Владимир Высоцкий - Я не верю судьбе

   Был побег на рывок —
   Наглый, глупый, дневной, —
   Вологодского — с ног
   И — вперед головой.

   И запрыгали двое,
   В такт сопя на бегу,
   На виду у конвоя
   Да по пояс в снегу.

Положен строй в порядке образцовом,
И взвыла «Дружба» — старая пила,
И осенили знаменьем свинцовым
Сочухавшихся вышек три ствола.

   Все лежали плашмя,
   В снег уткнули носы, —
   А за нами двумя —
   Бесноватые псы.

   Девять граммов горячие,
   Аль вам тесно в стволах!
   Мы на мушках корячились,
   Словно как на колах.

Нам — добежать до берега, до цели, —
Но свыше — с вышек — все предрешено:
Там у стрелков мы дергались в прицеле —
Умора просто, до чего смешно.

   Вот бы мне посмотреть,
   С кем отправился в путь,
   С кем рискнул помереть,
   С кем затеял рискнуть!

   Где-то виделись будто, —
   Чуть очухался я —
   Прохрипел: «Как зовут-то?
   И — какая статья?»

Но поздно: зачеркнули его пули —
Крестом — в затылок, пояс, два плеча, —
А я бежал и думал: добегу ли? —
И даже не заметил сгоряча.

   Я — к нему, чудаку:
   Почему, мол, отстал?
   Ну а он — на боку
   И мозги распластал.

   Пробрало! — телогрейка
   Аж просохла на мне:
   Лихо бьет трехлинейка —
   Прямо как на войне!

Как за грудкú, держался я за камни:
Когда собаки близко — не беги!
Псы покропили землю языками —
И разбрелись, слизав его мозги.

   Приподнялся и я,
   Белый свет стервеня, —
   И гляжу — кумовья
   Поджидают меня.

   Пнули труп: «Эх, скотина!
   Нету проку с него:
   За поимку полтина,
   А за смерть — ничего».

И мы прошли гуськом перед бригадой,
Потом — за вахту, отряхнувши снег:
Они обратно в зону — за наградой,
А я — за новым сроком за побег.

   Я сначала грубил,
   А потом перестал.
   Целый взвод меня бил —
   Аж два раза устал.

   Зря пугают тем светом, —
   Тут — с дубьем, там — с кнутом:
   Врежут там — я на этом,
   Врежут здесь — я на том.

Я гордость под исподнее упрятал —
Видал, как пятки лижут гордецы, —
Пошел лизать я раны в лизолятор, —
Не зализал — и вот они, рубцы.

   Эх бы нам — вдоль реки, —
   Он был тоже не слаб, —
   Чтобы им — не с руки,
   А собакам — не с лап!..

   Вот и сказке конец.
   Зверь бежал на ловца.
   Снес — как срезал — ловец
   Беглецу пол-лица.

…Все взято в трубы, перекрыты краны, —
Ночами только воют и скулят,
Что надо, надо сыпать соль на раны:
Чтоб лучше помнить — пусть они болят!

В младенчестве нас матери пугали,
Суля за ослушание Сибирь, грозя рукой, —
Они в сердцах бранились — и едва ли
Желали детям участи такой.

   А мы пошли за так на четвертак, за ради Бога,
   В обход и напролом, и просто пылью по лучу…
   К каким порогам приведет дорога?
   В какую пропасть напоследок прокричу?

Мы Север свой отыщем без компáса —
Угрозы матерей мы зазубрили как завет, —
И ветер дул, с костей сдувая мясо
И радуя прохладою скелет.

Мольбы и стоны здесь не выживают, —
Хватает и уносит их поземка и метель,
Слова и слезы на лету смерзают, —
Лишь брань и пули настигают цель.

   И мы пошли за так на четвертак, за ради Бога,
   В обход и напролом, и просто пылью по лучу…
   К каким порогам приведет дорога?
   В какую пропасть напоследок прокричу?

Про всё писать — не выдержит бумага,
Всё — в прошлом, ну а прошлое — былье
     и трын-трава, —
Не раз нам кости перемыла драга —
В нас, значит, было золото, братва!

