1945
Голубика, голубица,
Ягода таежная,
Для чего тебе родиться
В этом бездорожии?
Для чего в краю лосином
Ты красуешься, растешь
И над пагубной трясиной
Гордо ягодки несешь?
Созреваешь втихомолку,
Чтоб попасть медведю в пасть,
Ты б к рабочему поселку,
Голубика, подалась.
Подоткнув шелка и ситцы,
Вольный промысел любя,
Сибирячки-молодицы
Собирают там тебя.
И руками,
И совками
Сыпят с бойким говорком…
Тонут кони под вьюками,
По трясине мы идем.
Сбил с пути нас дождь угрюмый,
Стала тропка дном речным.
И бредет отрядом дума:
«Может, карты не точны?»
И глядит, глядит нам в лица
Синяя, тревожная
Голубика, голубица,
Ягода таежная!
Каплет с неба, каплет с веток;
Только мокрый бурелом,
Только слышно — в сопках где-то
По-медвежьи ухнул гром.
Только дальше углубиться
Нам мешает топкий мох.
Почему же, голубица,
Не растешь ты у дорог?
Есть дороги — загляденье!
Кто не хаживал по ним?
Где-то рядом с днем весенним
Мы их в памяти храним.
Там холодными ночами
Не теснятся у костров.
Там мы, ягодка, встречали
Нашу первую любовь.
И теперь она искрится
И теперь поет, маня.
Сто веснушек да ресницы —
Вот и вся любовь моя!
…Тонут кони, вязнут кони,
Над трясиной синий свет…
Как кедровка по-вороньи
Прокричала нам вослед,
Как сумели мы пробиться,
Злые, осторожные,
Знаешь ты лишь, голубица,
Ягода таежная!
1955
Федор Фоломин
«Паек суровый, кипяток в баклаге…»
Паек суровый, кипяток в баклаге
да труд посильный — первые права…
На желтой, на оберточной бумаге
прочел я в детстве жаркие слова.
В тумане запоздалого рассвета
работал я, расклейщик, муравей.
Прямая речь советского декрета
на битву с гидрой слала сыновей.
Зимой, в пару картофельного пира,
открыл я робко грузные тома.
Но побледнели хроники Шекспира, —
борьба за жизнь — трагедия сама!
Ни сон, ни сказка нас не приголубят;
все выросли, к чему теперь покой!
Стоял декабрь, горели свечи в клубе,
и пели мы: «Воспрянет род людской!»
И, вспоминая пройденные годы —
войну, разруху, долгий труд, войну,
не проклинаю вас, мои невзгоды,
о радостях нездешних не вздохну!
Я замерзал, я падал, голодая,
но вытер слезы кулаком с лица, —
Республика Советов молодая
согрела в стужу нищего мальца.
Дала подростку ленинское слово
и приколола звездочку на грудь…
Земля моя! Как прежде, мы готовы
пройти с тобой нелегкий дальний путь!
1955
Илья Френкель
Давай закурим!
Теплый ветер дует. Развезло дороги,
И на Южном фронте оттепель опять.
Тает снег в Ростове, тает в Таганроге —
Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать.
Об огнях-пожарищах,
О друзьях-товарищах
Где-нибудь
Когда-нибудь
Мы будем говорить.
Вспомню я пехоту,
И родную роту,
И тебя — за то,
Что дал мне закурить…
Давай закурим
По одной!
Давай закурим,
Товарищ мой!..
Снова нас Одесса встретит как хозяев,
Звезды Черноморья будут нам сиять.
Славную Каховку, город Николаев,—
Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать.
Об огнях-пожарищах,
О друзьях-товарищах
Где-нибудь
Когда-нибудь
Мы будем говорить.
Вспомню я пехоту,
И родную роту,
И тебя — за то,
Что дал мне закурить…
Давай закурим
По одной!
Давай закурим,
Товарищ мой!..
А когда врагов не будет и в помине
И к своим любимым мы придем опять,
Вспомним, как на запад шли по Украине, —
Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать.
Об огнях-пожарищах,
О друзьях-товарищах
Где-нибудь
Когда-нибудь
Мы будем говорить.
