class="p1">Ослы для дома царского езды,
Чтоб, пробираясь горными отрогами,
Держаться за ослиные хвосты».
«А где Мемфивосфей, Саула линии
Наследник?» — царь Давид слугу спросил.
Ответил Сива: «В Иерусалиме он
И радуется: Бог их дом простил.
Саула царство снова возвратится к ним,
К нему конкретно, он один теперь
Наследный принц… Но все его амбиции
Мне невозможно сделалось терпеть.
И вот я здесь с ослами и с поклажею…»
Сказал Давид: «Назад беру обет.
Мемфивосфея подлого накажем мы.
Весь пай его передаю тебе».
Во все века борьба велась за собственность.
Зло множилось в миру из-за добра…
Вот так наветом, самым древним способом
Хитрющий Сива дольщика убрал
И скрылся со словами благодарности…
Умышленно и чаще не со зла
Немало царь Давид наделал гадостей
И, судя по всему, об этом знал.
Как подтвержденье этому прекрасное,
Саула рода, именем Семей,
Сын Геры вышел и нести напраслину
Вдруг начал, на Давидовых людей
Камнями стал швырять от возмущения
(Я ж думаю, по глупости своей -
Наслушался старейшин наущения…).
Вот то, что вслед царю кричал Семей:
«Убийца, беззаконник, сгинь ты к лешему,
Сегодня ты низвергнут с высоты.
Господь накажет всех твоих приспешников,
Таких же кровопивцев, как и ты.
За пролитую кровь родства Саулова
Тебе Бог жизни яства отравил.
Из рук твоих всю власть, как ветром, сдунуло
Лишь потому, что сам ты весь в крови».
Давида окружали люди храбрые.
Сказал Авесса так, Саруин сын:
«Он, верно, перепутал нас с арабами,
Его мозги из драной бересты,
Башка же всякой дрянью нашпигована,
К тому ж в неё ударила моча.
Дозволь мне оторвать, царь, эту голову,
Чтоб мёртвый пёс навеки замолчал».
«Что мне и вам, тот пёс, сыны Саруины?
Пускай злословит, ибо дал приказ
Ему Господь меня отпескоструить так,
Как будто я болванка под заказ.
Могу ли я сказать — зачем так делаешь? -
Тому, кто там над нами наверху,
Пред кем мы все листва лишь пожелтевшая,
И нет таких, чьё рыло не в пуху.
Когда от чресл моих мой сын протянутой
Рукой своей сжимает мой кадык,
Что мне тогда речь Вениамитянина,
Каким бы ни был злым его язык.
Призрит мой Бог моё уничижение
И все мои грехи простит с небес…»
Так царь Давид в ближайшем окружении
Сдержал вполне естественный протест
На то, когда в тебя плюют, швыряются
Камнями и обидеть норовят.
То назовётся позже толерантностью.
Давид же, толерантности гарант,
Своим путём шёл. На горе окраине
Чуть в стороне злословивший Семей
Бросал в них камни и не знал заранее,
Что целится он в собственную смерть.
Пока Давид, как лошадь Пржевальского,
В горах слонялся от людей вдали,
Авессалом и весь народ Израильский
В град царский Иерусалим пришли,
Ахитофел при них, хоть был старейшиной,
Но всеми почитался как пророк.
Авессалому он советы злейшие
Давал, а тот ослушаться не мог.
К ним Хусий Архитянин, уважаемый
Давида друг пришёл: «Хочу служить».
Авессалом на то сказал: «Пожалуй, я
Повременю, ты лучше мне скажи:
Что ж с другом ты, фигура колоритная,
Прочь не ушёл?» Ему в ответ: «Я там,
Где мой народ с царём, от Бога избранным.
Охоты нет слоняться по горам.
Притом кому служить я буду преданно,
Не сыну ли Давида?» Аргумент
Весомый… Но была привычка вредная
У Хусия — обман держа в уме,
Из пальцев крест сложить и ну лукавствовать,
В кармане фига, мол, не даст пропасть,
А дружбе старой век цвести и царствовать,
Вернётся друг и переменит власть.
Авессалом в себе был неуверенным
(Лишь красотой природой наделён),
Советам доверялся неумеренно
Или, напротив, был весьма умён,
К Ахитофелу обратился с просьбою,
Причём на вы, что редкость в Книге Книг:
«Что делать нам, решение подбросили б».
И дал ему совет седой старик:
«К наложницам войди, отцом оставленным
Дом охранять, а не царёву честь.
Пока Давид скрывается в изгнании
Ты обесчесть всех тех, кто в доме есть.
Израильтяне, про такое действие
Услышав, скажут — С этим не шути.
Сын у отца такую вызвал ненависть,
Что сам Кондрат уже к отцу в пути».
Авессалом тогда палатку выставил
На кровле. В дом отца, войдя едва,
Сын написал пред входом недвусмысленно
Слова сакраментальные «Дом-2».
С наложницами сцены натуральные
Проделал он, и ноги на плечах
На обозрение всему Израилю
Он выставил, как в Окнах у Собчак.
Ахитофел влиял на поколение,
Советами благими поучал,
Считалось тогда так — все наставления
Он будто бы от Бога получал.
И как Авессалому оголтелому,
Он для Давида был авторитет…
Ахитофела действия умелые
В стране немало б причинили бед,
Монотеизм подвергся бы попранию,
Когда б не Хусий, друг царя, хитрец.
Кто знает, как бы долго жить Израилю,
А вот Давиду б точно был конец.
Глава 17. Как можно дело заболтать
И сказал Ахитофел Авессалому:
«Я возьму двенадцать тысяч человек,
На Давида я обрушусь снежным комом
В эту ночь, когда он утомлённый
Свой народ устроит на ночлег.
Приведу его людей я в ужас дикий.
В страхе разбежится весь его отряд,
В спешке побросав свои мечи и пики.
Под стенания толпы и крики
Я убью Давида, их царя.
Обращу к тебе людей, заблудших, скопом,
Кроме одного, чью душу ищешь ты.
И тогда народ забудет про окопы.
По домам пойдёт тушёнку лопать,
А царя Давида ждут кранты».
Слово то пришлось тогда весьма по шерсти
Всем, кто от царя Давида претерпел
От его набегов, войн, других нашествий.
Не считался с мнением старейшин
Мономах и с трона полетел.
Но сказал Авессалом всё ж: «Позовите,
Хусию. Что скажет бывший друг отца?
Пребывал при нём он вроде сателлита,
И повадки бывшего бандита
Изучил подельник до конца.
На совете лучших Хусий Архитянин
Зародить в умах сомнения сумел:
«Уважаемые мной Израильтяне,
На отметку высшую не тянет
Тот совет, что дал Ахитофел.
Рассуждает он уже как победитель.
И каких людей он вздумал застращать?
— Раздражённых… По себе вы не судите,
Так они и побежали, ждите,
Или как в народе скажут — щаз…
Здесь любой из вас Давида знать изволит,
Вот уж кто отнюдь не трус, не ротозей.
Не пройти к нему тайком путём окольным.
Он
