А если с ночи?.. Если с ночи и устал?
Его учили: «бедность не порок!»,
А дома вновь на этой почве зрел скандал.
Какая клятва?! Умоляю, вы о чем?
Остатки доброй, простодушной старины.
Смягчите сердце! Он предстанет пред судом.
Не перед тем… Перед которым все равны!
Ну а сегодня – к черту этот реваншизм.
Сияет солнце: у природы новый бал!
«Кому-то век, кому-то миг, кому-то жизнь».
К тому же он ее не раз уже спасал…
«
Звезда сверкнула и во тьме погасла…»
Звезда сверкнула и во тьме погасла,
Зеваки разошлись, ворча чуть слышно:
«Мол, бесполезно, глупо и опасно
Сверканье этих пламенных страстишек».
Свеча горела медленно и мертво,
Желтя мое лицо в квартире пыльной,
И не было ни света, ни комфорта…
Зато, как говорят сейчас, была стабильность.
Капитан, капитан, улыбнитесь!
Вас снимала скрытая камера.
Сожалею, но вы только снитесь:
Мне, себе, ей и встречному каждому.
Все бои ваши – миф и утопия,
Халхин-Гол, Брест, ущелье Аргунское,
Старый добрый приятельский розыгрыш!
Хоть и выглядит, может, кощунственно.
Успокойтесь! На что вы обиделись?
Так бывает – в семье не без гения.
Каждый занят здесь собственным бизнесом,
Нужно ваше им сердцебиение?
Тут другие заботы и хлопоты,
Время мирное требует праздника,
Знаю это по личному опыту,
Хоть и реже стараюсь гримасничать.
Капитан, ничего не поделаешь:
Кто прозрел, тот уже не отважится.
Ну давайте! мы ж люди, не нелюди!
К огоньку бесприютному нашему.
Имя мое – одиночество,
Отчество? Отчества нет;
Явью стало пророчество,
Верен гадалки ответ;
Здравствуй, мой город призрачный,
Город-туман, город-ад!
В лужах застыли безжизненно
Тени твоих колоннад;
Так ведь и было всё сказано,
Здесь я могилу найду:
В вечер, дождливый и пасмурный,
В две тысячи (…) году;
Дай же, пока положено,
Власть подышать тобой,
Хоженый и перехоженный,
Город-проклятье мой!
Правда. Иногда очень страшно бывает,
Когда небо – а на нем облака:
Не спеша, по чуть-чуть умирают
И глядят на меня с высока…
Взгляд печальный, как будто бы больно
Уходить им от нас насовсем,
И застыло, немного безвольно,
Беззащитно простое «зачем?»
Что могу им сказать в оправданье?
Объяснить чем природы игру:
Что я тоже, как время настанет,
Насовсем от кого-то уйду…
Ну чего ты всё бродишь, старик!
Хочешь годы пропавшие встретить?
Сядь-ка лучше со мной, покури,
Не догнать быстрокрылый ветер.
Вот потешный: затряс головой,
В три ручья крокодиловы слезы.
Издеваюсь? Да бог ты с тобой!
Утешаю! Послушай, тезка…
Тезка, тезка! Уж в это поверь,
Сходны мы – и не лишь именами:
Я вот тоже в закрытую дверь
Головой. В колпаке с бубенцами.
Покури… а ну как отойдет?
Э-эх, пропащая наша житуха!
Сколько-сколько? «Считай ровно год»
Горемычешь один, без старухи?
Успокойся! Смирись и наплюй.
Дело прошлое, стоит ли нервов?
Что поделать: тут как ни тасуй,
Всякий раз будут козыри – черви.
Давит в сердце, когда бьют часы?
То взволнован, то вдруг бесшабашен?
Знаю-знаю, кошмарные сны.
Да за стенкой как будто бы кашель…
А еще, когда скрипнет паркет,
Там – за дверью, в одной из комнат…
И ведь ясно: «что нет же! нет!»,
А вот думаешь, любишь и помнишь.
Или тени закружат свой вальс,
Настоящее путая с прошлым.
Встрепенешься! И в сколький уж раз
Так тихонько: «еще возможно?»
Хлоп, секунда – и нет ничего!
Снова вытащил «пусто-пусто».
И глядишь, словно что-то нашло,
С тихой болью, в надежде, на люстру…
Что, батяня, знакомый сюжет?
И как, главное, образно создан!
Издеваюсь? Сказал же – нет.
Ты не понял… мы просто тезки.
Не сочувствуй – моя-то жива,
Слава Богу, хранит провиденье!
Только, знаешь, бывает когда —
Это мало имеет значенья…
Завьюжены поля. И музыка во мне,
Как прежде, не звучит…
И всё трудней бежит
Лошадка. Та, что в гору,
Подобно молодому вору,
Бесцельно тянет мертвый груз.
Забытый всеми сухогруз
Влюбился в островные скалы,
Письмо, подписанное «Алла»,
С неделю на столе лежит.
