«– Чужому успеху завидовать грех…»
– Чужому успеху завидовать грех… —
Когда-то мне дед говорил.
Прекрасная песня —
Ведь это для всех.
Спасибо тому, кто ее подарил.
Чужая удача вам сил не придаст,
Коль зависть вам душу горчит.
И чей-то успех не обрадует вас.
Простите, скорее он вас огорчит.
Написан роман.
Установлен рекорд.
Не важно, что автор не ты.
Над залом звучит гениальный аккорд.
Он ждет и твоей доброты.
Интернат для престарелых.
Жизнь спокойна, без затей.
Ни тебе мытья тарелок,
Ни тебе очередей.
Сон сменяется досугом.
Старый друг прогулки ждет.
Сколько можно вспомнить с другом
От ворот и до ворот!
Обеспеченная старость,
Уходящие года.
Жизнь ушла иль потерялась —
Не заметила, когда.
Я не знаю, как случилось,
Что при сыне при родном
Я сдана на чью-то милость
В этот тихий, добрый дом.
И, когда он приезжает
Навестить родную мать,
Я молчу и, как чужая,
Всё не знаю, что сказать.
Но от мыслей непосильных
Вновь меня бросает в жар.
И подумалось о сыне:
«Лучше б он не приезжал…»
Обеспеченная старость,
Уходящие года.
Сколько их еще осталось,
Без забот и без труда?
А бессонница случится —
От тоски иль от обид, —
Вновь былое, словно птица,
На подушку прилетит.
Потому-то всё тоскливей
От внимания чужих.
И в душе бушует ливень
Непролитых слез моих.
Отлюбилось, отмечталось.
Снова день в душе угас.
Обеспеченная старость,
Обеспечь забвеньем нас!
«Весенний рябиновый запах…»
Весенний рябиновый запах
Тревожит мне душу порой.
Хотел бы попасть я в твой замок,
Да сердце забыло пароль.
Запретная зона обиды
Наш мир поделила опять.
Уж лучше короткая битва,
Чем снова в осаде стоять.
Это правда:
Чтобы долго жить,
Надо чаще видеться с друзьями.
Я всё продолжаю мельтешить
Встречами, поступками, стихами.
Но однажды брошу все дела,
Сяду в самолет Аэрофлота…
Друг не ждал —
Душа его ждала,
Веря в неожиданность полета.
Так же побросав свои дела,
Соберутся милые мне люди.
Около веселого стола
Мы о дружбе говорить не будем.
Только память станет ворошить
Те слова, когда вернусь до дому.
Не затем,
Чтоб после долго жить, —
Просто жить не стоит по-иному.
Особенно тоскливы вечера,
Когда ты в доме у себя, как пленница.
Сегодня так же пусто, как вчера.
И завтра вряд ли что-нибудь изменится.
И это одиночество твое
Не временем бы мерить, а бессонницей.
То книги, то вязанье, то шитье.
А жизнь пройдет – и ничего не вспомнится.
И все-таки однажды он придет.
И сбудутся надежды и пророчества.
Твои он губы в темноте найдет.
И шепотом прогонит одиночество.
Мы с ним случайно повстречались
В ташкентском аэропорту,
Когда, погодой опечалясь,
Чай смаковали поутру.
Он был находчив в разговоре,
И откровенен, и умен —
Узбек по имени Григорий
(В краю, где нет таких имен.)
И я спросил его об этом,
Откуда имя, мол, у вас?
Он помрачнел и мне поведал
Свой удивительный рассказ.
– Меня отец назвал Сайяром,
По всем законам старины
Узбекским именем, с которым
Я жил с рожденья до войны.
А Гриша – это имя друга.
То имя горестной вины…
Я с ней прошел четыре круга,
Четыре года той войны.
У стен столицы утром ранним
В огне начавшихся атак
Я был контужен, Гриша ранен.
Стрелок убит… И замер танк.
Пробитый чуть ли не навылет,
Он мог могилой стать для нас.
Каким-то чудом Гриша вылез,
Меня извлек и жизнь мне спас.
А сам погиб…
Сквозь боль и ярость
Я клятву дал тогда ему,
Что если только жив останусь,
То имя Гришино возьму.
Чтоб долго жил он вместе с нами
На доброй родине моей.
Чтобы о нем не гасла память
В глазах узбекских матерей.
