Танцы
Ты ходил не девок тискать,
Не клубнику воровать.
Смерть ты видел близко-близко,
Научился воевать.
В два притопа, три прихлопа
В клубе делаешь шаги.
Стыдоба одна, стыдоба…
До коленки нет ноги.
В стороне стоит невеста,
Довоенная ещё.
Из своих она, из местных.
По щеке слеза течёт.
Наша правда другим не нужна.
Так скажите, какого рожна
Надрываем охрипшие глотки
И дуреем, дуреем от водки.
Не от горя бела голова.
Ведь была моя мама права,
Когда жить для сыночка хотела
И сама в небеса улетела.
Губим себя, неразумные, сами.
Горе и злобу сдираем пластами
Вместе с больной, незажившею кожей,
Не осенённые милостью Божьей.
Только другие её заслужили.
Те, что достойно и радостно жили.
Мы из другого, простейшего ряда.
Будем и этой возможности рады.
Получены награды,
Осталось мало жить.
Седым спешить не надо,
Им некуда спешить.
Но в шумной круговерти,
В толкучке городской
Спешат до самой смерти,
Забыв удел людской.
А он остался прежним.
И надо бы спешить
Быть ласковым и нежным,
А не людей смешить.
В струях чистая вода.
Хороши фонтаны мая.
Головы не поднимая,
Не увидишь никогда
Брызг раскинутую сеть
Над проснувшимися львами,
Блеск листвы над головами.
Это только в мае есть.
Он и властвует людьми,
Обновляет всё живое,
Дарит чувство корневое.
С благодарностью возьми.
Пусть отлежится, отмучится
Поздняя эта строка.
К сроку, глядишь, и получится
Весточка издалека.
Будешь читать-перечитывать,
Помнить любое добро,
Золото лет пересчитывать,
Предпочитать серебро.
Только оно и останется
В непревзойдённой цене.
Память как вечная странница.
И – календарь на стене.
Пока живём надёжно,
Не думаем о том,
Что поскользнуться можно
И не спастись потом.
Когда живётся плохо,
То всё наоборот.
Тогда и малой крохе
Порадуется рот.
Незримая граница.
Коварный, зыбкий лёд.
А нам остановиться
Привычка не даёт.
К новой поправке никак не приучимся
И от неловкости мечемся, мучимся.
Координаты сместив возрастные,
Предпочитаем пути скоростные.
Для посвящённых движение плавное,
Дом защищаемый, имя заглавное,
Тихий источник, где можно напиться
Животворящей хрустальной водицы.
Шелест берёзовый, запах смородины,
Непреходящие облики родины.
И ниоткуда щемящее чувство,
Что в неизвестное всё-таки мчусь я.
Да будет по глаголу Твоему.
Не искупивший, головы не поднимаю
И, может быть, уже не подниму.
Несправедливость тяжело воспринимаю.
Последний шанс использовать спешу.
Но милосердия не жду, не предрекаю.
Удачи незаслуженной прошу.
И в молчаливости Тебя не упрекаю.
Это я. Потому и не прав.
И повинна моя голова…
В осужденье слова подобрав,
Подберу и другие слова.
Их пока никому не скажу.
И себя не возьмусь убеждать.
А поскольку под Богом хожу,
Лучше будет ещё подождать.
Указатель, яркий свет. Вам направо – мне налево.
По какой такой причине обособленно хожу?
Протекает тихо жизнь, и растёт познанья древо.
Но на всё, что происходит, с удивлением гляжу.
Одинаков каждый день. Не меняется дорога.
И спасают обходные, безопасные пути.
Подходящий способ жить. Их и было-то немного.
А теперь ещё труднее стало новые найти.
Всякая доля по уму…
Б. Чичибабин
…Вот и спасаемся тем, что имеем.
Быть экономными с детства умеем.
Нам и тогда приходилось несладко.
Кажется только, что прожили гладко.
Жизнь завершается поздним прозреньем.
Благодарением, болью, презреньем.
Ни от кого не зависящий выбор.
Жребий заслуженный каждому выпал.
Рояль стоял, покрытый пылью.
На нём мазурку не играли.
Когда-то это было былью.
