И другого об этой деревне Я припомнить уже не могу, Хоть и знаю, что есть там и прудик, И телок на его берегу,
Хоть и знаю, как ласковым светом Заливает деревню закат, И как звякает цепь у колодца, И как звонко коровы мычат.
Но одно только врезалось в память Из пейзажа, сметенного вбок: Этот маленький, знающий местность И почти неподвижный ездок.
Почему? То ли так же я ехал В позабывшейся жизни иной, То ли будут и новые жизни И опять это будет со мной
Снова ясный и ветреный вечер, И я еду, трясясь и звеня, По делам, что нелепы для взрослых, Но безмерно важны для меня.
2001
Андрей Добрынин
Только русские здесь кресты на могилах, Только русские надписи на надгробьях, Только русские лица на фотоснимках, Вделанных в камень.
Всюду чистые трели незримых птичек, Как ручьи, под ветром лепечут листья, И шаги шуршат, и от этих звуков Чище молчанье.
На уютный пригорок в курчавой кашке Поднимись - и увидишь как на ладони Лабиринт оградок хрупких, в котором Бродит старушка.
В этом городе предки твои не жили, Нет родни у тебя на этом погосте, Но с пригорка кажется: видишь близких Отдохновенье.
Может быть, над этим кто-то пошутит, Как оно в обычае стало нынче: Ты прости - пусть чистой душа пребудет, Как этот вечер.
2001
Андрей Добрынин
На опушке полянку мы открыли Под текучей березовою тенью Молча там столпились и застыли Маленькие кроткие растенья.
По вершинам ветерок пробегает, Проливающий лиственные струи, На полянке же бабочки порхают, На соцветьях маленьких пируя.
Здесь и мы расположились для пира, Но вино стоит нетронуто в чаше, Ибо ветер, облетевший полмира, Загудел прибоем в нашей чаще.
И слепящие пространства полевые Потекли, отделенные стволами, И гигантские пятна теневые Потянулись вслед за облаками.
И мы видим из нашего затишья, Как, покорные тяге этой древней, Двинулись сутулые крыши За бугром укрывшейся деревни.
Перелески вздохнули и поплыли, Оставаясь в неподвижном быте, И за что бы нынче мы ни пили, Все равно мы выпьем за отплытье.
Мы стремнину ощутили мировую Ту, что все за собою увлекает, И кукушка в чащобе кукует Словно чурочки в нее опускает.
И пусть все останется как было, Связано недвижности заветом, Все же что-то незримое отплыло, Чтоб по миру скитаться вместе с ветром.
2001
Андрей Добрынин
Есть люди, что не любят шума, Я тоже к ним принадлежу. Коль рядом музыка играет, Мрачнее тучи я сижу.
У современной молодежи Убогий, дистрофичный ум Чтоб он не переутомился, Ей нужен посторонний шум.
Но мне, кто смолоду мыслитель, Сумевший многое понять,Мне совершенно не пристало Себя тем шумом оглуплять.
Живущие в магнитофоне Безумцы, что всегда поют, Мне мыслить воплями своими Ни днем, ни ночью не дают.
Вот вырвать бы у молодежи Из цепких рук магнитофон И по лбу дать магнитофоном, Чтоб в щепки разлетелся он,
Чтоб засорили всю округу Зловредной техники куски, Все батарейки, микросхемы И все полупроводники.
И молодежь, готовясь рухнуть, Проблеет что-то, как коза, И к переносице сойдутся Ее безумные глаза.
И перестанет по округе Звучать вся эта чушь и дичь И я в тиши смогу постигнуть Все то, что нелегко постичь.
2001
Андрей Добрынин
Есть злые люди с низкими страстями, Они в потемках прячутся от света, Чтоб палицей, усаженной гвоздями, Внезапно бить по черепу поэта.
И черепа поэтов шишковаты Поэтому и очень странной формы, И вообще поэты странноваты И не для них все бытовые нормы.
Поэты робки и всего боятся, Такая уж их горькая судьбина, Ведь злые люди в сумраке таятся И у любого в лапищах дубина.
И если спел поэт не очень сладко, И если спел он что-то не по теме, Он тут же озирается украдкой, Руками в страхе прикрывая темя.
Да, у поэтов нет спокойной жизни, За все их бьют, вгоняя в гроб до срока, А ложь политиков по всей Отчизне, Как Волга, разливается широко.
Убережет от злого человека Политиков свирепая охрана, Но, начиная с каменного века, Прибить поэта можно невозбранно.
Пора бы мне в политики податься, Вопить повсюду о народном горе,Вокруг меня тогда объединятся Фанатики с сиянием во взоре.
Вновь будут улица, фонарь, аптека, Но фанатизмом тлеющие очи В ночи увидят злого человека, Он будет пойман и растерзан в клочья.
К окрестным окнам припадут зеваки, Но скоро смолкнут выкрики и взвизги. Придут беззвучно кошки и собаки Слизать с асфальта лужицы и брызги.
