1930–1931
Над солнечною музыкой воды
«Не говори мне о молчаньи снега…»
Не говори мне о молчаньи снега.
Я долго спал и не был молодым,
И вдруг очнулся здесь, когда с разбега
Остановился поезд у воды.
Смерть глубока, но глубже воскресенье
Прозрачных листьев и горячих трав.
Я понял вдруг, что может быть весенний,
Прекрасный мир и радостен и прав.
И все, о чем мы говорили в поле,
На мокрый хлеб поваленный глядя,
Все было где-то на границе боли
И счастья долгожданного дождя.
Еще в горах, туманной полосою
Гроза скрывает небо за собой,
Но рядом за песчаною косою,
Уж ярко солнце встретилось с водой.
Мгновенно отозвавшись счастьем новым
Забыв о том, чем мучила зима,
Она довольна голубой обновой,
До края неба гребнями шумя.
Сияет жизнь, она близка к награде,
Свой зимний труд исполнивши любя,
И все вокруг одна и та же радость,
Что слушает во всем и ждет себя,
С ленивою улыбкой молчаливой,
В кустах, где птицы говорят с Тобой,
Читая так, Ты кажешься счастливой,
И радостью Твоей блестит прибой.
И в ней бродячим кажется цветком
Мороженщик под зонтиком линялым,
И парусник за низким маяком
Уходит, уменьшаясь в небе талом.
1932
«Богу родиться в земном, человеку родиться…»
Богу родиться в земном, человеку родиться в небесном.
Дивный Меркурий зовет одновременно мать и жена.
Падает пламя. Огонь подымается к звездам,
Вечной весною цветет в глубине вышина.
Июнь 1932 г.
«В ярком дыме июньского дня…»
В ярком дыме июньского дня,
Там, где улица к морю ведет,
Просыпается утро от сна,
Сад цветет и шарманщик поет.
Огибая скалистый мысок,
Пароход попрощался с Тобой.
Темно-желтый дорожек песок
Свеже полить водой голубой.
В ресторане под тентами штор
Отраженья ручной глубины,
И газета летит на простор
В шум морской и воздушной волны.
Посмотри! все полно голосов,
Ярких платьев, карет дорогих,
И в горячий уходят песок
Руки смуглые женщин нагих.
Вдалеке, средь молочных паров
Солнце скрыло хрустальной дугой
Грань воздушных и водных миров,
И один превратился в другой.
А за молом, где свищет Эол,
И спускаясь пылит экипаж
Сквозь сады, в сновидении пчел,
Гордый дух возвратился на пляж.
Значит рано молитвы творить,
Слишком летняя боль глубока —
Так, впадая, на солнце горит
И, теряясь, сияет река.
«Там, где тонкою нитью звеня…»
Там, где тонкою нитью звеня
Ветер боли и вольности рад,
Ярким дымом июльского дня
Наполняется сердце с утра.
Набегая на тёплый песок,
Меж деревьев сияет вода
И, вскипев у горячих досок,
Возвращается вспять без следа.
Отражая часы и часы,
Облаков белоснежный парад,
Мясника золотые весы,
Под опущенной шторой горят.
У платформы, где в блеске стрекоз
Обрывается путь в камышах,
Паровоз, что нам письма привёз,
Отдыхает, чуть слышно дыша.
А за ним на горячем песке
Выгорают палаток цветы
И, загаром лоснясь налегке,
Возвращаешься к берегу Ты.
И навстречу ревущей волне
Раскрывается небо вполне,
Будто всё превратилось, любя,
В голубой ореол для Тебя.
Но чем ярче хрустальная даль,
Где волна, рассыпаясь, бежит,
Тем острее прошедшего жаль
И яснее, что счастьем не жить.
1932
«Под глубокою сенью аллеи…»
Под глубокою сенью аллеи
Дождь дорожку омыл добела.
Утомилась рука водолея,
В белом небе сирень расцвела.
Все как прежде и только цветы,
Нежным запахом в холод дыша,
Оживили кусты. Дни пусты,
Но очнулась и внемлет душа.
Фиолетовый гребень в дожде
Мимолетного грохота ждет,
Пар ползет на пруду и везде
Что-то медлит, но снова живет.
В тонкой заводи прядает гладь,
Отраженье зари зарябив.
Но охотник не хочет стрелять,
Смотрит в небо, ружье зарядив.
