пятен так много,
наплывают, гони.
Но рука упадает
в пустоту, тишину.
Разум понял, всё знает,
смолк у горя в плену.
Полыхают зарницы –
новых звёзд торжество.
Не для нас
эти лица,
не сложится
родство.
Памяти поэта Валерия Пиляева
А хочется ещё пожить
В краю болезненно любимом,
Но рвётся паутинки нить
Неумолимо.
/Валерий Пиляев/
Закончился концерт –
пел монастырский хор из Валаама.
Здесь те, кто не одет,
теснится зрителей взволнованная лава.
Средь них его лицо –
счастливое! Торопится с внучонком.
— Привет! — руки бросок.
И уж исчез — полёт фигуры тонкой.
Последней встречи час.
Последних дней летящие минуты.
Не думал он о вас,
не чуял своего исчезновенья смуту.
Всё вспомнилось, едва
весть горькая до слуха долетела.
Его стихи сюда,
на стол — поэта сладостное дело.
В них смел он и горяч.
Вдвоём с девчонкой в вихревом потоке –
ловец лихих удач.
В крови звенят стихов живые токи.
Открою и не раз
я «Возвращение» его, чтоб ожил
сегодня и сейчас
поэт и встретил солнце в день погожий.
«Возвращение» — название книги стихов Валерия Пиляева.
Посвящается Лидии Алексеевне Бунарёвой-Оленичевой.
Крадется старость полная, до края.
Сошло на нет общенье, а в глазах
всё крутится клубком жизнь прожитая.
Вновь зазвучать готова на устах.
* * *
Сегодня я в гостях. Смирю упрёки
и помолчу за праздничным столом.
Моих речей не наступили сроки,
хозяйке счастье — вспомнить о былом.
Не первый раз звучит её рассказ.
Он снова хочет растревожить нас.
— Мы теснимся в сарае
зябкой, горькой толпой.
Немцы избы сжигали
той студёной зимой.
Слышим треск мотоциклов
и командную речь.
Мама шепчет молитву,
и сарай будут жечь?
Тишина. Ловит ухо
снега хруст — всякий звук.
За стеной пока глухо.
Чьё-то шарканье рук
у дверей. Что есть мочи —
настежь, входят гурьбой
парни… наши! «Сыночки!» —
все кричат вразнобой.
Обнимаем, целуем,
чуть не смяли ребят.
…Дню тому «аллилуйя»
повторю… повторят.
Умолкла, взгляд блуждает одиноко
на дальнем, запредельном берегу.
Мои слова остались за порогом:
что равное поведать я могу?
Весть печальная. Вторая из подруг
уж не ступит по траве июльской,
не увидит солнца жаркий круг,
ночи звёздной. Ах ты, Люська, Люська!
Но ведь было… Юность, университет.
Госэкзамены, книг толстых горы.
В общежитии не гаснет ночью свет.
Чтение, зубрёжка, разговоры.
Жизнь, подсвеченная дружбой, понеслась.
Каждая — по собственной орбите.
Встречи редкие. Беседы доброй власть
нерушима. Горести не скрыты.
* * *
Мчится поезд без дороги в никуда.
Но — стоп-кран сработал. Кто-то сходит.
Остро ранит нас нежданная беда,
словно бы споткнулись на пороге.
Долго, долго смотрим в заднее окно
на сошедших. Лица уплывают.
Мы их помним, кто ушёл вчера, давно,
пока сами ещё движемся… до края.
На лужайке лесной два смешных мальчугана.
Обсыхают, купались в заветном пруду.
Волоски во все стороны лезут упрямо.
Всё сбылось, что мечталось ещё поутру.
На плоту покатались по тихой водице.
Вкусный полдник: картошка с зелёным лучком,
чай из термоса с яркой китайской жар-птицей,
хлеб поджаренный манит румяным бочком.
Тельца худенькие, видны тонкие ребра.
Лица! Сколько в них счастья от летних утех,
от здоровья всех клеток — крепкого, доброго,
от начального бега до неведомых вех.
Веха вдруг обозначилась. Старший парнишка
(ему все шестьдесят с малым хвостиком лет)
жизнь закончил вчера, в октябре, горько слишком
покидал в прошлом веке подаренный свет.
Вот и вспомнилось фото, с ним скорбная правда,
невесёлая доля твоя и моя.
Нет, не то. Счастье было, и счастье награда.
Жизнь взлетала как песня… в какие края?
Школьных вёсен цветенье,
спор: кто я в жизни сей,
породили сцепленье
душ — твоей и моей.
Побежали мы рядом
по дорожкам своим.
Уж не юности садом
мчимся — в поле стоим.
Но сегодня далече
от тебя до меня.
Что ж, отложим мы встречи
до заветного дня…
Сколько лет не смотрели
мы друг другу в глаза?
Долетят еле-еле
лишь звонков голоса.
Но случилося чудо:
подкатило такси,
выплывает оттуда…
— Вот проси не проси,
а назад не уеду,
пока не нагляжусь.
Кто из нас непоседа?
— Ты, Татьяна, сдаюсь!
Твой визит — всплеск души,
дерзкий протуберанец…
Замереть не спеши,
жизни радостный танец!
На исходе ноябрь. Влажный лёгкий снежок
разыгрался сегодня весёлой метелью,
одарил всю округу мягчайшей постелью.
Спи, деревня моя: сад, дорога, лужок!
Не спросясь подновил он сараи, избу.
Крышу ватой покрыл, конопатил окошко,
на ограду надел шапки — так, понарошку.
К ночи — тишь и покой, снег уснул на лету.
Возвратилась в свой дом. В жаркой печке дрова.
Вьётся запах дымка и берёзовых плашек.
Свежий чай на столе — то причастие наше.
Как кружилась метель… а теперь голова.
Я задёрну окно. Рядом темь без огней.
Никого. Лишь снежок чистым светом ласкает
да столетняя печь служит мне, согревает.
Задержусь, не уеду в Москву, здесь милей.
Позвонишь, бывает, странный
развернётся разговор:
— Ноготки цветут, два славных,
рыжих-рыжих. До сих пор
всё тянулись. А сегодня
поднесли подарок мне.
Я с утра почти
