* * *
Каюсь, да, хватила лишку —
потянуло к болтовне.
Верь мне, милый мой, не слишком,
но коль веришь — только мне!
Я тебе не напророчу
ни болезней, ни дорог —
просто голову морочу
самой лёгкой из морок.
На друзей не наболтаю,
на врагов не наведу,
я слова свои катаю
будто саночки по льду…
…Жучка, внучка, дедка, репка,
тихий вечер без огня…
Как последняя зацепка,
между нами болтовня…
Деревянный Буратино
на картонном пианино
нам играет сонатину,
сонатину ля-бемоль.
Улыбаемся картонно,
восхищаемся картинно:
— Ах, какая голубая
в третьем такте нота соль!..
…Соль пылится в тусклой банке,
на окне сухие мухи,
и в картонном пианино
только пыль и только моль…
Мы совсем не тугоухи,
просто нам от пуповины
до залысин быть в подранках…
До… ми… боль…
А нынче все каются —
Иуды и Каины,
Умело припрятаны
Людские лукавины.
На новых подрамниках
Облезлыми кистями
Малюются старые,
Но вечные истины:
Что нынче все каются,
Святые и грешные —
Орлы перемаются,
Прикинувшись решками…
…Ведь нынче все каются…
Шесть лет на аутодафе,
Шесть лет — отсрочки приговора.
Бродяги, нищие и воры —
За войны, за голодоморы,
За жизнь в аду, за наговоры,
За страх, забивший рот и поры —
Шесть лет на аутодафе.
В себя отчаянно плюют
И тешат мир, и сами рады…
Пошли же, Боже, им приют
Не в самом жарком месте ада!..
Не жгите архивы, имущие, длящие власть!
Сжигая ступени, нельзя устоять на площадке,
Не вынуть и камня из этой стовекой брусчатки,
Страшась, как в безумье, в глухое беспамятство
впасть…
История — девка идет по удобным рукам…
История — дева, как трудно хранить ей невинность! —
Сегодня сечет невиновных, а завтра повинных…
Не жгите архивы — мы снова придем к тупикам.
Буду жить, как трава, как песок,
как усталость, как вера, как ноша…
Будет жизнью моей припорошен
каждый камешек и колосок.
В мире формул и сложных структур —
объяснённых и необъяснённых —
буду жить и пропеллером с клена
ежегодно слетать на бордюр.
Буду жить и кружится легко
тополинкой какого-то мая,
до последнего мига не зная —
для чего…
Все города, в которых не жила,
но так хотела жить — до заиканья! —
границами, барьерами, веками
отделены…
Помпейская зола
с мадридской кровью, с глиной палестин
размешаны…
Для будущих крестин
Байкал нацедит чашу до краёв!..
Но буду я — не я
в восьмом кругу,
в цепи небесконечных превращений:
вдруг я рожусь в Перу или в пещере
тому вперёд или тому назад сто лет?..
И может, лишь желание моё —
прапамять,
заключенная в скелет —
зацепится за недробимый атом:
жить где-нибудь в Москве,
ругаться матом
по поводу чего-нибудь вообще,
что в данной жизни непереводимо…
Что ангел говорит? Не брать вещей?
Париж… Мадрид… Венеция…
Я — мимо.
Сели Вася с Ваней,
выпили по первой.
Обсудили Маню —
осудили стервой.
Огурец солёный
покрошили мелко,
под стопарь Алёну
осмеяли целкой.
Третью опрокинув,
зажевали луком —
вспомнили про Нину:
всем, мол, сукам сука!..
К пятой подбираясь,
расслюнявив губы,
вывели, что Рая —
класс, но голос грубый…
Ноги бреет Алла,
шарму нет в Тамаре…
баб ещё — навалом,
жалко пусто в таре!
Мы иногда скучаем ни о ком,
И никому лениво ставим свечи,
Но вдруг спокойно дотлевавший вечер
Взрывается горластым петухом:
А просто так! И просто ни с чего!
