1985
После ливня летний лес в испарине.
Душно. Солнце село за рекой.
Я иду, а мне навстречу парень,
он – черноволосый и худой.
Он возник внезапно из туманности
со знакомым, близким мне лицом.
Где-то с ним встречался в давней
давности,
словно с другом, братом иль отцом.
Время вдруг смутилось, заколодилось,
стасовалось, как колода карт…
На меня глядела моя молодость —
это сам я сорок лет назад!
Головой кивнули одновременно,
посмотрели пристально в глаза.
Я узнал родную неуверенность…
О, как мне мешали тормоза!
На меня взирал он с тихой завистью,
с грустью я рассматривал его.
В будущем его, я знал безжалостно,
будет всё, не сбудется всего.
Он застенчив, весел, нет в нем скрытности,
пишет он наивные стихи.
Я провижу позднее развитие,
я предвижу ранние грехи.
Будут имя, книги, фильмы, женщины.
Только все, что взял, берешь ты в долг.
И на время… Нет нужды в оценщике —
ты пустым уходишь в эпилог.
Главное богатство – это горести,
наживаешь их из года в год!
Что имеет отношенье к совести,
из печалей и невзгод растет.
Он в меня смотрелся, словно в зеркало,
отраженье – старая балда!
Лишь бы душу жизнь не исковеркала,
если что другое – не беда.
Слушал он, смеялся недоверчиво,
сомневался в собственной судьбе.
Прошлое и нынешнее встретились!
Или я немного не в себе?
Попрощались мы с улыбкой странною,
разошлись и обернулись вслед.
Он потом растаял за туманами,
будто его не было и нет.
Только капли россыпями с дерева
шлепаются в мокрую траву…
Мне, пожалуй, не нужна уверенность,
было ли всё это наяву.
1987
P.S. Это стихотворение натолкнуло меня на сюжет мистической повести «Предсказание», где уже поживший писатель встречается сам с собой, только молодым. А потом, в 1992 году, возник и фильм, где главные роли исполнили очаровательная французская актриса Ирен Жакоб, а также Олег Басилашвили и Андрей Соколов.
У природы нет плохой погоды —
написал я много лет назад.
Столько я упреков от народа
выслушал, что сам себе не рад.
Был моложе, веселей, беспечней,
не страшился я держать ответ.
Болтанешь, как будто плюнешь в вечность,
ан обратно уж дороги нет.
Да и мне не скрыться от судьбины:
отдых! Я приехал на курорт!
Три недели страшной холодины,
дождь на нас чихал, как злющий черт.
Мнимый парадокс весьма опасен,
фраза прилепилась, как печать.
Я и сам с собою не согласен,
я хочу при солнце отдыхать.
Штормы, вихри, смерчи, ураганы,
зной, буран, самум и снегопад,
я скажу вам, очень не желанны.
Я беру свои слова назад!
Отрекаюсь от своей ошибки,
забираю эту песню вспять.
У природы – редкие улыбки!
Только их и надо привечать.
Жизнь идет, сменяя цикл за циклом.
Ну, какая старость благодать?!
А меня и эту беспринципность
надо понимать и принимать.
1989
Монолог участника массовых съемок
Я снимаюсь тридцать лет в массовке,
у меня, считайте, юбилей.
Мне платили в день по трехрублевке,
а теперь – аж по пяти рублей.
Я носил немецкие мундиры,
ватники и фраки надевал,
я бывал и красным командиром,
но за белых тоже воевал…
Чтоб подзаработать хоть немного,
я в массовку как-то заскочил.
И застрял! Вот так кинематограф
жизнь мою обжег и погубил.
Съемки шли. Мне было интересно.
Верил, что еще сыграю роль.
Но судьба поставила на место:
и в кино, и в жизни – не герой!
Наважденье кончилось не скоро,
шашкой дымовой горели дни.
На меня орали режиссеры,
материли кинохолуи.
Но упрям! И не терял я веры.
Как-то раз мне дали эпизод.
Я вложил всю душу! В день премьеры
в Дом кино влез через черный ход.
Этот вечер помню и поныне,
мелочей не стерли и года…
Эпизода не было в помине,
вырезан был кем-то навсегда.
Продолжал мелькать я на экране,
и потел, и мерз, и хлопотал,
но всегда я был на заднем плане,
на передовую не попал.
Чередою шли кинокартины.
В вечном ожиданье перемен
я прожил средь слез из глицерина,
бутафорских стен, актерских сцен.