А вот теперь её украли.
На праздник светлый песнопенье
Не разнесётся по округе.
Не соберутся в воскресенье
Под вечер мамины подруги.
Нас очень многого лишили
И ничего взамен не дали.
Мы слишком выморочно жили.
Мы с вами просто опоздали.
Не всё получилось… А как получалось!
Земля под ногами и небо качалось.
От бешеной радости, от восхищенья.
Теперь за неловкости просим прощенья.
Не в навыках дело. Причины другие.
Вы зла не держите, мои дорогие,
Что мало осталось того вдохновенья,
Взамен же – обыденность обыкновенья.
Поэтому что ж сокрушаться, сердиться,
И много ли смысла в чужое рядиться?
Оно уже было и отбыло нашим.
Давайте слова благодарные скажем.
Волчья хватка, лисий бег.
А по виду – человек.
Человечьему обличью
Всё одно кого скрывать.
Так живут в людском миру.
Всё, что добыто, – в нору…
И законов волчьей стаи
Никому не изменить.
Когда не мы, то, значит, кто же?
Те, кто умнее и моложе.
Конечно, им и карты в руки.
Нам – дети взрослые и внуки.
За них мы только и в ответе,
Пока живём на этом свете.
Да и на том, наверно, тоже.
И это правильно, похоже.
Нет, пойдём уже, мой милый,
Поздно делать реверанс.
Самолётик винтокрылый,
Унеси-ка в небо нас.
С высоты на мир взираем,
На земную благодать.
Что из памяти стираем,
Никому не угадать.
Чем больше всё меняется,
Тем больше всё по-прежнему.
Народ опохмеляется,
Живёт тоской по Брежневу.
По временам, которые
Так тешат самолюбие…
К ним холодна история.
Их память приголубила.
На остров далёкий уедешь, а нам
Оставишь, что нажил.
Дорога по серым, замшелым камням —
Прозрение наше.
Останется мало не нужного тут
Житейского хлама.
Под северным небом роскошно цветут
Сады Валаама.
Бывает страшно, если вдруг
Представишь, что их нету…
Не принимай пока испуг
За чистую монету.
Ещё есть время, силы есть
Любить, жалеть и холить,
Такую жизнь и предпочесть,
Их поберечь изволить.
Дом девять дробь одиннадцать,
Квартира восемнадцать.
Сегодня розу красную
Под окнами кладу.
Здесь жили эти женщины,
Две дальних голубицы.
Одна теперь во Франции,
Другая умерла.
Над переулком сумерки.
Осенняя прохлада.
И две судьбы пронзительных
У времени в плену.
Для Ольги – крест и звонница…
Далёкий путь – Ирине…
Живут два ясных имени
В просторах голубых.
Мама устала к преклонным годам.
Только теперь пониманьем воздам,
Вплоть приближаясь к границе, к порогу,
Где переход на прямую дорогу.
Много узнаю на этом пути.
Но дорогое успело уйти
Слишком не понятым, не оценённым
Мною, коленонепреклонённым.
Сироты шли, потом болезные
Тянулись медленно по краю.
Я им советы бесполезные
Со всеми вместе подбираю.
Куда идти, куда сворачивать,
Кого из встречных сторониться…
Стоят вдали дома барачные,
За ними – серая больница.
Там лечат частыми уколами
Тех, кто уже терпеть не может.
Они лежат почти что голыми.
Им даже морфий не поможет.
Не знали этого бредущие.
Другой им виделась картина.
В ней было светлое грядущее
Через ворота карантина.
Звуки – это последнее, что воспринимает умирающий.
По Р. Кирееву, утверждения врачей
Время сжимается – будет эрзац.
Самое важное запропастится.
Будешь не слышать и замерзать,
Не успевая простить и проститься.
Всё вымывает из памяти. Что ж,
Прошлое тоже своё отслужило.
Время его и пускает под нож,
Словно за нас потрудиться решило.
Это всё одна дорога,
Как бы ни был путь извилист
От родимого порога
До надежд на Божью милость.
Смысла нет винить кого-то
И себя корить под старость.
Вечер. Сделана работа.
И взамен пришла усталость.