А мне с почтеньем принесут дубину, Подобранную в качестве трофея, Чтоб демонстрантов грозную лавину Я возглавлял, размахивая ею.
2001
Андрей Добрынин
В Каменске все знают Витьку-олигарха, В городе он первый человекНо однажды Витьке встретилась Тамарка, И ее он полюбил навек.
Есть одна кафешка на автовокзале, Много там и елось, и пилось, Пацаны там Витьке Томку показали, С этого-то все и началось.
Много водки выпил Витька в этом месте, Много съел люля и шашлыков, А потом Тамарке дал он слово чести, Что прибьет всех ейных мужиков.
Быстро выполняет Витька обещанья, Сорок два погибли мужика. А потом вдруг ночью вызвали с вещами Из квартиры нашего Витька.
Но менты не знали Витьку-олигарха, Из тюрьмы он быстро убежал, А у прокурора было два инфаркта, Долго он в больнице пролежал.
И теперь гуляет Витька на свободе, Жить ему на нарах западло, Он живет нормально по своей природе Только там, где чисто и светло.
2001
Андрей Добрынин
Иду я по болоту будней И с каждым шагом глубже вязну, Жужжат проблемы все занудней, Все гаже чавкают соблазны.
Передвижения в трясине Меня изрядно осквернили Я словно весь в трефовой тине, Я словно весь в зловонном иле.
Еще не минуло и года, Как что-то в жизни просветлилось И долгожданная свобода Ко мне сочувственно склонилась.
Утихло мерзкое жужжанье Разогнанного мною роя, И в светлой дымке встали зданья Я до сих пор в уме их строю.
Но разом нужды бытовые, Родня, любовницы, привычки Свирепо мне вцепились в выю, А также в тощие яички.
"Опомнись, эгоист проклятый! Кому нужны твои постройки?! Ты хочешь пренебречь зарплатой, Чтоб мы подохли на помойке".
И я не вынес этих пыток Чтоб рой нахлебников не вымер, Я вновь побрел среди улиток, Гадюк, пиявок и кикимор.
И я почти возненавидел Свои бесплодные мечтанья И сам себя - за то, чтоо видел Те удивительные зданья.
2001
Андрей Добрынин
Однажды Виктор Пеленягрэ, Известный текстовик эстрадный, За тексты получил награду Из рук других текстовиков, Однако не почил на лаврах Над жизнью он своей подумал И принял вскорости решенье. Был мудрый план его таков:
Чтоб с исполнителями больше Ему деньгами не делиться, Поскольку каждый исполнитель Бездарность или деградант, Решился Виктор Пеленягрэ С извечной хитростью молдавской Петь свои тексты самолично Он твердо верил в свой талант.
Но он был крученым шурупом И знал: певцу необходимо, Как говориться, раскрутиться; Любой певец - он как шуруп, Ведь могут лишь большие люди В его башку отвертку вставить, Они же ту отвертку вставят, Коль ты покладист и не скуп.
Давно уж Виктор догадался, Что деятели поп-культуры В каком-то смысле тоже люди Они ведь не съедят его, У них ведь нет рогов и бивней, Они его не забодают, Коль он по поводу награды Их пригласит на торжество.
И к Виктору пришло немало Людей бесхвостых и безрогих, В одежду были все одеты, Был каждый тщательно обут. Все разговаривать умели, Все кушали ножом и вилкой И знали все про телевизор, Где песни звонкие поют.
Они вели себя культурно И толковали о насущном, "Фанера", "бабки" и "капуста" Из уст их слышались слова. Они охотно ели пищу, Рогов и бивней не имели, И Виктор понял: не обидят Его такие существа.
Андрей Добрынин
Он понял: это тоже люди И с ними он одной породы, А гости, расходясь, признали, Что был хозяин молодцом, Что пусть он чуть придурковатый, Зато не жлоб и не бычара, И что они ему за это Позволят сделаться певцом.
И думал Виктор, засыпая, О том, что угостил он славно Людей бесхвостых и безрогих, Хоть это был и тяжкий труд, И те влиятельные люди В ответ хозяина полюбят, В свой круг его с почетом примут И стать певцом ему дадут.
2001
Андрей Добрынин
Женщина о чем-то рассуждает, Лежа вкось на тулове моем,Видимо, совета ожидает, Но не понимает, что почем.
Если б были у меня ответы На вопросы жизненные все, Я б курил другие сигареты И гонял на джипе по шоссе.
Я же утомляюсь, как собака, И хожу с болезненным лицом... Женщинам доверчивым, однако, Я кажусь великим мудрецом.
Вот они с вопросами и лезут, Чтобы я все их проблемы снял. Но ведь человек не из железа, Этот факт никто не отменял.
Женщинам ведь подавай интима, Просто дружба им не по нутру, Но живет во мне неистребимо Сильное стремление к добру.
Вот и трачу я мужскую силу Вместе с силой своего ума, Чтоб сознанье женщин оросила Мудрость Абсолютная сама.
Этих сил расход невозмещенный Убивает медленно меня, И хожу я крайне истощенный В ожиданье рокового дня
