«Две пламенные вьюги…»
Две пламенные вьюги
В безумстве бытия,
То были две подруги,
Любовь и Смерть моя.
Они кружились обе,
Огонь и дым вия.
Влеклась за ними в злобе
Бессильная змея.
Когда они теснее
Сплетались предо мной,
Душе моей яснее
Являлся мир иной.
Пространств холодных бремя
Свивалось пеленой,
И умирало время
Для жизни неземной.
Разбиты ледяные
Оковы бытия.
В обители иные
Восхищен снова я.
Ликуют две подруги,
Любовь и Смерть моя,
Стремительные вьюги
В блаженстве бытия.
«С весною вновь приемлю…»
С весною вновь приемлю
Я благостную весть:
Росе лелеять землю,
Цветам невинно цвесть,
Зарытым в землю зёрнам
Не пропустить свой срок
В стремлении упорном
На волю дать росток,
И всякой малой твари
Плодиться и любить,
В пленительном угаре
Самозабвенно жить,
И мне крылатой песней,
Весной воскресшей вновь,
Всё слаще, всё чудесней
Тебя хвалить, любовь!
«Пламеннее солнца сердце человека…»
Пламеннее солнца сердце человека,
И душа обширней, чем небесный свод,
И живёт от века до иного века,
Что в душе созреет в урожайный год.
Как луна, печальна, как вода, текуча
В свете переменном зыблется мечта.
Пусть её закроет непогодой туча, –
Сквозь века нетленна светит красота.
«Стремит таинственная сила…»
Стремит таинственная сила
Миры к мирам, к сердцам сердца,
И ты напрасно бы спросила,
Кто разомкнёт обвод кольца.
Любовь и Смерть невинны обе,
И не откроет нам Творец,
Кто прав, кто нет в любви и в злобе,
Кому хула, кому венец.
Но всё правдиво в нашем мире,
В нём тайна есть, но нет в нём лжи.
Мы – гости званые на пире
Великодушной госпожи.
Душа, восторгом бесконечным
Живи, верна одной любви,
И, силам предаваясь вечным,
Закон судьбы благослови.
«Предвестие отрадной наготы…»
Предвестие отрадной наготы
В твоей улыбке озарённой встречи,
Но мне, усталому, пророчишь ты
Заутра после нег иные речи.
И я скольжу над вьюгой милых ласк
Мечтой, привыкнувшей ко всем сплетеньям,
И, не спеша войти в святой Дамаск,
На перекрёстке медлю за куреньем.
Ты подожди, прелестница, меня,
Займись хитро сплетённою косою.
Я в твой приют войду на склоне дня,
Когда поля задремлют под росою.
А ранним утром мне расскажешь ты,
Смущённая, наивно хмуря брови,
Что предвещают алые цветы,
О чём пророчит знойный голос крови.
О чём щебечут птицы
Так звонко по весне?
Какие небылицы
Рассказывают мне?
Забавно, словно в сказке,
О чём звенят ручьи?
Чьи шёпоты и ласки
Перепевают, чьи?
Ответа мне не надо.
Ответ я знаю сам.
Душа беспечно рада
Весёлым голосам.
Под всякою личиной
Я узнавать привык
Любви, всегда единой,
Непостижимый лик.
«Насладился я жизнью, как мог…»
Насладился я жизнью, как мог,
Испытал несказанные пытки,
И лежу, изнемогши, у ног
Той, кто дарит страданья в избытке.
И она на меня не глядит,
Но уста её нежно-лукавы,
И последнюю, знаю, таит,
И сладчайшую чашу отравы
Для меня. Не забудет меня,
И меня до конца не оставит,
Все дороги последнего дня
Нежной лаской своей излукавит.
Душа моя, благослови
И упоительную нежность,
И раскалённую мятежность,
И дерзновения любви.
К чему тебя влечёт наш гений,
Твори и в самый тёмный день,
Пронзая жуть, и темь, и тень
Сияньем светлых вдохновений.
Времён иных не ожидай, –
Иных времён и я не стою, –
И легкокрылою мечтою
Уродства жизни побеждай.
«Гори, гори, моя любовь!..»
Гори, гори, моя любовь!
Я не боюсь твоих пыланий.
Светлее воскресайте вновь
Вы, сонмы яркие желаний!
Ты погасай, моя тоска,
Хотя б с моею вместе кровью,
Стрелою меткого стрелка
Сражённая, – моей любовью.
Мне стала наконец ясна
Давно томившая загадка.
Как прежде, смерть мне не страшна,
И жить, как никогда, мне сладко.
Тринадцать раз в году больная,
Устала я от жизни этой.
Хочу лежать в гробу нагая,
Но не зарытой, не отпетой.
И будет гроб мой – белый мрамор,
И обовьют его фиалки,
И надпись золотая: «AMOR»
У ног на чёрном катафалке.
Поставят гроб в высокой башне,
В торжественном большом покое,
И там ничто тоской вчерашней
Мне не напомнит про былое.
Аканты лёгких капителей
И своды голубой эмали
Меня закроют от мятелей
И от тревожной звёздной дали.
Увижу в полночь сквозь ресницы
На ступенях алмазных лестниц
В одеждах алых вереницы
Блаженных Элизийских вестниц,
И отроков в крылатых латах,
Превосходящих блеском солнцы,
На страже у дверей заклятых
Чеканенной тяжёлой бронзы.
И мне к челу с венчальным гимном
Рубиновая диадема
Прильнёт, и фимиамом дымным
Упьюсь я, как вином Эдема.
Улыбкой слабой дрогнут губы,
И сладко потеплеют чресла,
Когда серебряные трубы
Мне возвестят: «Любовь воскресла!»
И запылает надпись: «AMOR»,
Пасхальные зажгутся свечи,
И встану я, и белый мрамор
Покину для последней встречи.
«Бессмертною любовью любит…»
Бессмертною любовью любит
И не разлюбит только тот,
Кто страстью радости не губит,
Кто к звёздам сердце вознесёт,
Кто до могилы пламенеет, –
Здесь на земле любить умеет
Один безумец Дон-Кихот.
Он видит грубую Альдонсу,
Но что ему звериный пот,
Который к благостному солнцу
Труды земные вознесёт!
Пылая пламенем безмерным,
Один он любит сердцем верным,
Безумец бедный, Дон-Кихот.
Преображает в Дульцинею
Он деву будничных работ
И, преклоняясь перед нею,
Ей гимны сладкие поёт.
Что юный жар любви мгновенной
Перед твоею неизменной
Любовью, старый Дон-Кихот!
«Порой томится Дульцинея…»
Порой томится Дульцинея,
От тёмной ревности бледна,
Но кто ей скажет: «Дульцинея,
Ты Дон-Кихоту не верна!»
Изменит грубая Альдонса,
Любой приманкою взята,
Но кто же скажет ей: «Альдонса,
Для Дон-Кихота ты свята!»
Душою прилепляясь к многим,
Одну прославил Дон-Кихот.
Даруя милости убогим,
Не изменяет Дон-Кихот.
«Кругом насмешливые лица…»
Кругом насмешливые лица, –
Сражён безумный Дон-Кихот.
Но знайте все, что есть светлица,
Где Дон-Кихота Дама ждёт.
Рассечен шлем, копьё сломалось,
И отнят щит, и порван бант,
Забыв про голод и усталость,
Лежит убитый Росинант.
В изнеможении, в истоме
Пешком плетётся Дон-Кихот.
Он знает, что в хрустальном доме
Царица Дон-Кихота ждёт.