Средь капели, где луч на весу
Повторяется тысячи раз,
Начинается лето в лесу,
Раскрывается множество глаз.
Я не вижу Тебя, но Ты здесь,
Я не слышу Тебя, но Ты есть.
Где-то птица поет. Это весть,
Что лесам невозможно не цвесть,
Что заре невозможно не быть
Ярким дымом на белых домах,
И что сердцу нельзя не любить
Это утро Твое на холмах.
Октябрь 1932
«Ветер легкие тучи развеял…»
Ветер легкие тучи развеял
Ширь воды лучезарно легка,
Даль омытая влагой новее
И моложе земля на века.
Желтый сумрак проходить горами
Вот и солнце, зажмурился сад.
У стены, водяными мирами
Дружно вспыхнули листья посад.
Вешний ветер сегодня в удаче,
Лес склоняется в шумной мольбе.
И на камнях, под новою дачей,
Пена белая рвется к Тебе.
Так устав от покоя до боли,
Вечно новые, с каждой весной,
Души рвутся из зимней неволи
К страшной, радостной жизни земной.
Раздувается парус над лодкой.
Брызги холодом свежим летят.
Берег тонкий, зеленой обводкой
Уменьшаясь уходить назад.
И не страшно? Скажи без утайки.
Страшно, радостно мне и легко.
Там за мысом, где борются чайки
Нас подбросит волна высоко.
Хлопнет парус на синих качелях.
Так бы думать и петь налегке,
Без надежды, без слов и без цели.
Возвратившись, заснуть на песке.
Хорошо сквозь прикрытые веки
Видеть солнце палящим пятном.
Кровяные, горячие реки
Окружают его в золотом.
Шум воды голоса заглушает
Наклоняется небо к воде,
Затихает душа, замирает,
Забывает сама о себе.
Стекло блестит огнем.
Маячит утро в доме.
Все свежестью полно,
Что в лес пришло с воды.
Там будет жарко днем,
И в солнечной истоме,
Повиснут над волной
Стрекозы и сады.
Еще так сумрачно, так радостно смеется
Проснувшаяся к свежести душа,
И слушает, как жизнь воды из крана рвется
И моется, и дышит, не спеша.
Ей в лес идти, вести грибное дело,
Что скрыла от гостей поваленная ель.
Над ней кусты цветут и греются без дела,
А облако в ручье скользит на мель.
Все, кажется, понять необходимо,
Идти и вспоминать, иль на реку грести,
Купаться и, домой вернувшись невредимым,
В ушах с собою воду принести.
Еще пол дня счастливый сон заметен.
За чайным хаосом, читая у стола,
Еще душа могла тогда ответить,
Как радуга, зачем она пришла.
Не опуская глаз, не притворяясь,
С серьезностью идя на грубый смех…
Окно раскрылось, зеркалом качаясь,
И сад вошел в сосновый дом для всех.
И снова долгим днем,
В саду, в сияньи листьев,
Где шляется пчела
Над лестницей, в пыли
Вода горит огнем,
И в бездне летних истин,
Навек душа тепла
Верна судьба земли.
«Над солнечною музыкой воды…»
Над солнечною музыкой воды,
Там, где с горы сорвался берег в море
Цветут леса и тает белый дым
Весенних туч на утреннем дозоре.
Я снова встал душой из зимней тьмы
И здесь в горах за серою агавой,
Который раз мне здесь раскрылся мир
Мучительной и солнечной забавой.
В молчаньи на оранжевую землю
Течет смола. Чуть слышный шум вдали
Напоминает мне, что море внемлет
Неспешно покрывая край земли.
Молчит весна. Все ясно мне без слова,
Как больно мне, как мне легко дышать,
Я снова здесь. Мне в мире больно снова,
Я ничему не в силах помешать.
Шумит прибой на телеграфной сети
И пена бьет, на улицу спеша,
И дивно молод первозданный ветер —
Не помнить ни о чем его душа.
Покрылось небо темной синевою,
Клубясь, на солнце облако нашло
И, окружась полоской огневою,
Скользнуло прочь в небесное стекло.
В необъяснимом золотом движеньи,
С смиреньем дивным поручась судьбе,
Себя не видя в легком отраженьи,
В уничижении, не плача о себе,
Ложусь на теплый вереск, забывая
О том, как долго мучился любя.
Глаза, на солнце греясь, закрываю
И снова навсегда люблю Тебя.
1934