Пылающие листья
(с корейского)
Воспоминания о корейском поэте Ким Цын Соне
Прежде всего вспоминаю лоб:
выпуклый, желтый, блестя пластмассой,
он возвышался, как злой сугроб,
над потемневшей от времени массой
щек, подбородка. Сплетенье жил,
съеденных нервами в сумрачных драках.
Он по-корейски кричал и выл,
он по-корейски молил и плакал.
«Переводи, – умолял, – вводи
слово за словом в тот мир, что спаян
словом и делом. Переводи!
Делай, что хочешь. Ведь ты – хозяин!»
Падая лбом на край стола,
будто предчувствуя холод разлуки,
он на мгновение умолкал,
веки сжимал, опускал руки.
«Переводи! – умолял. – Вводи
в лес, где ручей никогда не смолкает,
в ночь, где смятением дышат дожди,
в дождь, где снега, как смятение, тают.
Переводи! Над сиянием слов
дух затаив, будто дышишь на свечи!»
И он умолял говорить про любовь,
и холод сводил его круглые плечи.
И через безденежье, через борта
дней, что иллюзий давно не питают:
«Розе, – шептал он – благоухать
злые шипы никогда не мешают».
Ким Цын Сон.* * *
В темноте ничего не найдешь,
в тишине ничего не услышишь.
Только ночью с глазами закрытыми
можно видеть все то, что невидимо,
можно слышать все то, что неслышимо —
ощутить
приближенье
стихов.
* * *
Черемуха осыплет белый цвет
на тропы, приводящие к разлуке.
О, не смотри, что волосами сед,
весною и цветами
пахнут руки.
* * *
И опять весна наступает,
сходит снег, как моя тоска,
солнце жжет…
Быть может, растает
белизна
моего
виска?
* * *
Хотя весна —
не вижу ласточек,
не слышу соловья,
и берег пуст, лишь чайки мечутся, играют,
танцуют над водой, ведь море – их земля,
они его таким и принимают.
* * *
Я стою в полосе прибоя
до колен закатав штаны.
Между мною и Солнцем дорога
пролегла лучом золотым.
Я колеблюсь, легка тревога:
ах, успею ли я схватить
уходящее в море Солнце?
* * *
Минувшей ночью набросал мороз
на стекла стебли белоснежных роз.
Но слаб цветок, не знающий земли —
все утро слезы
по стеклу
текли.
* * *
На иву, как на юность, я гляжу.
Не умолкай, невидимая птица! —
на детскую свирель похож твой плач.
* * *
Воды напившись, не таи обиды
на мшелый камень, что в воде лежит.
Источник глохнет, если нет защиты,
как гибнет воин, потерявший щит.
* * *
Полвека ждал,
был черен, как грачи.
И жду опять – еще пройдут полвека.
Но цвет моих волос неотличим
от белого
рассеянного
снега.
* * *
Я у костра пью черный чай из кружки
и, вглядываясь в небо, тороплю
бесстрастный голос матери-кукушки:
продли мне жизнь,
как я мгновенья длю!
Но голос птицы медленно стихает
и стоит ли мгновенья торопить?
Она мне жизнь наполнила стихами,
чем я ее сумею отдарить?
* * *
Любовь сведет нас и умчится,
и не подскажет – ждать или не ждать.
Но стоит даже на день разлучиться —
является
опять.
* * *
Хлопья белые,
сопки белые,
бел простор
и белы дороги.
Лишь ворона топорщит перья,
видно, хвастает черным цветом.
* * *
Проснулся вдруг – дождь по стеклу стучит.
Сто раз я умолял – цветов не трогай!
Исполнилось:
луч Солнца на цветах.
* * *
Как утешенье, ласковый рассвет
приходит посидеть у изголовья.
Уж десять дней тебя со мною нет!
* * *
Как мне любить тебя не просто!
Но без любви еще трудней.
Моя любовь к тебе, как этот остров —
моя судьба.
Я счастлив ей.
* * *
Луна в тишине.
Под окном георгины.
На стеклах и стенах бегущие тени.
Но как мне стихами сказать о виденье?
* * *
Если бы в миг единый
выпали нам все радости,
скопленные за полвека,
если бы в миг единый
выпали нам все горести,
скопленные за полвека, —
сердце могло б не выдержать.
Видно, не зря природа
радостью и печалью
равно нас наделяет.
* * *
Луна на облаке и в озере.
И мы над облаком и озером
по Млечному Пути плывем.
Будь осторожен в хрупком чёлне,
будь осторожен в хрупком чёлне,
и не задень Луну веслом.
* * *
Мне сладок чай.
Блажен познавший сладость.
Как крабьи глазки, пляшут пузырьки.
