря…»
Пусть это будет берег моря
И ты на берегу, одна,
Где выше радости и горя
Ночного неба тишина.
Года идут, седеет волос,
Бушуют волны подо мной,
Но слышу я один лишь голос
И вижу свет звезды одной.
Все позади — и дни, и ночи,
Где страсть лгала, как лжет молва,
Когда не в те глядел я очи
И говорил не те слова.
Но разве знал иную власть я,
Или не верить я могу,
Что выше счастья и несчастья —
Судьба двоих на берегу.
Растет и крепнет гул простора,
Блестит, несет меня волна,
Живым иль мертвым — скоро, скоро
На берег вынесет она.
И в час, когда едва заметен
О скалы бьющийся прибой,
В венце из клеветы и сплетен
Я упаду перед тобой.
1943—1958
...Храбрый увидит, как течет Занги
и день встает над могилой врага.
С. Вартаньян
«Ни печки жар, ни шутки балагура…»
Ни печки жар, ни шутки балагура
Нас не спасут от скуки зимних вьюг.
Деревья за окном стоят понуро,
И человеку хочется на юг,
Чтобы сказать: «Конец зиме, каюк», —
И — да простит мне, грешному, цензура —
Отрыть на родине Кара-Дэмура
Давно закопанный вина бурдюк.
— Он в Эриване ждет, — сказал мне друг, —
И мы его, не выпустив из рук,
Допьем до дна: губа у нас не дура.
А выпьешь да оглянешься вокруг —
И счастлив будешь убедиться вдруг,
Что это жизнь, а не литература.
«Зима — она похожа на войну…»
Зима — она похожа на войну,
Бывает грустно без вина зимою.
И если это ставят мне в вину,
Пожалуйста — ее сейчас я смою
Не только откровенностью прямою,
Признаньем слабости моей к вину,
Но и самим вином. Как в старину,
Мы склонны трезвость сравнивать с тюрьмою
Во-первых, это правда. Во-вторых,
Не спорьте с нами: в блиндажах сырых
Мы породнились — брат стоит за брата.
А в Эривань поехать кто не рад?
Там, если не взойдем на Арарат,
То хоть сойдем в подвалы «Арарата».
«Не крупные ошибки я кляну…»
