И избрали в козлы отпущения.
Например, Медведь, баламут и плут,
Обхамит кого-нибудь по-медвежьему,—
Враз Козла найдут, приведут и бьют
По рогам ему, и промеж ему.
Не противился он, серенький, насилию со злом,
А сносил побои весело и гордо.
Сам Медведь сказал: — Ребята, я горжусь Козлом!
Героическая личность козья морда!
Берегли Козла, как наследника.
Вышло даже в лесу запрещение
С территории заповедника
Отпускать Козла отпущения.
А Козел себе все скакал козлом,
Но пошаливать он стал втихомолочку:
Как-то бороду завязал узлом,
Из кустов назвал Волка сволочью.
И когда очередное отпущенье получал,—
Всё за то, что волки лишку откусили,—
Он, как будто бы случайно, по-медвежьи зарычал,
Но внимания тогда не обратили.
Пока хищники меж собой дрались,
В заповеднике крепло мнение,
Что дороже всех медведей и лис —
Дорогой Козёл отпущения.
Услыхал Козёл, да и стал таков:
— Эй, вы, бурые, — кричит, — светло-пегие!
Отниму у вас рацион волков
И медвежие привилегии!
Покажу вам козью морду настоящую в лесу!
Распишу туда-сюда по трафарету!
Всех на роги намотаю и по кочкам разнесу,
И ославлю по всему по белу свету!
Не один из вас будет землю жрать,
Все подохнете без прощения!
Отпускать грехи кому — это мне решать,
Это я — Козёл отпущения!
В заповеднике, вот в каком — забыл,
Правит бал Козёл не по-прежнему.
Он с волками жил и по-волчьи взвыл,
И рычит теперь по-медвежьему.
А козлятушки-ребятки засучили рукава
И пошли шерстить волчишек в пух и в клочья.
А чего теперь стесняться, если их глава
От лесного Льва имеет полномочья!
Ощутил он вдруг остроту рогов
И козлиное вдохновение —
Росомах и лис, медведей, волков
Превратил в козлов отпущения.
[1972]
* * *
Проложите, проложите
Хоть тоннель по дну реки
И без страха приходите
На вино и шашлыки,
И гитару приносите,
Подтянув на ней колки.
Но не забудьте, затупите
Ваши острые клыки!
А когда сообразите —
Все пути приводят в Рим —
Вот тогда и приходите,
Вот тогда поговорим.
Нож забросьте, камень выньте
Из-за пазухи своей,
Перебросьте, перекиньте
Вы хоть жердь через ручей!
За посев ли, за покос ли
Надо взяться — поспешать!
А прохлопав, сами после
Локти будете кусать.
Сами будете не рады,
Утром вставши — вот те раз! —
Все мосты через преграды
Переброшены без нас.
Так проложите, проложите
Хоть тоннель по дну реки!
Но не забудьте, затупите
Ваши острые клыки.
|1972]
Я вышел ростом и лицом —
Спасибо матери с отцом.
С людьми в ладу — не понукал, не помыкал.
Спины не гнул — прямым ходил,
И в ус не дул, и жил как жил,
И голове своей руками помогал.
Но был донос и был навет.
Кругом пятьсот — и наших нет.
Был кабинет с табличкой «Время уважай!».
Там прямо без соли едят,
Там штемпель ставят наугад,
Кладут в конверт и посылают за Можай.
Потом — зачет, потом — домой
С семью годами за спиной.
Висят года на мне — ни бросить, ни продать.
Но на начальника попал,
Который бойко вербовал,—
И за Урал машины стал перегонять.
Дорога, а в дороге «МАЗ»,
Который по уши увяз.
В кабине тьма, напарник третий час молчит.
Хоть бы кричал, аж зло берёт —
Назад пятьсот, пятьсот вперёд,—
А он зубами «Танец с саблями» стучит.
Мы оба знали про маршрут,
Что этот «МАЗ» на стройке ждут.
А наше дело — сел, поехал, ночь-полночь!
И надо ж так — под Новый год
Назад пятьсот, пятьсот вперёд,
Сигналим — зря: пурга и некому помочь.
— Глуши мотор, — он говорит,—
Пусть этот «МАЗ» огнём горит.
Мол, видишь сам, — тут больше нечего ловить,
Куда ни глянь — кругом пятьсот,
И к ночи точно занесёт,
Так заровняет, что не надо хоронить!
Я отвечаю: — Не канючь!
А он — за гаечный за ключ
И волком смотрит, он вообще бывает крут.
