* * *
За полчаса до первого луча
Природа дремлет тихо и доверчиво.
Но луч скользнул и разбудил грача,
Который свою речь готовил с вечера.
Петух как будто этого и ждал,
Вскочил на тонкий тын скорее скорого
И второпях вздохнул: — Я опоздал! —
И заорал, как воины Суворова.
Алела грудь бывалого бойца,
А перья отливали ярче радуги.
Вдруг кошка замяукала с крыльца,
И ровно в шесть часов проснулось радио.
Затем теленок вышел на лужок
И замычал, тоскуючи по вымени.
Затем взыграл пастушеский рожок
И всех коров села стал звать по имени.
А первый луч все шел, как старичок,
И тихо делал то, что полагается.
Кузнечику сказал: — Бери смычок,
Без музыки твоей мне не шагается!
Проснешься, а птицы поют —
Не очень умаяла ночь их.
Рабочие рано встают,
А птицы — они из рабочих!
Синичка взялась за гнездо,
А дятел давно конопатит.
И слышу я горестный вздох:
— Боюсь, матерьялу не хватит!
Друг-дятел, достанем пеньки,
Пройдем сквозь любые мытарства.
Стоят золотые деньки
Рабочего птичьего царства.
Кто вьет, кто клюет, кто летит,
А кто на лету признается:
— Такой у птенцов аппетит,
Подкармливать чем-то придется!
Откуда ты? Она мне не ответила,
Еще один цветок себе наметила,
Присела, прикоснулась хоботком
И полетела скромненько с медком.
Работай, дорогая! Труд оценится,
Теряет красоту, кто в жизни ленится,
Он жиром заплывает, много спит,
И у него все что-нибудь болит.
Я грабли взял и стал грести старательно,
И так мне сразу стало замечательно,
Что я запел подобно той пчеле
И стал как первый парень на селе.
Пел терпеливо мускул мой натруженный,
А день гудел как колокол разбуженный,
Так спорилась работа у косцов,
Что я ушел косить в конце концов!
— О горы! — молятся грузины.
Мы не грузины — русаки.
Нам царь и бог — поля, равнины
И медленность степной реки.
— О кедр! — поют в горах ойроты.—
Ты молод даже в триста лет.—
Мы русские, и мы — сироты,
Когда березы рядом нет.
— Сарьян, Сарьян! — кричат армяне
Из всех ущелий и углов.
Мы современные славяне,
Нам чудо наш Андрей Рублев.
— Рахат-лукум! — Восток вещает.
А мы вещаем: — Хлебный квас! —
Нас часто редька посещает,
Продукт нам этот в самый раз!
Как неожиданно даль задымилась,
Первые хаты уже сожжены.
— Милый, откуда такая немилость?
— С запада, бабушка, с той стороны.
— Что же, выходит, сынок, от Берлину?
Ах, супостат! Вот разбойник и вор!
Лезет на нашу смоленскую глину —
Значит, обманный его договор!
В ветхой и съеденной временем шали
Стынет старушка у древней межи.
— Милый, да чем же ему помешали,
Если на нас наточил он ножи?
— Наши порядки и власть неугодна,
Под боком хлеб, Украина лежит.
Да и завидует — слишком свободно
Стала Россия Советская жить.
— Что ж теперь будет? — Великая битва! —
Крестится бабка озябшим перстом.
И говорит: — Может, эта молитва
К богу дойдет и поможет потом!
Очень холодно зимой,
Рукавицы мало греют.
Так и хочется домой,
Там, глядишь, и пожалеют.
Дверь открыл — навстречу мать.
Я в ознобе весь забился,
А она и целовать
И бранить: — Ты простудился!
Ах, подлец! На печку марш!
Синий весь, вы поглядите!..—
Мать! Какой ты верный страж
Своего сыночка Вити!
Ты несешь мне пирога,
Молока в зеленой кружке.
А в окне избы — снега,
За окном звенят частушки.
А еще трещит мороз,
Кто-то впал в его немилость.
Так вот я тогда и рос,
Все любили, вот и вырос!
Научи меня, коса,
Подыматься в три часа!
В это утро раннее
Есть ли труд желаннее?
Научи меня, трава,
Луговым своим словам,
Голубым, лазоревым,
Скромным, не назойливым.
Научи меня, туман,
Сразу видеть, где обман,
Где притворство ложное,
Где любовь надежная.
Научи меня, беда,
Не сдаваться никогда,
Самой горькой горести
Бой давать по совести!
Девушки идут — а мне зачем?
Мальчики идут — а мне не с ними!
Все вниманье, свет моих очей
Ищет встреч с тропинками лесными.
Мудрый патриарх стоит в лесу.
Гордой головы не наклоняет,
Важно держит сучья на весу,
Словно целый мир благословляет.
Я сажусь к нагретому стволу,
Чтобы крепче к дереву прижаться.
Желуди летят в мою полу,
На мои колени спать ложатся!
Молодость ушла. А что взамен?
Тесный домик с траурною крышкой.
Уж не побежать ли мне за ней,
Как за уходящей электричкой?
Не влететь ли в тамбур на ходу,
Не сорвать ли ручку тормозную,
Не перехитрить ля злу беду,
Не убить ли смерть — старуху злую?
Девушка идет во цвете лет,
Церемонно, чинно выступает.
Думает: «Зачем мне этот дед
Узенькую тропку уступает?
Что ему в копне моих волос
И в моем коротком летнем платье?..»
Что-то нынче плохо мне спалось,
Прошлое свое держал в объятье.
Открывал окно, глядел в траву,
Дождиком спасенную от пыли.
Говорил: — А я еще живу,
И мои волненья не остыли!
Про свидетельстве луга,
На холмах Битюга,
Мы стояли, два друга,
Выжидая врага.
Было так черноземно,
Был туман словно пар.
Было все в нас огромно —
И замах, и удар!
Как ты был вдохновенен,
Как ты был одержим,
Как ты был откровенен
Перед сердцем моим.
Горизонты и дали,
Глядя в наше лицо,
Нас, как матери, звали
На родное крыльцо.
В полевой этой шири
Жизнь кипела своя.
— Отпуск нам разрешили! —
Признавались поля.
Отдыхайте, родные!
Отдыхайте скорей!
А весною отныне
Ждите нас, пахарей!
До луны рукой подать!
Это первый полустанок.
Из окна ее видать,
Как знакомый полушалок.
То купается в пруду,
Под цветущей белой вишней.
То пытается в трубу
Заглянуть над нашей крышей.
Если воду будут пить
Жеребята или телки,
Им ничто в пруду разбить
Эту прелесть на осколки.
— Мама! Кто разбил луну? —
Мальчик маленький заплачет.
Мать рассердится: — Ну-ну,
Что такое это значит?
Ты мужчина или кто?
Ты кому, скажи, ровесник?
Лучше застегни пальто,
А луна твоя на месте!
Вся до капельки цела,
Вся плывет, как белый лебедь.
— Мама! А куда она?
— К космонавтам в гости едет!
