Но как-то всё же с голоду не пухнет.
В общем, жёстко там всё. Для меня это благо.
Если жизнь — это спорт, мне оно в самый раз.
Я бы мог бы туда соскочить без напряга,
Только с русскими пить всё же лучше у нас.
Я писатель, поэт, но ума не лишился, —
Пальцы сильно не гну, в этом фишка моя, —
С речью русской, родной я навек подружился,
У меня с ней альянс. Где она, там и я.
А вот Женька тогда применил силу духа,
Перед рейсом за час смог билеты купить,
Он Танюхе сказал: «Едем в Лондон, Танюха!
Вот где лучше всего водку с русскими пить!»
То есть он тоже прав. Не вопрос, так бывает, —
У него к землякам свой особый подход:
С теми пить хорошо, кто деньгу загребает,
Кто в чужой стороне миллионы куёт!
Иллюзиями Женька не питался,
А он фундамент выстроил, задел:
Он сразу к ним в компанию вписался,
Как только с Танькой в Лондон прилетел.
И очень скоро в плане уважухи
Он подарить такое возмечтал
Любимой, дорогой своей Танюхе,
Чего никто доселе не видал.
Танюха по утрам пекла оладьи,
А он, такой шутник и балагур,
С мадам Тюссо хотел вопрос уладить
Насчёт музея восковых фигур —
Чтоб Танькину поставили стату́ ю
На зависть всем красавицам Земли
К какому-бы-нибудь Черчиллю вплотную
И лампу на неё бы навели!
Есть в каждой шутке денежная доля,
С ней точно веселей идут дела,
А без неё и жизнь — как суп без соли,
Но здесь такая мулька не прошла.
Короче, ни в одном музейном зале
Танюхи нет, и Женька изумлён,
Что деньги, крупный куш, с него не взяли,
И что вопрос остался не решён.
«Прокол. Прости, Танюха», — он канючит, а в ответ:
«Реши вопрос, нажми на них! Мужик ты или нет?
Исполни своё фирменное соло —
«Лимон» добавь, другой, а то скажите-ка — Тюссо!
Я что — от «Жигулей» тебе, от «Волги» колесо?
Я не хочу быть жертвою прокола!»
«Это как понимать, что́ всё это такое?» —
Женька мозг активировал, ум подключил, —
Он спонтанно подёргал холёной щекою
И, тихонечко крякнув, ответ получил.
Не от Таньки, конечно, чего её слушать?
Сердце Женьке шепнуло, что вся их любовь
Не рассохлась ещё, словно лодка на суше,
Но уже с ней сам чёрт понаделал делов! —
Покорёжил, помял — не до смерти, конечно.
Женька, пьяный, орёт, неизвестно кому:
«Может, я и скончаюсь от раны сердечной,
Но «лимонов» так триста сперва подниму!»
«А чего не поднять? Я б с тобой попытался!
Чем одна, лучше всё-таки две головы!» —
Чей-то голос однажды в эфире раздался.
Это Вовка приехал к нему из Москвы.
И вот они друг дружку для разминки
Подначивают: Танька, Ольга как?
Подтекст один: блондинки есть блондинки!
Присели. Закусь. Музыка. Коньяк.
У Вовки план: «Женёк, тут лёгкий шорох
Прошёл, что неплохая ребятня
С тобой Вась-Вась, что всё у них в оффшорах, —
Там нету белых пятен для меня!
Там даже серых нет, там всё в тумане,
Но я в нём нахожу свои пути,
Хожу по острию, по самой грани.
Я лучший. Можно справки навести.
Гони их всех ко мне, как носорогов
На водопой, где пьют от пуза, впрок.
Я им оптимизацию налогов
Поставлю на конвейер, на поток!»
Все формулы для понту, для блезиру
Володька черканул за пять минут
И получил добро: «Оптимизируй!
Но не шути с огнём. Дупли пойдут!»
У Женьки тоже страсть была к оффшорам.
Он Вовку в этой части лично, сам
Назначил управляющим партнёром.
Доходы — «фифти-фифти», пополам.
И понеслась, и Вовкина кликуха, как пароль
Теперь для многих стала. Он и вправду — как король
В той самой схемотехнике, в нюансах,
В оттенках, без которых суть, основа бытия
Мертва. И перед Вовкой даже самые графья
Привыкли рассыпаться в реверансах.
Бизнес выстрелил так, что другим и не снилось.
Женька Вовкин отчёт за полгода прочёл.
Вечер. В небо звезда, как заноза, вонзилась.
Женька в гости к Владимиру, к другу пришёл.
Плащ и шляпу не снял, помолчал напряжённо,
(Вовка резал кинзу и гуся потрошил):
«Знаешь, Вов, не сердись. Вот тебе «поллимона».
Доли нет твоей. Продана. Я так решил.
Ты не думай, что друг твой такая уж сука.
Жизнь — как море. Всегда тебя будет топить
Тот, который сильней. Много будешь сюсюкать —
То и рому тебе за победу не пить».
Вовка пальцами хрустнул: «Давай покороче» —
Женьке рому плеснул от души, через край
И сказал ему: «Понято. Делай, что хочешь.
Я услышал тебя. Будь здоров. Не чихай».
За тыщу вёрст, за тридевять земель я
От Лондона в то время проживал,
Но знал: Танюху глючит от безделья, —
Что ни психоз у ней — девятый вал!
И кто-то её, дуру, надоумил:
А ты на арфе выучись играть!
Женёк, вон, весь при галстуке, в костюме,
Чего бы и тебе не щеголять —