А что ему — кругом пятьсот,
И кто кого переживёт,
Тот и докажет, кто был прав, когда припрут.
Он был мне больше чем родня,—
Он ел с ладони у меня,
А тут глядит в глаза — и холодно спине.
И понял я — кругом пятьсот,
И кто там после разберет,
Что он забыл, кто я ему и кто он мне.
И он ушел куда-то вбок,
Я отпустил, а сам прилёг.
Мне снился сон про наш весёлый наворот,
Что будто вновь кругом пятьсот,
Ищу я выход из ворот,
Но нет его, есть только вход — и то не тот.
Конец простой — пришёл тягач,
И там был трос, и там был врач,
И «МАЗ» попал, куда положено ему.
И он пришёл — трясётся весь,
А тут опять далёкий рейс.
Я зла не помню, я опять его возьму.
[1972]
Нет острых ощущений. Всё — старьё, гнильё и хлам.
Того гляди, с тоски сыграю в ящик.
Балкон бы, что ли, сверху, иль автобус пополам —
Вот это боле-мене подходяще.
Повезло! Наконец, повезло!
Видел бог, что дошёл я до точки.
Самосвал в тридцать тысяч кило
Мне скелет раздробил на кусочки.
И лежу я на спине,
загипсованный.
Каждый член у мене —
расфасованный.
По отдельности до исправности
Всё будет в цельности
и в сохранности.
Жаль, был коротким миг, когда наехал грузовик,
Потом я год в беспамятстве валялся,
И в новых интересных ощущениях своих
Я, к сожаленью, слабо разобрался.
Всё отдельно — спасибо врачам,
Всё подвязано к разным канатам,
И, клянусь, иногда по ночам Ощущаю себя космонавтом.
И лежу я на спине,
загипсованный.
Каждый член у мене —
расфасованный.
По отдельности до исправности
Всё будет в цельности
и в сохранности.
Эх, жаль, что не роняли вам на череп утюгов.
Скорблю о вас — как мало вы успели!
Ах, это просто прелесть — сотрясение мозгов,
Да это ж наслажденье — гипс на теле!
Как броня на груди у меня.
На руках моих — крепкие латы.
Так и хочется крикнуть: — Коня мне! Коня! —
И верхом ускакать из палаты.
Но лежу я на спине,
загипсованный.
Каждый член у мене —
расфасованный.
По отдельности до исправности
Всё будет в цельности
и в сохранности.
Задавлены все чувства, лишь для боли нет преград.
Ну, что ж, мы часто сами чувство губим.
Зато я как ребёнок, весь спелёнутый до пят
И окружённый человеколюбьем.
Под влияньем сестрички ночной
Я любовию к людям проникся.
И клянусь, до доски гробовой
Я б остался невольником гипса.
Вот лежу я на спине,
загипсованный.
Каждый член у мене —
расфасованный.
По отдельности до исправности
Всё будет в цельности
и в сохранности.
Вот хорошо б ещё, чтоб мне не видеть прежних снов, —
Они как острый нож для инвалида.
Во сне я рвусь наружу из-под гипсовых оков,
Мне снятся драки, рифмы и коррида…
Ох, надёжна ты, гипса броня,
От того, кто намерен кусаться!
Лишь одно угнетает меня —
Что никак не могу почесаться,
Что вот лежу я на спине,
загипсованный.
Каждый член у мене —
расфасованный.
По отдельности до исправности
Всё будет в цельности
и в сохранности.
Вот я давно здоров, но не намерен гипс снимать.
Пусть руки стали чем-то вроде бивней,
Пусть ноги истончали, — мне на это наплевать! —
Зато кажусь значительней, массивней.
Я под гипсом хожу ходуном,
Наступаю на пятки прохожим.
Мне удобней казаться слоном
И себя ощущать толстокожим.
И по жизни я иду
загипсованный.
Каждый член у меня —
расфасованный.
По отдельности до исправности
Всё будет в цельности
и в сохранности.
[1972]
БАЛЛАДА О БРОШЕННОМ КОРАБЛЕ
Капитана в тот день называли на «ты»,
Шкипер с юнгой сравнялись в талантах.
Распрямляя хребты и срывая бинты,
Бесновались матросы на вантах.
Двери наших мозгов посрывало с петель
В миражи берегов, в покрывала земель —
Этих обетованных, желанных,
И колумбовых, и магелланных!
Только мне берегов не видать и земель —
С хода в девять узлов сел по горло на мель.
А у всех молодцов — благородная цель…
И в конце-то концов — я ведь сам сел на мель.
И ушли корабли — мои братья, мой флот.