Вспомню я пехоту,
И родную роту,
И тебя — за то,
Что дал мне закурить…
Давай закурим
По одной!
Давай закурим,
Товарищ мой!..
1941
Осенней ночью падает звезда.
В холодном небе света борозда.
Примета есть: звезды падучей свет —
Тревожный признак, чьей-то смерти след.
Примета есть. Но как поверить ей?
Мы пережили тысячи смертей.
Беззвездной ночью в окруженье тьмы
Друзей в походе хоронили мы.
И дальше шли в снегу, в чаду, в пыли…
Ах, если б звезды скорбный счет вели
И падали под тяжестью утрат,
Какой бы разразился звездопад!
О, сколько б звезд низринулось в ночи
Над теми, что расстреляны в Керчи,
Над павшими у Вязьмы и в Орле,
Над школьницей, что умерла в петле,
Над Бабьим Яром, где в золе подряд
Мои друзья и земляки лежат,
Над теми, что от отчих мест вдали
Укрыты горсткой неродной земли,
Над теми, что в Берлине сражены
За две минуты до конца войны,—
Весь Млечный Путь в безмолвии ночном
Осыпался бы горестным дождем.
…Но с вышины студеной, чуть видна,
Срывается звезда. Всего одна.
Подсказывает мне падучий свет
Иное толкование примет:
Слетает равнодушная звезда —
Кого-то позабыли навсегда.
Но тот, кто вечен в памяти у нас, —
Тот меж светил вселенной не угас.
Взгляну в зенит полночный и найду
Матросова солдатскую звезду
И, потянувшись к чистому лучу,
Звезду Космодемьянской отыщу.
И, озарив осенний небосклон,
Взойдут созвездья — Брест и Краснодон.
1946
В Опочках на ярмарке
продаются яблоки,
в красном лаке —
на каждом прилавке!
А дыни сини,
что твои гусыни,
на всякой — плешь,
режь — ешь!
В Опочках на базаре
арбузы возами,
звонки, колки,
унесешь волоком;
ударишь по корке —
как будто в колокол!..
Зазывала грузен,
весел, юн —
на галстуке узел
с добрый кавун!
— Арбуз-туз,
семь кило груз,
без ножа режется,
на полосках держится!
Не полосы — драночки,
берите, гражданочки!..
Глаза у невест
бегают, как зайцы,
увидят отрез —
поскользаются.
А бабы густо
стоят в лотках,
деньги капустой
хрустят в платках
иль в узлах на шее:
им бы подешевле,
им то, что носко,
пускай и в полоску.
А мужья — не ахают,
ждут кивка,
а мужья вздыхают:
— Эх, пивка! —
У локтей стоят,
за локоть держатся.
А вокруг-то в лад
гармони тешатся…
Поют, как глаза
потерял сапер,
а у баб слеза
застелила взор…
Топырят уши
вовсю капусты,
и густо, густо
медовеют груши —
целыми сутками
томятся под липами.
Желтыми урюками
возы пересыпаны:
Виноград — сосульки.
— Покупайте — просим! —
В Опочках третьи сутки
продается осень.
1959
Орленок, орленок,
Взлети выше солнца
И степи с высот огляди,
Навеки умолкли веселые хлопцы,
В живых я остался один.
Орленок, орленок,
Сверкни опереньем,
Собою затми белый свет,
Не хочется думать о смерти, поверь мне,
В шестнадцать мальчишеских лет.
Орленок, орленок,
От сопочной кромки
Гранатой врагов отмело,
Меня называли в отряде орленком,
Враги называют орлом.
Орленок, орленок,
Мой верный товарищ,
Ты видишь, что я уцелел,
Лети на станицу, родимой расскажешь,
Как сына вели на расстрел.
Орленок, орленок,
Товарищ крылатый,
Ковыльные степи в огне,
На помощь спешат комсомольцы-орлята,
И жизнь возвратится ко мне.
Орленок, орленок,
Пришли эшелоны,
Победа борьбой решена —
У власти орлиной орлят миллионы,
И ими гордится страна.
1936
