простынёй, она перевернула тельце и, покрыв сметаной оставшуюся часть, завернула его в простыню и взяла на руки. Шмак едва подавал признаки жизни, однако, ему хватило сил признательно лизнуть руку Вари. Так они и помирились. Хотя, ссорились ли? Кто ж знает? Велика тайна любви.
Семён вернулся под утро. Не став никого будить, он накормил скотину, почистил хлева в обоих хозяйствах и выпустил коров и овец на пастбище. Большой загон для скотины они с Никитой огородили сразу после развала леспромхоза, чтобы не искать их по лесу, что порой случалось. Утомлённые ночным происшествием, женщины и дети проснулись только после полудня. Грусть и растерянность от ночного происшествия царили недолго. Дети, через какое-то время, забыв о несчастье, принялись за свои обычные детские дела. Семён, поведав женщинам о том, что Никита находится в реанимации в бессознательном состоянии и о том, что сейчас его навещать не имеет смысла, принялся разбирать пожарище. На причитания жены о том, за что же на них свалилось такое несчастье, он ответил предельно просто:
– После больницы заехал в церковь свечку поставить за выздоровление Никиты. Рассказал о пожаре батюшке. Знаешь, что он мне ответил?
– Что? – встрепенулась Люська.
– Не греши, и всё у тебя будет хорошо.
– Не поняла, – растерянно и даже как-то обиженно произнесла Люська. – А что же другие? Они не воровали что ли? У них-то, почему ничего не сгорело?
– Во-во. Я то же самое у него спросил. Так он мне говорит: «Человек живёт свою собственную жизнь, и отвечать будет за свои грехи, а не за чужие.»
– Правильно всё. – вступила в разговор подошедшая Варя. – У меня всегда было какое-то чувство стыда, когда строили эту баню. Только со временем утихло. Ко всему привыкает человек, даже ко злу, которое творит. Иль не обошлись бы без неё? – спросила Варя и заплакала.
– Успокойся, Варя. Слезам горю не поможешь. Жить надо дальше. Детей растить.
– Да как растить-то без мужа? Как я с этой оравой одна справлюсь? – утирая слёзы, спросила Варя.
– Ну, почему же одна? А мы с женой? Выдюжим, Варя. Вместе выдюжим. – успокоил её Семён, заканчивая разговор. Он повернулся, собираясь уходить, но Варя остановила его:
– Постой Семён. Мы тут Шмака нашли. Что с трупом делать будем? Похоронить ведь надо.
– Обязательно. – согласился Семён. – Я этим займусь сам.
Позвав старшего сына Аркадия, он вместе с ним пошёл в мастерскую. Через некоторое время Аркадий стал копать во дворе, недалеко от забора, прямо напротив входной двери, яму. Вскоре подошёл Семён, неся небольшой свежевыструганный православный крест. Передав крест сыну, Семён зашёл домой, и взяв Библию, вышел во двор. Позвал своих и Варю с детьми. Варя принесла всё также завёрнутый в простыню трупик Шмака. Трупик положили в яму и закопали. Когда Семён стал устанавливать крест, всполошилась Люська:
– Сдурел что ли совсем? Человек что ли?
Семён повернул голову к жене. Увидев его взгляд, распалившаяся было от негодования Люська осеклась. Установив крест, Семён спросил у жены:
– Ты мне можешь назвать людей, которые поступили бы как он?
Люська промолчала.
– То-то. – отрезал Семён. Затем, взяв в руки Библию, он обратился к женщинам и детям:
– Послушайте, что сказал Господь: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя». Он, хоть и собака, но поступил по закону Божьему, потому и крест ему ставим, как рабу Божьему, в пример и напоминание себе и другим. Не лаял бестолково и беспричинно на весь свет, а тихо делал своё дело. Так и мы жить должны – не балаболить, а трудиться. – Закончил Семён. Все, включая малышей, серьёзно и внимательно слушали Семёна.
Ещё один жизненный опыт, который должны будут усвоить эти люди и передать его, Бог даст, будущим поколениям. А, если вдруг сами забудут, или потомкам своим не передадут, то несчастья не заставят себя долго ждать. От беспамятства несчастья наши.
Человек человеку – волк
Повесть
«А какая молва может быть постыднее той, которая приписывает кому-нибудь большую любовь к деньгам, чем к друзьям?» (Платон. «Апология Сократа. Кретон.» 392г. д.н.э.)
Глава 1
Ну что за жизнь у старой девы? Прямо скажем – не жизнь, а одно название. Какая–то скучно безрадостная, уныло беспросветная попытка в ежедневной суете найти хоть какой-то смысл жизни. И всё, что мирило её с этой жизнью, это тайная надежда, в которой она не признавалась даже самой себе, как-то всё-таки устроить свою семейную жизнь. Хотя и эта надежда со временем поистрепалась и мало–помалу трансформировалась в неосознанное ожидание смерти. У Арины Родионовны к 40 годам её жизни не было ничего, что могло бы удовлетворить её тайное желание, да, впрочем, и не ожидалось. Извелись прынцы. Пообтрепались. Поусохли. И если бы не её любовь к русской литературе и учительство, то и вовсе, хоть головой в петлю. И горечь одиночества, разбавляемая по вечерам верными друзьями: Пушкиным, Блоком, Тютчевым, Цветаевой и многими другими, становилась не так уж горька. Тем более что недостатка в друзьях у неё не ощущалось. Они не покинут её! Тем более такие, которые заранее сделали всё, за что бы их любили и более от них ничего и не требовали. Арина и не требовала. Она сопереживала с ними их страсти и мучения, их горести и радости, и от этого её жизнь наполнялась хоть каким–то смыслом. Не было вечера, чтобы после ужина и подготовки к следующему рабочему дню, Арина не забиралась вечером на огромный старинный сундук и, поджав ноги, не предавалась чтению любимых поэтов. Музыка слов, глубина мысли и чувств, приводили её в состояние блаженства. Именно этот сундук и послужил началом истории, которую я хочу вам рассказать.
Однажды вечером, забираясь на сундук, чтобы, как обычно, заняться своим любимым чтением, Арина услышала жалобный скрип. Она не поверила ушам своим и слезла с сундука, желая проверить, не ослышалась ли. Забираясь вновь, поняла, что не ошиблась. Скрип повторился. Этот сундук был семейной реликвией и уже не одно поколение переходил из рук в руки. Он был чем-то незыблемым. Каким-то символом и гарантом благополучия в доме. Арина запаниковала. Всплеснув руками, воскликнула: "Господи! Горе–то какое!» – и помчалась к своей соседке и наперснице Варваре. Звонок в столь поздний час не удивил Варвару и она, не раздумывая, открыла дверь:
– Ну, чего тебе? – недовольно спросила она.
– Варюша! Милая! Горе–то какое! – чуть не плача проговорила Арина.
– Да что за горе? Говори толком! – перебила её Варвара.
– Су-у-у-нду-у-к… – заканючила по-младенчески Арина. Её лицо собралось в гармошку, и глаза наполнились готовыми пролиться слезами.
– Цыть! – шикнула Варя. Её до ужаса раздражала интеллигентская беспомощность Арины и плаксивость:
– Что ещё за новости? Говори толком!
– Пойдём! – позвала Арина. – Пойдём! Сама всё увидишь, – сказала она, увлекая за собой
