Александр Кондратьев - Боги минувших времен: стихотворения

Где меж лугов змеится в даль Горынь
И в струи светлые глядятся сонно ивы,
Где тихо зыблются и золотятся нивы
И так прекрасна ласковая синь
Твоих небес, красавица Волынь,—
Живу в тиши полей, бездомный и ленивый.
Ем груши, яблоки, гляжу, как зреют сливы,
И с вожделением орехов жду и дынь.
Затерян средь холмов и пышных нив Волыни,
Забросил я давно поэзии труды,
Мне голову кружит полдневный дух полыни,
Мешают видеть муз высокие скирды.
Увы, я здесь лишен созвучий благостыни,
И геликонский вкус я позабыл воды.

Прости, Волынь! Прости, тенистый сад
С аллеями заглохшими. Ленивой
Походкою иду неторопливо
Вдоль древних плит твоих. Немало лет подряд
В тебе провел я. Боги да хранят
Твои орехи, яблони и сливы.

Я покидаю их. Вступлю ли вновь когда
Под сень зеленую, целящую покоем
Измученную душу? Мощным строем
Деревья старые воздвиглись в два ряда,
Как воины-гиганты перед боем.

И слышу шепот я вершин их: «Навсегда!»

Ты знаешь край холмистый и счастливый,
Где по полям змеится в даль Горынь,
И серебром блестят ее извивы,
Где вдоль дорог так пахнет в зной полынь.
Где тополя стройны и величавы,
А на лугах так пышно зреют травы?

Где яблок, груш, орехов, вишен, слив
Полны сады, евреями хранимы.
Широк весной могучих вод разлив,
Короткие не знают стужи зимы,
И где венчают пахарей труды
Из снятых копн высокие скирды?

Там возле хаты, выбеленной чисто,
Девчата зорко смотрят чрез плетень,
Грызя орехи. Блещут их мониста.
Обновки их пестры в воскресный день;
Желтеют под платком расшитым косы,
С подковкой черевики (в будни ж — босы).

Вдоль спелых нив и мак, и васильки,
И царский скипетр вблизи дороги пыльной,
Над розовою гречкой мотыльки…
Жужжанье пчел с добычею обильной.
Столетних верб корявые стволы
И медленно бредущие волы.

Там на прудах, заросших густо тиной,
Чуть шелестят под ветром тростники,
Там громок в поле бой перепелиный,
Стада гусей белеют у реки,
На дальних холмах мельниц ряд крылатых
И аисты на кровлях сероватых.

Там из-под взрытой плугами земли
Белеют кости витязей убитых
В былых боях. Столетья унесли
Следы побед, когда-то знаменитых.
Обр, половчин, татарин, русский, лях –
Всем рок судил на этих лечь полях.

Пройдут года, и мирные долины,
Быть может, вновь пробудит клич «война!».
Полки солдат нахлынут, как лавины,
Глухой пальбой сменится тишина.
Взовьется дым и пламя над стогами,
И лягут нивы смяты под ногами…

Покровом златотканым их скрывая,
Колышатся хлеба под ветерком,
Пшеница зреет, колос наливая;
Желтеет рожь и шепчется с овсом,
И осенил ветвями дуб кудрявый
Могилы тех, кто здесь полег со славой.

Отсюда русских весей недруг злой,
Надменный враг Никитича Добрыни,
Могучий змей летал на грозный бой
К брегам Днепра с крутых брегов Горыни.
И разом богатырская стрела
Меж ними счеты давние свела.

Мне он знаком, привольный и счастливый,
Покоем дышащий благословенный край.
Златою ризою его одели нивы
И тихо шепчут мне: не забывай
Ты наших сел, холмов, реки Горыни,
Не забывай про лето на Волыни.

Не надо крови! Пусть царит здесь мир,
А с ним и вы, божественные музы.
Я жду. Небес покинувши сапфир,
Сойдете вы в венках из кукурузы,
Чтоб вдохновить, улыбкою маня,
На новые Георгики меня.

Зноен воздух, солнцем раскаленный.
Тишина у каменной ограды.
Лишь в листве маслин черно-зеленой
Скрежетанье слышится цикады.

Тень смоковниц манит за стеною;
Перед ней один лишь кактус пыльный.
Здесь прикован властью неземною,
Отойти я не могу, бессильный.

Все вокруг безмолвно и пустынно…
Нет, не все! Я слышу сверху шорох.
То она, прекрасная Битинна,
С огоньком смеющимся во взорах!

Между лоз зеленых винограда,
И сама лозе подобна гибкой,
Свесилась ко мне она из сада
И глядит с веселою улыбкой.

Две гранаты в пальцах нежно-белых
Держит темноглазая плутовка,
Две гранаты золотисто-спелых
То подбросит, то поймает ловко.

О, Битинна, роза Ионнеи…
Уст твоих цветок так пышно ярок!..
Урони мне яблоки скорее!
На лету поймаю твой подарок.

Кинь мне их, о дева дорогая!
Дар приняв, тебя я не обижу.
Я усну, плоды твои сжимая,
И в блаженном сне тебя увижу.

Я сложил у Кипридиных ног
Аполлоном врученную лиру.
Много песен он спеть мне помог
Равнодушно внимавшему миру.

Ныне скорбна душа и пуста,
В ней умолкли слова Музагета,
И напрасно взывают уста
Позабытого богом поэта.

Аполлон! Аполлон! Аполлон!
Низойди на призывные клики!
Ореолом лучей озарен,
Низойди ко мне, бог светлоликий!

Сын Латоны, развей мне, развей
Рокового безмолвия чары!
Тронь рукою искусной своей
Запыленные струны кифары.

Пусть веселый играющий гром
Пробежит по ним с силой могучей
И пробудит в поэте Твоем
Отголоски забытых созвучий.

В апельсинных рощах Ионнеи
Я бродил под солнцем утомленный.
Были пусты в полдень раскаленный
Кипарисов стройные аллеи.

Померанцы, фиги и гранаты
Замерли, не двигая листвою.
Бил фонтан холодною струею,
И бродил я, скукою объятый.

«Позабудь, безумец, о печали!
Все кругом теплу и солнцу рады.
Пой про жизнь!» — согласно стрекотали
Мне с деревьев звучные цикады.

«Посмотри, как небо ярко сине,
Как манит созревший померанец.
Позабудь о призрачной богине,
Веселись, тоскливый иностранец!»

Но в душе неясные упреки
Шевелились медленно, как змеи.
В апельсинных рощах Ионнеи
Я бродил под солнцем одинокий.

После долгой и трудной дороги
Дай под кров твой уютный войти,
Дай отмыть запыленные ноги
И дозволь отдохнуть от пути.

Велика от бессмертных награда
Тем, кто странникам дарит приют.
Ты ведешь меня в сень винограда,
Где немолчно стрекочет цикада
И заботливо пчелы снуют.

Перемешан с водой снеговою,
Так приятен иссохшим устам
Этот мед золотистый тобою
Вместе с хлебом поставленный там.

На дворе твоем тень и прохлада,
Тихо, тихо журчит водомет,
И укрывшись в листве виноградной,
В синем небе следить так отрадно
Голубей твоих белых полет.

Заходящее солнце июльского дня.
Синеватого моря безбрежная гладь.
Резво пляшут дельфины, маня и дразня
Но не могут тоски разогнать.

Тихий вечер, но в небе не видит мой взор
Афродиты. Она далеко от меня.
В шуме волн я читаю себе приговор:
«Заходящее солнце июльского дня».