Море
Все полеживало да поеживалось,
Все поварчивало да поворачивалось,
А потом стало бабкой столетней,
Даже тише и незаметней.
Ни малейшего колыханья,
Пульса нет, прекратилось дыханье,
Стало впадиной, вещью украденной,
Стало спрятанным изумрудом,
Стало так — ни себе, ни людям!
Нам такое море зачем?
Если море, так море всем!
— Будь такой же хороший,
Какой ты в стихах! —
Мне сказала девчонка
Одна впопыхах.
И ушла. И остался
Один я в лесу.
И с тех пор все какое-то
Бремя несу.
С той поры я пишу,
Как живу и дышу,
Словно клятву
Какую-то в сердце ношу.
Где ты, девушка?
Где? И в какой ты краю?
Я всю жизнь выполняю
Лишь просьбу твою!
Оплела.
Одурманила.
И одолела.
От любви к тебе
Сердце мое заболело.
Я в сетях.
Я в силках.
Я в твоем огневом лабиринте.
Я горю.
Я обуглен.
Я пепел —
Скорей уберите.
Этот стон.
Этот крик.
Этот хруст
И локтей и запястий…
Отойди, не целуй!
Сердце рвется и так уж на части!
Дай мне отдых!
Назначь
Нашу встречу
В трехтысячном веке!..
Но любовь, как палач,
Катит камни и горные реки!
О, близость после примиренья,
Когда тебя ничто не злит!
Она как схватка на арене,
Она как два огня навзрыд.
Вчера еще грозила мщеньем
И сгоряча хватала нож,
Сегодня голос всепрощенья
На голос голубя похож.
Вчера еще дрожала в гневе,
Вся накалялась, как плита,
А нынче в присмиревшей Еве
Любовь, как море, разлита.
О люди! Мы несовершенны,
Над вами дьявольская власть,
Когда серьезные решенья
Легко зачеркивает страсть!
Твои глаза светлей моих,
На двадцать лет они моложе,
Они как иней на морозе,
Я расскажу тебе о них!
Твои глаза как родничок,
А может быть, светлей немного,
Глядят задумчиво и строго,
В них тайна, а она влечет!
Твои глаза, как аметист,
Переливаются сиренью,
Ты к моему стихотворенью
Зрачками темными летишь.
Твои глаза — хрусталь и лед,
Они как две весенних льдинки,
Мне страшно в этом поединке,
Моя сдалась, твоя берет!
Солнце спряталось в винограде,
Солнце спряталось в белом грибе,
Солнце спряталось в добром взгляде,
Поселилось оно в тебе.
Выдает себя щедрым смехом,
Отливающей смолью кудрей,
Отзывается звонким эхом
В доброй-доброй улыбке твоей.
Не прячьте радостей,
Не прячьте горестей,
Не прячьте правды,
Не прячьте совести,
Не притворяйтесь,
А отворяйтесь,
И доверяйтесь,
И доверяйтесь!
Внучка тянет деда с тропки в лес,
Дед плетется, но без интереса.
Он не спит и ничего не ест,
Что ему теперь до леса?!
— Дедушка! Гляди-ка, муравей!
На меня идет и не боится…—
Но не дрогнет куст седых бровей,
И лицо ничем не озарится.
— Дедушка! Гляди-ка, белый гриб!
Дедушка! Гляди-ка, сыроежка! —
Тихо с резвой внучкой говорит
Еле уловимая насмешка.
— Дедушка! В крапиве шмель гудит!
Дедушка! Гляди-ка, жук с рогами! —
Дед куда-то в сторону глядит.—
Да не здесь, он вот он — под ногами!
Как несовместимы души их,
Как разнохарактерна основа.
Дед себя лишь только слушает,
Внучка целый мир вместить готова!
— Где ты, солнышко, ночуешь?
С кем ты на ночь остаешься?
По каким степям кочуешь,
По какой траве пасешься?
Кто тебя поутру будит,
На работу собирает?
Кто тебя, скажи, голубит,
Кто, признайся, обнимает?
— Я ночую в темном лесе,
Я пасусь в лугах шелковых,
Умываюсь я из речек
И притоков родниковых.
Мать-Россия меня будит,
На работу собирает.
Красны девки меня любят,
Красны девки обнимают!
Николаю Васильевичу Конецкому
— Река Девнца, где твой Дон?
— Ты что, не видишь? Рядом он!
— А кто синее?
— Синее он.
— А кто сильнее?
— Кто влюблен.
— А кто влюблен?
— И он и я.
— Так, значит,
Будут сыновья?
— А хоть и дочки,
Что с того,
И дочки —
Тоже ничего!
Вот обнялись
Река с рекой,
Текут, бурлят,
Прощай, покой!
Суровый путь солдата
Прошел и я когда-то,
В окопах воевал,
Под пулей горевал.
В госпиталях валялся,
Но смерти не боялся,
Чуть отдышусь — и в бой,
На то и рядовой!
Болят мои раненья,
Но не на них равненье,
На молодых гляжу
И выправку держу.
Мне трудно, я не плачу.
И орденов не прячу,
Я их цепляю в ряд,
Иду, они звенят!
Мне жизнь еще не в тягость,
Она несет мне радость,
Я широко дышу,
А надо — я пляшу.
На всех ветрах, на всех курганах,
Над ковылем, над полыном
Жду недругов Руси поганых,
Стою с недремлющим копьем.
Кто первый? Ты, Батый, с Кучумом?
А ну, давай! Гремят щиты,
И льется с шелестом и шумом
Кровь на курганные цветы.
Бежит Кучум! И это бегство
Запомнила степная ширь.
Народ мой русский, ты и в детстве,
В младенчестве был богатырь.
Кто следующий за Батыем?
Наполеон? Иди! Иди!
И ощетинилась Россия,
И ненависть огнем в груди.
Хлебнул Наполеон похлебки?
Отведал кислых русских щец?
С дороги прочь, иди по тропке,
Все кончено с тобой. Конец!
А кто еще там черной тучей
Скопился у границ Руси?
Перед бедою неминучей —
Пощады, Гитлер, не проси!
Сталь плакала, железо выло,
Горела волжская вода.
Да, это было, было, было,
Мы не забудем никогда!
За зелеными эвкалиптами
В берег бьет многотонная тяжесть.
Как Василий Буслай за калиткою,
Выкобениваясь и куражась.
Просит маменька: — Брось дреколье,
Час не ровен, и голову снимут.
Кровь, болезный, польется рекою,
Грудь разрежут и сердце вынут.
Говорила тебе, что брага
Слишком долго была в бочонке,
Говорила, что пить не надо,
Что она не от бога, от черта.
Не послушался, простофиля,
Не считаешься ты со вдовою,
Люди добрые пьют из графина,
Ты — из братины с ендовою.
Ну, уймись, ну, поди на постелю,
Я прошу тебя Христом-богом.
— Не замай меня, я поспею
Похрапеть за твоим порогом.
Не тесни моей волюшки вольной,
Ты не смей надо мною глумиться,
Я оплечьем и поступью воин,
Мне подраться, как бабе умыться!
— Вася! Васенька! Свет Буслаич,
Ты в годах уже, ты почтенный.
— Что ты, мамка, все попусту лаешь,
Вон какой твой сынок буйно-пенный!
Сквозь намокшие ветви деревьев
Проступает рассвет рябоватый.
Вижу море в стальном оперенье,
Вижу витязя в серых латах.
Чуть знобит мои голые плечи,
Я стою и дышу озоном.
Вольный Новгород так далече,
Море — вот оно, под балконом!