О, аромат, дарующий нам радость!
* * *
Когда рябины осенью краснеют,
закатным светом озаряя землю,
я с милой по бульвару прохожу.
Смотрите! —
и лицо ее румяно.
* * *
Чайка летит над гребнем,
гребень встает под небом,
пуст горизонт и бел.
Сделайте что-нибудь, сделайте,
чтобы и я полетел!
* * *
Весной есть вербы, летом есть цветы,
а осенью – рябин тугие кисти.
Не их дарю,
не их просила ты,
несу тебе пылающие листья.
* * *
Кончена рыбалка. Ни одной
рыбы не поймал я в этот день.
И друзья смеются надо мной,
дескать, помешала парню лень.
И никто не увидал из них,
как в ручье поймал я этот стих.
* * *
Я иву у дороги посадил.
Мне грустно, потому что, уезжая,
хранить ее людей не попросил.
* * *
Душистый стог сена,
огромный, как волна.
От запахов его
я пьян, как от вина.
Скошу я всю траву,
Оставьте одного.
Прожить я здесь хочу
до самых холодов.
* * *
О, если бы ты выбор мне дала!
Отвергнув предложение любое,
я выбрал бы Луну —
она бела,
и море —
оно всюду голубое.
* * *
Я русалку слепил из песка,
но судьбой уготовано горе:
испугавшись седого виска,
уплыла она в синее море.
Я другую слепил тотчас.
Длинноногая, с грудью нежной,
она цветом раскосых глаз
вдруг напомнила мне о прежней.
Был я хитр: не дал ей хвоста,
чтоб уйти не сумела в море.
Но судьбой уготовано горе:
не по мне ее красота.
* * *
На вершине горы скалистой
я стою, дрожа от восторга.
Близость черной бездонной бездны
поднимает меня, как крылья.
Улечу в голубое небо! —
а рука мох зеленый гладит.
* * *
Небо – голубое,
Солнце – ярко-красное,
белая – Луна.
Отчего все в мире
тысячи оттенков,
тысячи расцветок,
радужных, когда
небо – голубое,
Солнце – ярко-красное,
белая – Луна.
* * *
Защищаясь от бурь, я должен иметь характер,
что бы ни было, но себя я не должен в бурях терять.
Неуступчив с врагами, я с друзьями и с милой нежен:
дикой розе шипы не мешают благоухать.
* * *
Луну в саду я жду опять.
О, долгое дыханье ночи!
А туча ждет, когда уйду я спать,
и показать Луну не хочет.
* * *
Продрогшая Луна вплыла в мое окно,
на краешке моей циновки примостилась.
Хотел Луну укрыть – пусть будет ей тепло,
она за темным облаком
укрылась.
* * *
Маленький краб, выбиваясь из сил,
тщетно старается к морю пробраться.
Горькая участь: зеленой волной
выброшен в камни, опутан травой,
брошен в песках задыхаться.
* * *
Жаждущий роет колодец.
Жаждущий ищет воду.
Но если он видеть не хочет
жажду всего народа,
станет могилой колодец.
* * *
Дверь распахну, и сразу же мороз
лучами звезд щеки моей коснется,
и вновь надежда давняя проснется:
не молодость ли
Новый год
принес?
* * *
Дома в снегу,
стога в снегу,
в снегу на речке лед.
В снегах дорожку разгребу —
по ней весна придет.
* * *
Любая песнь мне, знаю, по плечу,
я соловьем в ночи могу залиться.
Я так запел бы!..
Лучше помолчу,
чтоб не спугнуть неведомую птицу.
* * *
Как тогда я взволнован, о, море!
Тридцать лет для тебя – что за срок?
Только вот
кожу сморщило время,
валуны превратило в песок.
* * *
Ты сердишься, что «милой» посвящать
я стал стихи,
но это так и надо:
они – слова, которые когда-то
я просто не успел тебе сказать.
* * *
Во всем и всюду остров мой неистов —
в тайфуне, в ливне, в трепете куста,
и даже в том, что птицы в месяц листьев
шумят на ветках громче, чем листва.
Прощанье с корейским поэтом Ким Цын Соном
Не умолкай невидимая птица,
на детскую свирель похож твой плач.
«Теперь ты точен.
Может получиться».
Он ничего не видит,
но он зряч.
«Переводи, – твердит. – Еще страницу! —
и желтым ногтем по столу стучит. —
Переводи! Ведь ты услышал птицу.
Теперь ты знаешь, в ком она кричит».
Шипы и розы. Из какой корысти
он выбирал?
Грехи его легки.
Мы знаем, как пылают наши листья —
летящие в огонь черновики.
1968–1993
