«Я молил Тебя: встань из гробницы Твоей…»
Вы, мирно спящие в серебряных гробницахЯ молил Тебя: встань из гробницы Твоей
И победное черное знамя развей
С ликом Спаса, расшитым шелками.
Я мечтал, что словами молитв пробужден,
Ты стряхнешь с себя вечности тягостный сон
И незримо пойдешь пред полками.
О, я верил: под звонкие возгласы сеч
Высоко Ты поднимешь свой княжеский меч,
Ужас шведов и гордых тевтонов.
Но напрасными были мечтанья мои,
Лились алой, родной Тебе крови струи,
В небе слышались отзвуки стонов;
Саранчою монгольские рати ползли;
Их зловещие грозные духи вели,
Потрясая мечами кривыми.
От немолчной пальбы содрогалась земля,
И далекой холодной чужбины поля
Устилались телами немыми.
Княже, гибли то нашей отчизны сыны.
И вкушал той порою Ты райские сны
Под бряцанье кадил благовонных.
Был загробный покой Твой и тих и глубок;
В испытания час Ты своим не помог
Против натиска орд разъяренных.
Ароматных клубов окружен синевой
Ты не вспомнил, о князь, как над спящей Невой
Ты сидел с беспокойством во взоре.
Боя ждал Ты. Ярл Биргер отчизне грозил;
Гордо знамя со свейским он львом водрузил,
Стан разбил свой на топкой Ижоре.
Ты молился и звал. И с ночной высоты
Двое витязей наземь явились. И Ты
Сам сияние видел их ликов.
И наутро, когда, как стена со стеной,
Сшиблись грозно дружины, бок о бок с Тобой
Кто рубился средь ржанья и криков?!
Ты не слышишь?! Забыл! Или ждешь Ты, о князь,
Чтобы русская кровь, все лиясь и лиясь,
Дотекла до гробницы чеканной?!
Чтобы пение смолкло молитв над Тобой,
Заглушенное звуками труб и пальбой
И командой, увы, чужестранной?!
Знай, что близится время. Вблизи и вдали
Снова родину тучи и кругом облегли,
Скоро молнии вспыхнут с заката.
Скоро грянет раскатами грозными гром
И, Тобой позабыты, мы скорбно умрем
Под тяжелой пятой супостата.
Январь 1911 г.
Догорают маленькие свечи
Перед Девой на иконостасе,
А Она, полна забот о Спасе,
Ножки обняла Ему и плечи.
Грустный взор лица Ее благого
Смотрит вниз сквозь фимиам душистый,
Но спокоен Он, Малютка-Слово,
На коленях Матери Пречистой.
Пред Тобой, Владычица, колени
С сердцем умиленным я склоняю
И тебе под звуки песнопений
Похвалы убогие слагаю:
«Девство сохранившая, рождая,
Мир Ты не забыла в день Успенья,
В день восстанья к жизни бесконечной,
Матерь Жизни, Дева Преблагая.
По Твоей молитве Сын Предвечный
Наши души сохранит от тленья».
15 – 17. III. 1919
Под защиту Твою прибегаем,
Богоматерь, спасенье людей,
Огради нас от бед и страстей
И укрой нас спасительным краем
Ризы чистой и светлой Твоей!
Труд и горе сложив за порогом,
Мы, чья вера в покров Твой жива,
В сельском храме старинном и строгом
Собрались перед Господом Богом
Во всерадостный день Покрова.
О Владычица, в тайной тревоге
На Тебя я надежду простёр,
На Тебя уповаю по Боге,
Будь на жизненной трудной дороге
Мне защитой Твой благостный взор!
О Пречистая Дева, Тобою
Слово Божие к нам рождено.
Пусть молитвой Твоей преблагою
В нашем сердце, объятом тоскою,
Светом радостным вспыхнет Оно!
26. IX. 1919
Как томных старых клавесин
Стон мелодично-монотонный,
Звучит их хор неугомонный
Из влажной зелени трясин.
Звенит многоголосый хор,
Бессонный, страстный и счастливый,
И аист, важный и ленивый,
Идёт, склонив пытливый взор,
Походкою неторопливой…
с. Дорогобуж Волынской губ, май 1920
«Серебрясь, блистает юная луна…»
Серебрясь, блистает юная луна.