А та лошадка всё бежит…
И не страшны ей ни метели:
(Они давно уж отсвистели);
Ни страха образы, ни сон,
Ни колокольный перезвон —
Усталость не усугубляют,
А только как-то подгоняют,
Передохнуть ей не дают,
Свистят, кричат, бывает – бьют…
Все просто: в круговерти дел
Такой достался ей удел.
Бежать по замкнутому кругу,
Платя услугой за услугу,
Пыхтеть, стараться, жилы рвать
И головы не поднимать;
В одном всего ее вина,
Что жизнь лошадкина – одна.
Я в принципе хотел бы стать волною
И в даль неведомую бесконечно плыть.
Но что-то в белом, как кипень прибоя,
Мелькнув в ночи, смирило эту прыть.
Я, думаю, не отказался б стать рассветом:
Лучами яркими играть то там, то здесь.
Но что-то (все того же, кстати, цвета),
Моргнув хитро, посбило эту спесь.
Тогда я вознамерился стать громом,
На землю гневно за ударом слать удар.
Но что-то, оборвав шум, гвалт и гомон,
Пришло… и остудило этот жар.
Промерзшая земля, ограды и оградки,
Кресты темнеют, бугорки могил…
Спасибо, «что-то», за высокую награду:
За то, что я хоть миг, но кем-то был.
«Плачете? Не зовите грусть!..»
Плачете? Не зовите грусть!
Не прощаюсь намеренно с вами:
Я когда-нибудь – стихами вернусь,
Глупыми своими стихами,
Монотонным осенним дождем,
Тихим шелестом бронзовых листьев,
Низким небом, и звезды на нем
Замерцают особенно мглисто.
Рушит время мои города,
Недостроены хрупкие замки;
И течет, всё течет, как вода,
Ставя в необходимости рамки…
Но уверен: что все же дождусь,
Натолкнется коса вдруг на камень,
И тогда я – стихами вернусь,
Глупыми, но своими стихами…
А жизнь всё тает…
И времена не выбирают.
Есть мнение, что в них живут.
Черт знает, я недолго тут!
Чуть больше тридцати… пяти…
И не скажу, что здесь я дома,
Хоть многое с младых ногтей знакомо:
Нева, мосты, сырой гранит
И улиц узких лабиринт;
Изведал на себе я цену
Прямых октябрьских дождей,
И желти тусклых фонарей
Непробиваемую стену;
Вода, ограды, строгий стиль,
Адмиралтейский гордый шпиль,
Мне дорог город-призрак, да!
Его живая суета…
Вот только чувствую порой,
Что я ему – совсем чужой.
Сквозь густое покрывало дождя
Продирается ко мне званый гость:
Руки в стороны нет-нет разводя,
Мол, не гневайся – опять на авось.
Не гадал его я встретить вот так,
Хоть и зван, да ведь застал же врасплох.
А земля вокруг погружена в мрак,
Лес шумел-шумел, смутился, заглох.
Ну же, здравствуй, проходи и садись,
Как бы ни было, в ногах правды нет.
Не обрадован? Да что ты, окстись!
Не признал сперва за давностью лет.
Ну, рассказывай: как жизнь и как сам?
В перекрестье попала ли цель?
Сколько стонов и доверчивых дам
Сосчитала в скуке смертной постель?
Вот пройдоха… неисправим!
Пьешь-гуляешь, да не видно конца;
Все надеешься, что утром одним
Зверь с испугу сам рванет на ловца?
Ну да что там! Лет с десять назад,
Помню дело, шел тем же путем.
Не жалея ни сил, ни затрат,
Во кутили, что пыль аж столбом!
Молодой был, незрелый. Дурак…
Принимал все на уровне чувств:
Вера, дружба, любовь как-никак,
Твердь и святость каких-то там уз.
Образумился, тьфу-тьфу, поумнел.
Зря смеешься; вот те крест, не брешу.
Ну… отдохнул с дорожки, выпил, поел?
Делу – время. Собирайся… Прошу!
Поразительно – что значит «куда»?!
То, что выдано, – достаточный срок.
Я? Работаю здесь, так, иногда:
Зарываю таланты в песок.
Все вы, гении, один к одному.
А у меня тут – такая земля!
Не спеши, дай лопатку возьму:
Быстроты и сподручности для…
«Последний взгляд, последний вздох…»
Последний взгляд, последний вздох, и вдруг тревожно
Затихнет город, в ряд погаснут фонари:
Ну, мне пора; и поцелуй свой осторожный,
Я умоляю, не побрезгуй, подари…
Не надо слов, не надо слез; вообще не надо
Жалеть о том, чего «захочешь – не вернешь»;
Есть в жизни в этой большая отрада —
Не сомневаться. И любить, пока живешь…
Прощай, мой друг! Я правда – не обижен;
Пускай бывало так и сяк у нас,
Давай же, подойди скорей поближе,
И обними. Покрепче в этот раз…
Но слез – НЕ НАДО!
Сейчас ты и захочешь, не вернешь;
Я ухожу, но буду все же рядом,
А ты люби. Люби, пока живешь…