Оптимизм растаял, словно свечка.
Безнадега. Нищета. И злость.
Не сказал я в кадре ни словечка.
И за кадром тоже не пришлось.
Я – никто! Статист я из массовки.
Кинозвезд снимаю я тайком
и за фото их беру рублевки,
чтоб не слыть уж полным дураком.
Больше мне надеяться не стоит,
что осталось, надо доиграть.
Жизнь моя снята на целлулоид,
только там ее не отыскать.
Ну и пусть! Бухгалтер из конторы
тоже для меня не идеал.
Если мне предложат жизнь повторно,
я б на жизнь его не променял.
1987
Воспоминанья зыбки, хрупки…
Их память прячет, хороня.
Теперь живут мои поступки
отдельной жизнью от меня.
Всех дел своих уж не припомню,
они – давно, они – везде.
И, словно брошенные комья,
круги пускают по воде.
Они меняют цепь событий,
рождают действия других…
Пусть за зазнайство жесткий критик
не посчитает слов моих.
Но чью-то участь чуть иначе
закрутит… Только чью и где?
И даст ли это «чуть» удачу?
Кого-то приведет к беде?
В неведомом далеком крае
кому-то горе причиню…
И не узнаю, не узнаю, —
какое, где и почему?
Бывал я смелым и несмелым,
добро вершил и нагрешил.
Случалось, лучшим было дело,
которое не совершил.
Теперь тем хвастаюсь, тем каюсь,
что учинил, в чем устоял.
Хоть я и не за всё ручаюсь, —
нарочно зла не учинял.
Да, обошлось не без уступок…
В душе немало ссадин, ран.
Пусть каждый прошлый мой поступок
летит в меня, как бумеранг.
1986
Не множу я число друзей,
поменьше стало их с годами.
Пусть мало, тем они верней,
есть связь незримая меж нами.
Зато растет число врагов,
их умножать – владею даром.
Я будоражу вражью кровь
и, стало быть, живу недаром.
1987
Обычно заявки на сценарий, пьесы и т. д. не публикуют, ибо они в определенном смысле полуфабрикат. Но в данном случае я решил нарушить правило, так как это объяснит появление некоторых моих стихотворений…
После комедии «Невероятные приключения итальянцев в России» кинематографисты Италии обратились ко мне с предложением: сочинить еще какой-нибудь веселый сценарий для совместного производства. Это было году эдак в 77—78-м. Я вспомнил свои неоднократные муки в клинике лечебного питания и сочинил сюжет новой комедии под названием «Толстый и Тонкая». Я намеревался занять в ней свою любимую артистку Людмилу Гурченко и замечательного Альберто Сорди, с которым подружился в Италии.
Толстый и тонкая. Заявка на комедийный сценарий для совместного производства СССР – Италия
Живет в Италии толстяк. В прошлом знаменитый футболист. Но бросил заниматься спортом и растолстел. Ныне он – комментатор телевидения, выступающий с еженедельными популярными обозрениями. Одним словом, человек в Италии весьма известный. Несмотря на то что ему под пятьдесят (представим себе в этой роли Альберто Сорди), он собрался жениться на молоденькой, довольно богатой барышне, в которой удачно сочетаются красота и состояние. Однако невеста поставила ему жесткое условие – похудеть на двадцать килограммов, иначе она замуж за него не пойдет. Более того, для наглядности она взяла фотографию жениха, снятую анфас, и прямо на его лице фломастером очертила контур, как бы рамку, в которую должна уместиться его физиономия после похудания. Характерец у невесты был крутой, что подкреплялось солидными капиталами. Нашему комментатору оставалось одно – сократиться в объеме. Но как? Где? С чьей помощью? Наш герой отличается замечательным, отменным аппетитом. Пребывание в специальных клиниках, где его заставляли худеть – и в итальянской, и в швейцарской, – не помогло. Он никак не может преодолеть «возбужденного отношения к пище, или пантагрюэлизма» – так по-научному называется его болезнь.
В это самое время в телевизионной программе, которую он ведет, попадается документальный репортаж, рассказывающий о поразительных успехах в области сбрасывания веса. Репортаж снят в одной из московских клиник. На экране была показана женщина, которую лечение уменьшило вдвое, а именно со ста сорока килограммов до семидесяти. Больница называется «Клиника лечебного недоедания» (на самом деле в Москве нет клиники с таким названием). Эта документальная съемка производит сильное впечатление на толстого телекомментатора. Он даже сбивается и проваливает следующую страничку своего обозрения.
