Константин Бальмонт - Зеленый вертоград. Слова поцелуйные

Вы доверьтесь полномочью. Духу верьте, дети.

В тонкой сети миг побывши, выйдите из Моря,

В сад предивный вы войдете, светом свету вторя.

В голубых прудах садовых, в хрусталях-озерах,

Поплывете, пробуждая по осоке шорох.

В хороводы ваши глянут яблони в расцвете,

Вы не бойтесь, не оковны шелковые сети.

Дух Святой во грозном Море дал побыть вам

                                         вволю,

Раз берет вас, золотую вновь Он даст вам долю.

По горам, по горам,

Трубачи.

Чу! поют и кличут нам.

Солнце встало, шлет лучи.

По лугам и по лесам,

По широким небесам,

Словно рдяные мечи,

Словно вытянулись в бои,

По стремнине голубой,

Исполинские мечи.

Над отшедшей тьмой слепой,

С золотой своей трубой

Встали, кличут, трубачи,

Обещают гулко нам

Золотые дать ключи

К тем жемчужным воротам,

За которыми прильнем,

Над рубиновым путем,

Мы к невянущим цветам.

Так вещают трубачи,

По горам, по горам.

Лес забыт. Лишь сад пред нами,

Он с высокими стенами.

Год придет, и год уйдет,

За железными вратами

Здесь мы тешимся цветами,

Мы мудреными замками

Возбранили чуждым вход,

Братья наши — вечно с нами,

Сестры наши — здесь, пред нами,

Пенны чаши за пирами,

Но чего-то сердце ждет.

Он за дальними морями,

Он, Единственный, не с нами,

Он над бездной вечных вод.

Мы здесь нежимся струнами,

Мы здесь ходим под стенами,

Он над вечными волнами,

Он над пропастью идет.

Спорит с ветром и с громами,

Вихрь уводит в вышний свод,

Гром пред ним над кораблями

С свитой молний не падет.

Мраку светит он глазами,

Ум овеет голосами

И взовьет в живой полет.

Тот, кто стонет, здесь он, в храме.

Буря спит за облаками,

Но чего-то сердце ждет.

Он, Единственный, не с нами,

Он ушел за жемчугами,

Ходит Морем, островами,

Опускает в бездну лот,

Шлет поклон нам с журавлями,

Ищет днями и ночами,

Он найдет,

Он придет.

Я был далеко от своих,

И сильно они тосковали,

И слезы горячие их

Мне ноги мои обжигали.

Те слезы, что пали из глаз

Земля приняла в подземелья,

И вот, через время и час,

Возникли их тайные зелья

Один, проходя под Луной,

Я слышал Земля говорила,

Со мной, вкруг меня, подо мной

Дышала горячая сила.

Как будто по каплям смолы

Ступал я — и шел изумленный,

И травы качались из мглы,

Все стебли — с росой посребренной.

И чуть я ко стеблю прильну,

Я ведаю, чьи это очи

Восприняли слез пелену,

И путь между нами короче.

И чуть я ступлю по Земле,

Кого-то люблю я сильнее,

Цветы расцветают во мгле,

Цветы раскрываются рдея.

И каждый душистый цветок,

Луной предо мной осиянный,

Мне с именем шепчет намек,

И дышит, и дышит желанный.

Наш Пророк неложно свят,

Райски трубы нам трубят.

Прежде чем явить свой лик,

К Райским водам он приник.

Прежде чем нас в сад он ввел,

Всю Вселенную прошел.

Прежде чем нам дал цветов,

Вник он в книгу Родослов.

Прежде чем сошел к нам с круч,

Слышал голос вышних туч.

Был Илья он, был Энох,

С ним беседовал сам Бог

Был пресветльгй Иисус,

Больше молвить не решусь

Все ли надо возвещать?

На отрадах есть печать.

Все ли нужно возвещать?

Есть жемчужная печать.

Только молвлю, наш Пророк,

Как колодезь, он глубок

На Седьмом он Небе был,

Там испил Небесных сил.

Грозной тучей возгремел,

К нам сошел как голубь бел.

Он при свете ярых свеч

Зерна дал, держал к нам речь.

Он под звон земных кадил

Сущий хлеб для нас взрастил.

Дал нам мед, и ввел нас в сад,

В изумрудный Вертоград.

