«Над озером кончился ливень, и день просветлел…»
Ночью возвращаюсь по озеру Сиху.
Над озером кончился ливень, и день
просветлел.
Весла половина уходит в осенние воды.
Я, стоя у красных перил, на холодную
гладь посмотрел —
И вижу: развеяны ветром цветы, увядает
природа…
Был пьян и не помню я, как белошнурую
шляпу снесло.
Гонимая ветром, купается в водах луна.
Один я. Домой возвращаясь, налег
на весло.
А в дымке тумана бежит за волною
волна…
(Мелодия «Хаошицзин»)
«В чертогах „ласточки-птенца, летящего в цветы“…»
В чертогах «ласточки-птенца, летящего
в цветы»,
Безлюдно целый день.
Свершает круг утуна тень.
Под вечер — вновь прилив прохлады,
чистоты.
Веер в руке, белым шелком увит он.
Веер и руки как будто покрыты
нефритом.
В дверь расписную за пологом слышится
стук,
Кто это вдруг
Сон оборвал и небесную песнь Яотая?
Спальня — пустая.
Ветер, наверно, за крышей колышет
бамбук…
Розы на камне узор живописный плетут,
Персик отцвел и склонил свои ветви
к ручью.
День угасает, но розы цветут.
Пышную ветвь приподнял и увидеть хочу,
Как источает прекрасный букет аромат.
Жаль, что подуют осенние ветры, и вслед
им цветы улетят;
Зелень оставив одну на мороз,
И потому-то, придя в этот сад,
Я средь цветов за вином не коснусь
отцветающих роз…
Слезы — горьки,
Падают, словно с цветов лепестки…
(Мелодия «Хэсиньлан»)
«Любитель выпить наш рыбак…»
Любитель выпить
Наш рыбак.
Куда идет рыбак?
В кабак.
Креветки, рыбу — все сполна
Продал — и легче стало.
«Налей, хозяин, мне вина, —
Не много и не мало!»
Хозяин рад, и торга нет:
«Пей сколько хочешь, дед!»
_______________________________
И вот
Уже рыбак хмельной,
Танцует сам с собой!
Забыл спьяна, куда идти,
Едва нашел дорогу,
Доковылял он до ладьи
И в ней поспал немного…
Поспал и отрезвел рыбак,
А жить-то дальше как?
Рыбак наш трезв,
Он трезв пока,
Глядит —
Весна, река…
И лепестки с цветов, как сон,
Рассеялись, опали…
И тут подумал грустно он:
«И прежде так живали.
Пьяны — трезвы, трезвы — пьяны, —
Самим себе смешны!»
Смеется он,
Ему смешно,
С ним чайки —
Заодно…
Вдруг — ветер, тучи… Хлынул дождь…
Кто на коне нарядном?
И рыбака бросает в дрожь:
Чиновник злобный рядом…
Скорей в лодчонку, за весло,
Чтоб к югу унесло!
(Мелодия «Юйфу»)
Внук наследный Великого Вана Юэ —
Благороднейший, праведный муж!
Он «в деревне живет, не имея земли»,
И «стихи сочиняет — без слов».
Он учителю, что отстранился от дел,
По прозванию Житель Дунпо,
Так сказал о себе:
«Просветлен-озарен, словно в сердце моем
Свет осеннего солнца горит!
Безмятежен-спокоен — и в теле душа,
Как осеннее солнце, чиста!
Обожаю Добро — и намерен его совершать,
Если даже ста всходам осеннее солнце
грозит.
Ненавижу я зло — и наказывать буду его,
Если даже осеннее солнце захочет
деревья сгубить!
В оде я помышляю свое озаренье воспеть.
Вы, учитель, согласны со мной?»
Я, учитель, ушедший от дел,
улыбнувшись, ответил ему:
«Господин Благородный! Откуда осеннее
солнце вам знать?
Рождены вы в хоромах, где на стенах
узоры-цветы,
Во дворце государя росли.
Если вы выходили — накрывали вас
пышным зонтом,
А когда возвращались — шторы небо
скрывали от вас.
Вам в жару было только тепло,
А в мороз — было только свежо, —
Вот и все!
Так откуда ж осеннее солнце вам знать?
Знать о том, что доподлинно значит оно,
Могут только подобные мне.
Вот сгущаются тучи, и льют проливные
дожди,
Гром гремит, и проносятся молний лучи,
И озера и реки сливаются в общий поток,
Бог земли утонуть опасается в нем.
К стенам города лодки испуганно льнут,
А драконы и рыбы входят в наши дома…
Плесневеет посуда, на утвари ржа,
Червяки и лягушки вокруг очага.
И, спасаясь от сырости,
Только за ночь пять раз надо место
сменить
И три раза на солнце, средь белого дня,
Нужно платье сушить…
Это так, —
Но впадать ли в уныние нам?
Я и Саньу обработал
Плодородный участок земли.
И уж злаки созрели, но пристал к ним
грибок.
Кисти риса в грязи,
Переполнен водою канал,
Продырявлены стены,
И дамбы размыло-снесло…
Отсырели дрова, едкий дым разъедает
глаза,
Мы в слезах,
А котлы и сосуды — пусты…
И в печали-тревоге замолкли соседи
кругом,
Только слышно: летя над домами,
кричат журавли…
Жены ночью не спят, тяжко-тяжко
вздыхают они
И считают: как долго жить придется
семье без еды?
Сокрушаются жены, неужто весь год
Будут тучи над нами висеть?
…Как-то ночью звезды вдруг отразились
в котле,
И фонарь вспыхнул ярким огнем,
Чистый с запада ветер подул…
Барабаны и гонги загремели кругом.
И сказали мне радостно слуги,
Что дождю наступает конец!
Встал я в час предрассветный,
Дабы знаменье звезд угадать:
Безмятежно купается в небе светило
Чангэн,
Над Долиною Солнца плывет,
Над Фусаном восходит оно…
Миг еще —
И обретшие крылья лучи
Долетят до карнизов домов!
О! В такое мгновенье
Словно пьян был — и вдруг отрезвел,
Был немым я — и речь вдруг обрел,
Разогнуться не мог — вдруг пошел,
Был скитальцем — и в дом возвратился,
где брат и отец…
Господин Благородный! Сие торжество
Разве ведомо вам?»
Господин отвечал:
«Как прелестна учителя речь!
Но хотя не дано мне, как вам, это все
пережить,
Ведь могу же я разумом это
постичь-осознать?»
Я, учитель, ушедший от дел, говорю:
«Не похожи у солнца
На север пути и на юг.
Коль неистово пламя его, —
То не значит, что только жестокость —
светила удел.
Коли нежностью дышит оно и теплом,—
То не значит, что солнцу присуще одно
лишь добро.
Нам сегодня оно шлет ласкающий луч,
А вчера лишь палило и жгло!
Если так, — не напрасно ль
Солнце зимнее благом считают, а летнее
злом?
О, ничтожные люди!
То мы рады всему, то мы ропщем на все,
А ведь страх перед летом, благосклонность
к зиме —
Это то же, что три и четыре для стада
тупых обезьян!
Так давайте ж, поняв эту истину ныне,
Отбросим сомненья и впредь
И не будем замазывать известью окон
Или шляпу с собой обязательно брать,
выходя.
И не надо, раз помнишь осеннего солнца
добро,
Обличать это солнце, когда оно сильно
печет!»
…Господин Благородный похлопал
в ладоши, смеясь,
И советы мои записал…