Пусть себе блистает. Нечего мне ждать.
Ничего не может жизнь мне больше дать,
Чаша наслаждений выпита до дна.
Катится по небу яркая звезда.
Но моих желаний не пошлю ей вслед.
Уж давно желаний в сердце больше нет.
Счастья и надежды прожиты года.
1919-1920
Сирена
(Группа «Denys Puech» в Люксембургском музее)
О мой мальчик, не бойся, с тобою вдвоем
Мы, как чайки, по пене морской поплывем,
На зеленых качаясь волнах,
Не дрожи. Я сильна. На руках у меня
Ты забудешься, голову тихо с клоня,
И с улыбкою вспомнишь свой страх!
Ты понравился мне, и с тобой по весне
Поплыву я к далекой, далекой стране,
Где конца не бывает весне.
Не дрожи, и в объятиях нежных моих
Отдохни и засни безмятежен и тих,
Улыбаясь мне кротко во сне.
Париж, 1904
Мифология всех почти народов и стран обязана своим существованием не только жрецам, но художникам и поэтам. Все они зачастую не сходились в своих откровениях о числе божеств, их происхождении, именах, любимых занятиях, взаимоотношениях, внешнем виде и атрибутах.
К сожалению, до нас дошло слишком мало достоверных сведений о древней религии славянских племен, вследствие чего желавшим брать из этой области темы для своих стихотворений российским поэтам случалось и случается порою впадать в ошибки и воспевать весьма сомнительного происхождения богов и богинь.
Это тем более грустно потому, что почти все славянские божества, не упомянутые средневековыми летописцами, а отчасти даже и упомянутые ими, взяты в настоящее время учеными под сомнение. Часть их признана вовсе не существовавшей, а части приписывается чужеземное происхождение (хотя как в эллинской, так и в германской мифологиях существовали бессмертные, заимствованные у соседних народов).
Скудные, а порою и спорные, остатки этой когда-то довольно богатой художественными и поэтическими образами мифологии и послужили материалом для попытки моей частично воскресить эти образы. По мере сил и по большей части не от меня зависевших возможностей я пытался восстановить, по имевшимся в моем распоряжении осколкам, божественные лики славянского пантеона и дать некоторым из них возможность мелькнуть перед читателем на фоне сонета.
Конечно, книга моя далеко не исчерпывает весь пандемониум славянских племен. Для тех, кто хотел бы тем же делом заняться, остается много материала и работы.
От души желаю, чтобы более сведущие и талантливые, нежели я, стихотворцы пошли к той же цели и по тому же пути — художественного восстановления ликов славянских божеств. В своей собственной работе я шел по следам безвременно умершего в 1895 году талантливого поэта П. Д. Бутурлина, написавшего несколько хороших сонетов на темы из славянской мифологии.
Ал. Кондратьев
Над небом и землей и адом властелин,
С повязкой на устах и на очах златою,
Стою в безмолвии. Не жди. Не удостою
Я прорицанием. Мне наших десятин,
Елея, петухов – не нужно. Я один
Из сонмища богов даров не жду. Струею
Курений жреческих и тихою мольбою
Довольствуюсь. Сварог уж длинный ряд годин
Не смотрит на грехи людские. Пусть другие
Карают вас. А мне наскучило карать,
Давать вам знаменья, благословлять на рать…
Земля постыла мне. Люблю небес круги я.
В них плаваю, блажен, и не хочу взирать,
Как корчатся тела закланные нагие.
Я — волос, «скотий бог» [3], но не всегда земным
Блеющих пестрых стад считался я владыкой.
В дни юности моей престол небес великий,
Как солнце блещущий и светлый, был моим.
Я мир земле дарил; я богом был благим.
Боролся я с Зимой, колдуньей бледноликой,
И сшиб ее рога [4]. При мне охотник дикий,
Став пахарем, надел ярмо быкам младым.
Кровавых жертв при мне не знали под луной.
Довольный молоком и колосом не сжатым [5],
Я всем равно внимал: и слабым, и богатым.
Но вот пришел Перун из тучи грозовой,
Ударил молнией, и, свергнут младшим братом
С престола и небес, влачу я жребий свой.
