О пустых прощениях и верах.
Там слагают дикие поверья.
И кресты, что принесли мы сами.
И за стих, забытый небесами.
Обитель отравы
Экзáрх 3 взывает к божествам,
Сжигает плоть и травы.
Колдует, возносясь к верхам,
Во сферы к проклятым богам -
Он похоронит душу там
В обители отравы.
Спустилась ночь и год прошел,
А новый не явился.
Сошла на Землю пустота,
Великолепна и чиста,
А новый год к скале прибрел,
Сорвался и убился.
Слепцы увидели мираж,
Глухие услыхали гул,
Как отзвуки вражды,
Но то над гладями воды
Смеялся сумасшедший страж
И ветер дико дул.
На проклятой моей земле
Воссели Ми́нос 4 и Эак 5,
Радáмант 6 с ними суд вершит.
Архангел бьется и трубит,
И гром гремит в его трубе,
И стонет тайный знак.
Морфей чеканит сажу снов,
Вселяет в них кошмары сил,
Но Зороа́стр 7 с огнем идёт.
Несчастных он с собой ведет,
А кто не с ним – моря гробов
И тысячи могил.
Сочи, 11.11.95 года
Она
Она хотела засмеяться
И бросить карты на сукно,
Святой водой к вину догнаться,
Но то был яд, а не вино.
Она хотела падать тенью
На камни старых мостовых,
В них примерять наряд осенний
Под гимн церквей и храмов стих.
Мечталось ей прильнуть губами
К губам таинственных имен,
И резать тишь садов шагами,
Считать, что это только сон.
Она хотела улыбаться
Кострам, где тлела синева,
Саму себя в стекле бояться,
Но ведь… Она была мертва.
Сочи, 09-10.01.96 года
Кто-то
(январский бред в четырех частях)
I
И оплавлялись свечи белым льдом,
И отдавали золотом картины,
Казались серебристым париком
Седые кудри старой паутины.
И рéквиемом таяли в ночи
Крадущиеся шорохи Кого-то,
Кто знает тайны, кто о них молчит,
Кого назвали этим странным «Кто-то».
На дне бокала снегом яд белел,
И обагрянен кровью был клинок
Того, кто не устал от этих дел,
Кого назвали «Чёрт» и сразу «Бог».
Летучей мышью в окна билась ночь,
В свечах и факелах дворца таился день —
Все знали, что ему уж не помочь,
И даже ночь – его немая тень.
II
Обвитые мечтою, как мечом,
Прокуривали тамбуры разлуки,
Заглядывали вам через плечо
И к морфию тянули свои руки.
И безразличен нам был небосвод
И все его светила и вершины —
Мы просто проходили бездны в брод,
А где и в бред, прокалывая шины.
Бессонными ночами под луной
В кальяны забивали мандрагору,
И догонялись сном в пути домой,
Следя за ним по бортовым приборам.
Мы были навигаторами лет
И Лордами Фарфорового Храма.
Вплетая в бред шекспировский сонет,
Мы выли: «Рама Кришна! Харе Рама!».
III
Но были вы бездарно холодны,
И жадно жрали спирт в своих подвалах,
Как яд метафорической луны
В корсетах узких на парадных бáлах.
И сложности в вас было, как в нуле,
Как в «дважды два». Глотая пену смысла,
Вы плыли православием в алтаре
К Отцу и Сыну. И вовеки присно.
Мы ненавидели ваш черный ум
И тонкость пальцев в баритоне лета,
Под опиум клаустрофобных дум
Хотели солнцем выжечь веру света.
Но вы пытались подло нас убить
И в спину целились расчетливым прицелом —
Помыслили единственными быть
В своём лишь сне неповторимым Белым.
IV
Потухли свечи и взошла луна
Оттенком солнца в полотне гардины,
Но во дворце всем было не до сна
Из-за весны и старой паутины.
В высоком кресле посреди ночи,
Уставив взор в камин потухших гротов,
Сидел тот Кто-то, кто давно молчит
В трясине дум долинного болота.
Перебродило водкою вино
В бокале из высоких снов и терций,
И в поцелуе вспенилось оно,
И поджигала спиртом зиму сердца.
И загуляла в скалах его дочь,
Быть может с полнолунием – сном пороков,
И щурилась гиеной ведьма-ночь
На спящие