Когда в Москву я приезжаю,
Я к другу верному спешу:
Могилу в поле навещаю,
К стене кремлевской прихожу.
И вновь рассказываю Грише,
Как мы живем в родном краю.
И все мне кажется – он слышит
И речь мою, и боль мою.
Узбек умолк, как после песни,
В которой все слова горьки.
– Он был земляк ваш —
С Красной Пресни.
И мы навек с ним земляки.
Даже если ты уйдешь,
Если ты меня покинешь, —
Не поверю в эту ложь,
Как весною в белый иней.
Даже если ты уйдешь,
Если ты меня покинешь, —
О тебе напомнит дождь,
Летний дождь и сумрак синий.
Потому что под дождем
Мы, счастливые, ходили.
И гремел над нами гром,
Лужи ноги холодили.
Даже если ты уйдешь,
Если ты меня покинешь, —
Прокляну тебя… И всё ж
Ты останешься богиней.
Ты останешься во мне,
Как икона в Божьем храме.
Словно фреска на стене,
Будто розы алой пламя.
И, пока я не умру,
Буду я тебе молиться —
По ночам и поутру, —
Чтоб хоть раз тебе присниться.
Чтоб проснулась ты в слезах
И, как прежде, улыбнулась…
Но не будет знать мой прах,
Что любимая вернулась.
«Я иногда спохватываюсь вдруг…»
Я иногда спохватываюсь вдруг:
Уходят годы – сделано так мало!
А жизнь меня и била, и ласкала.
Но оглянуться вечно недосуг.
И суета – как океан за бо́ртом…
У каждого из нас такой режим,
Что мы сперва принадлежим заботам,
А уж потом себе принадлежим.
И как бы ни сложилась жизнь вначале,
И что б ни ожидало нас потом, —
Благословляю все ее печали,
Рассвет и вечер за моим окном.
Не каждый этот вирус одолел.
И, заболев, мы прячем взгляд стыдливо.
Седой солдат, что был в атаках смел,
Пасует перед лестью подхалима.
Боюсь, и в нас коварный вирус дремлет…
И только совесть – наш иммунитет.
А может, в чем-то виновато время,
Простуженное сквозняками бед?
И где Пастер, что вновь придет, неистов?
И позабыв о горестях своих,
Необратимый вирус подхалимства
Привьет себе, чтобы убить в других.
Изба смотрела на закат,
Дыша озерной сыростью.
Здесь жил великий мой собрат,
Волшебник Божьей милостью.
Он околдовывал зарю,
Купавшуюся в озере.
Он ей шептал:
– Я повторю
Твое виденье в образе…
Но, чьим-то именем томим,
Не помнил об обещанном,
Заря, обманутая им,
Бледнела, словно женщина.
И погружался мир во тьму.
И сквозь его видения
Являлась женщина ему.
А может, только тень ее.
Не говорила, не звала,
Лишь грустно улыбалась.
Наверно, Музою была
И потому являлась.
У нас еще снег на полях —
У вас уже шум в тополях.
У нас еще ветер и холод
И нету на солнце надежд.
И кажется пасмурным город
От темных и теплых одежд.
У вас уже всё по-другому:
Струится с небес синева,
И каждому новому дому
К лицу молодая листва.
У нас еще пашня, что камень,
И бродит в лесу тишина…
Пошли мне улыбку на память!
С нее и начнется весна.
«Ты моложе моих дочерей…»
Ты моложе моих дочерей…
Потому мне так горько
И грустно,
Что в душе несмышленной твоей
Просыпается первое чувство.
Ты моложе моих дочерей…
На влюбленность твою не отвечу.
Только утро
У жизни твоей,
А в моей
Уже близится вечер.
Не казни в себе эту печаль.
Без меня свои праздники празднуй.
Говорю тебе тихо:
«Прощай…»,
Не успев даже вымолвить:
«Здравствуй…»
«Я иногда хочу быть одинок…»
Я иногда хочу быть одинок
Среди людей —
Как тайна между строк.
Не надо мне тогда застольных фраз,
Чужого понимания и вздоха.
Я одинок,
Как вечно одинока
Вселенная, глядящая на нас.
Я одинок,
Как одинок цветок,
Когда его срывают и уносят.
Я одинок,
Как одинока осень,
Когда последний падает листок.