Но чуден звон души моей помина,
И белый день белей, и ночь черней, и суше снег, —
И мерзлота надежней формалина
Мой труп на память схоронит навек.

   А мы пошли за так на четвертак, за ради Бога,
   В обход и напролом, и просто пылью по лучу…
   К каким порогам приведет дорога?
   В какую пропасть напоследок прокричу?

Я на воспоминания не падок,
Но если занесла судьба — гляди и не тужи:
Мы здесь подохли — вон он, тот распадок, —
Нас выгребли бульдозеров ножи.

   Здесь мы прошли за так на четвертак,
     за ради Бога,
   В обход и напролом, и просто пылью
     по лучу, —
   К таким порогам привела дорога…
   В какую ж пропасть напоследок прокричу?..

   Открытые двери
   Больниц, жандармерий —
   Предельно натянута нить, —
   Французские бесы —
   Большие балбесы,
   Но тоже умеют кружить.

Я где-то точно — наследил, —
Последствия предвижу:
Меня сегодня бес водил
По городу Парижу,
Канючил: «Выпей-ка бокал!
Послушай-ка гитары!» —
Таскал по русским кабакам,
Где — венгры да болгары.
Я рвался на природу, в лес,
Хотел в траву и в воду, —
Но это был — французский бес:
Он не любил природу.
Мы — как сбежали из тюрьмы, —
Веди куда угодно, —
Пьянели и трезвели мы
Всегда поочередно.
И бес водил, и пели мы,
И плакали свободно.

А друг мой — гений всех времен,
Безумец и повеса, —
Когда бывал в сознанье он —
Седлал хромого беса.
Трезвея, он вставал под душ,
Изничтожая вялость, —
И бесу наших русских душ
Сгубить не удавалось.
А то, что друг мой сотворил, —
От Бога, не от беса, —
Он крупного помола был,
Крутого был замеса.
Его снутри не провернешь
Ни острым, ни тяжелым,
Хотя он огорожен сплошь
Враждебным частоколом.

Пить — наши пьяные умы
Считали делом кровным, —
Чего наговорили мы
И правым и виновным!
Нить порвалась — и понеслась —
Спасайте наши шкуры!
Больницы плакали по нас,
А также префектуры.
Мы лезли к бесу в кабалу,
С гранатами — под танки, —
Блестели слезы на полу,
А в них тускнели франки.
Цыгане пели нам про шаль
И скрипками качали —
Вливали в нас тоску-печаль, —
По горло в нас печали.

Уж влага из ушей лилась —
Все чушь, глупее чуши, —
Но скрипки снова эту мразь
Заталкивали в души.
Армян в браслетах и серьгах
Икрой кормили где-то,
А друг мой в черных сапогах —
Стрелял из пистолета.
Набрякли жилы, и в крови
Образовались сгустки, —
И бес, сидевший визави,
Хихикал по-французски.
Всё в этой жизни — суета, —
Плевать на префектуры!
Мой друг подписывал счета
И раздавал купюры.

   Распахнуты двери
   Больниц, жандармерий —
   Предельно натянута нить, —
   Французские бесы
   Такие балбесы! —
   Но тоже умеют кружить.

Ах, милый Ваня! Я гуляю по Парижу —
И то, что слышу, и то, что вижу, —
Пишу в блокнотик, впечатлениям вдогонку:
Когда состарюсь — издам книжонку

   Про то, что, Ваня, мы с тобой в Париже
   Нужны — как в бане пассатижи.

Все эмигранты тут второго поколенья —
От них сплошные недоразуменья:
Они всё путают — и имя, и названья, —
И ты бы, Ваня, у них был — «Ванья».

   А в общем, Ваня, мы с тобой в Париже
   Нужны — как в русской бане лыжи!

Я сам завел с француженкою шашни,
Мои друзья теперь — и Пьер, и Жан.
Уже плевал я с Эйфелевой башни
На головы беспечных парижан!

Проникновенье наше по планете
Особенно заметно вдалеке:
В общественном парижском туалете
Есть надписи на русском языке!