Для детворы, друзей и друг для друга
Кружится серпантиновая вьюга
И конфетти летит из рукавов.
О перебитых чашках не скорбя —
Пусть всё вверх дном, и к черту пересуды!
Ведь если кто-то рядом хочет чуда,
То можно сделать чудо из себя.
Ну, просто так! И просто без причин —
Любая радость не бывает зря…
Дай Бог, чтоб никогда не разучились
Мы делать праздник без календаря…
Не по травке идём мы стриженой —
Было зелено — стало выжжено,
Было солнечно — стало пасмурно,
Не беда, дружок! Будем с насморком!
Ямы с кочками — всё нам поровну,
И дорога нам в одну сторону.
Не тобой, не мной жизнь промеряна,
Была выжжено — станет зелено.
Добрый день с тобой метим колышком —
Было пасмурно — встанет солнышко!
Нет абсолюта, есть полутона,
Есть свет и тень на гранях мирозданья.
Ты заварил нам кашу, сатана,
Добро и зло столкнув в одном созданьи
И на изломе всех противоречий,
В любви, вражде, мятежности идей
Рождалось в человеке человечье
И закреплялось памятью людей…
Людская память — наше оправданье:
Беспамятство с безумьем — две сестры.
Ни Богово, ни чёртово созданье —
Людская память — правило игры!
Казалось мне, бегу я по спирали,
А оказалось — гонки по кольцу…
Казалось, бью я подлость в честном ралли,
А оказалось — близких по лицу…
Казалось мне, ещё одно усилье
И взвешу точно «против» все и «за»,
А оказалось, пузырилась мыльно,
И мыло разъедало мне глаза…
Казались мне нелепыми сомненья:
Мир чёрно-белый в зрении щенка! —
А оказалось, чуть сместились тени,
И вот уже моя горит щека…
Без России поэта нет,
Будь он тысячу раз скандален —
Если Русью рождён поэт,
К ней навеки он прикандален.
Болью, памятью тёмных лет
Врос в берёзы, в дожди косые,
Без России поэта нет,
Как и нет без него России…
По рельсам и по взлетной полосе,
по тропам, по проселкам, по шоссе,
по снегу, по песку и по росе
летят, бегут, спешат куда-то все…
Бегут к заботам или от забот,
бегут к любимым и наоборот…
Бежит Земля — раз в сутки оборот,
бегут года, круша по рекам лёд.
Бежит ручьями талая вода,
всё движется куда-то…
Но куда?..
В вашей коллекции нет ни открыток, ни бабочек,
вас не манит терпкий дух затерявшихся лавочек.
Пыльные книги, монеты и марки старинные
не заставляют листать вас каталоги длинные…
Ваша стихия — простая замочная скважина,
щель в занавесках,
чужая изнанка неглаженная…
Грустно не то, что изнанка смакуется гнусно,
грустно, что вам самому не становится грустно…
В Одессе зима —
дождливая и туманная…
В Одессе зима —
неискренняя и обманная…
В Одессе зима —
двусмысленная, изменчивая…
В Одессе зима —
капризная южная женщина…
О смерти помнить — значит, щедро жить.
О смерти помнить — значит, не дробиться!
Собою торопиться напоить,
И не бежать, чтоб самому напиться.
И пусть не каждый — бурная река,
Но — капля! Но — колодец! Но — ручей!
Была б в воде прозрачность родника
И чистая нетронутость ключей.
Не сдержишь жизнь забором и замком,
Пожадничав, прольёшься каплей скудной!
Memento mori — голову на кон —
Открыто, честно, ярко, безрассудно!
Мы многократным эхом отражаясь,
в век уместив четыре поколенья,
бежим, о землю глухо спотыкаясь,
в кровь обдирая локти и колени.
О человечество, ты вечно квасишь нос
о прежние и новые ошибки,
в венке терновом — в венчике из роз,
в страданьях и джокондовой улыбке…
О человечество, неведомы пути!
Сумей же на краю остановиться,
чтоб бесконечным эхом прорасти
и многократно в детях повториться…