В сад довел нас из пустынь.

Всем цветам поклон Аминь.

Сотворил Господь пресветлый Ангелов Себе,

Дал им мощь, да будут звезды в сказанной борьбе.

Он низвел с Небес высоких светоч золотой,

Повелел, чтобы вселился в тело дух Святой.

Выбирал для рыб глубинных — мудрых Он ловцов,

Между рыбарей безбедных — бледных берегов.

Между бедных, но победных — и безбедных тем,

Ибо кто собой владеет, тот владеет всем.

И недаром частый невод шел во все концы,

Тех, кто любит, уловляли вещие ловцы.

Уловивши рыб глубинных, не сгубили их,

Но спасли от паутинных ков и козней злых.

И с улыбкой каждый рыбарь веял над водой,

С высоты Небес ниспавшей, вербой золотой.

Слава святой,

Золотой,

И серебряной,

Медно-железной,

Скрепе, блюдущей над зыбкою бездной,—

Твердой — над шаткой водой,—

Твердо-алмазной,

Единосущной — над разной,

Многообразною смутой,—

Вечной — над быстрой минутой,—

Зрящей,

Тысячеокой —

Над ночью глубокой,

Спящей,—

Животворящей,

И нераздельной,

Цельной как лик корабельный,

Который вовеки веков,

Ныне и присно, всегда,

Над пропастью темных валов,

В пустыне, где ропщет вода,

В кипящей реке беспредельной,

Плывет, а над ним — Звезда

Слава — нас крепко хранящей,

Троице животворящей,

Быстро как птица, нас мчащей

В жемчужность садов из пустынь,

Во веки веков. Аминь.

Поставь меня, Отец, на красное крыльцо.

Сияньем озари подъятое лицо,

Отец, я сохранил, мне данное, кольцо.

Поставь меня, Отец, на красный свой крылец,

Отец, благослови смарагдовый венец,

Я сам его надел,— мне можно, так, Отец?

Я больше не уйду от красного крыльца,

Тебе начала нет, и нет тебе конца,

Отец, твой сын пришел, твой сын нашел Отца.

Прошли мы сквозь Черное море,

Над Красным взошли на утес,

И с синим сияньем во взоре

Поем благодарный ирмос.

В расплавленных безднах червонца,

Что наших врагов потопил,

Возникло багряное Солнце

Над влагой несчетных могил.

Узором лесным осененный,

Алеет великий утес,

Цветы над пучиной бездонной

Господь благосклонно вознес.

Мольбой, ликованием звона

Восхвалим всесильную Длань,

Затем что наш дух, как Иона,

Не отдан чудовищам в дань.

Затем что мы все не сгорели,

Хоть были в палящей печи,

Затем что играют свирели,

И красные рдеют лучи.

В Великом Доме три окна,

Трисветна каждая стена,

Но та хоромина — одна.

Коль ты восхочешь слов живых,

В себе, в сестре, и в Мире — их

Найди, и пой жемчужный стих.

Одно окно есть вышина,

Окно другое — глубина,

А третье — жизнь, а жизнь — Весна.

Четыре стены, и на каждой стене,

Здесь по три округлости видится мне,

По три окна в вышине.

На Север, Закат, на Восток, и на Юг,

Все тот же, очерченный правильно, круг,

Троичность выгнутых дуг.

Вот белые льдяности, дремлющий снег,

Утихнувших вод прекратившийся бег,

Радость бестрепетных нег.

Вот маки кровавые, трижды жерло,

Желанье к желанью, узывно-светло,

Страстно так, красно, тепло.

Вот нежность, три круглых жемчужных щита,

В мерцаниях дружных вражда, красота,

Жаждут и страждут уста.

Вот три изумруда, сияющий луг,

Три луг а и белые птицы вокруг,

Юг восклицают, на Юг.

Дикирий и трикирий,

Пять свеч — до смерти с нами.

Пока мы бродим в мире,

Наш путь — с пятью свечами.

Конец, начало, Вечность,

О, троичность святая,

Начальная есть млечность,

И млечность — снежность Рая.

С одра встает калека,

Ведет его дорога

От Богочеловека

До Человекобога.

Рипиды, опахала

Из перия павлина,

Хранят его начало,

Отец наш добр для Сына.

И таинство пречистых