Из книги «Голос леса» («Бонобани»)
1931
О дерево! Жизнь пробуждалась едва, но ты
изначала
Из недр земной слепоты на солнечный зов
отвечало, —
В высокой вершине твоей зазвучала свету хвала.
На лоно косного камня, в пустыню бездушья и зла
Впервые ты чувства с собой принесло.
Над серой пустыней
Взметнувшись к сонму светил, ты песней зеленой
и синей
Воспело величье земли; не страшась, до предела
небесного
Ты жизни знамя взнесло перед темным лицом
Неизвестного, —
Той жизни, что, снидя не раз к бессветным
смерти вратам,
Несется дорогой времен, по их священным местам,
Но новым прибежищам их, в колеснице все
нового тела.
Был радостный миг для земли. Дремота ее отлетела.
Тогда-то постигла себя и, хоры покинув светил,
Отправилась Дева-Земля, божественных полная сил,
Скитальческим облачена, неявственно-желтым
нарядом,
По пыльным дорогам земным к земным неполным
отрадам,
Дробимым ударами горя, хоть прочными их мы
почли,
Хоть верим в незыблемость их…
О смелое чадо земли!
За мать вступило ты в бой, отвоевывать
освобожденье
Родимой своей из тюрьмы, – и длится, и длится
сраженье…
На острове диком, пустом, где прибой с четырех
сторон,
Несокрушимо воздвигло ты свой зеленеющий трон.
Хранят скрижали скалы, неприступной,
каменно-мертвенной,
Рассказ о победах твоих, сплетеньем побегов
начертанный.
И стал покорен тебе тобой очарованный прах.
Ты путь проложило в песках.
Была безглагольна природа,
И не ликовали стихии при сменах времени года.
В ветвях у тебя изначально таился для песни
приют,
Той песни, где ветры-скитальцы свои голоса
узнают.
Незримому телу ветров мелодия краски давала,
Украшены радугой их края твоего покрывала.
На бренном земном холсте с твоим появленьем
возник
Впервые самой красоты дотоле невиданный лик.
Ты солнца творческий пыл впитало, оттенками
цвета
Явило в свете дневном сокровища тайные света.
Браслетами пляшущих ног звеня в золотых
облаках,
Апсары разбили сосуд, что в стройных держали
руках,
И – юности вечной залог – божественная амрита
Была в цветочные чаши из рая Индры излита.
И землю украсило ты…
Был тихий твой рост величав.
Ты полнилось мирною Силой, терпение с мощью
связав.
В обитель твою прихожу, в спокойствие ласковой
тени,
Безмолвие слушать. Один, устав от вседневных
смятений,
Смиренно в тень я ложусь, и душа под шелест
ветвей
Вникает в блаженную суть свободной жизни твоей.
Изменчивой вечно земли я слышу глухие боренья,
В себя углублен, постигаю твой мир. В тайнодействе
творенья
Елей, что у солнца кипит на груди, в твоем существе
Горит горением новым – в зеленой пылает листве.
О пьющее солнца лучи! В зеленом ласкающем
свете,
Не знаешь усталости ты, доильница дней
и столетий…
Ты мощь человеку дало, что в жилах древесных
течет, —
И все победил человек, узнал наивысший почет,
Соперником стал божества; вселенную всю
поразила
Его непокорная мысль, его лучезарная сила.
И нет ему в мире преград… А я – посланец от тех,
Кто жизнью твоею живет, кто мирных ищет утех,
Я, сильный силой твоей, в цветах твоей плетеницы,
О друг человека, тебе приношу вот эти страницы, —
Поэт, плененный свирелью твоей мелодичной
листвы,
Тебе посвящает поэму с поклоном седой головы.
Едва лишь кто-то в аллее сегодня коснулся свирели,
И песней твоя разрешилася дрема,
О манговый лес.
Душа встрепенулась… Не знаю, во мне ли звучит,
не во мне ли,
Знакома ль душе или ей не знакома
Весенняя весть?
Твоей я жизнью живу, мне душу потоки волнуют
По недрам твоим побежавшего сока,
О манговый лес.
Ты жаждешь в слове раскрыть свою глубину
потайную,
Поведать страданье и радость земную,
С моей одинокой
Тревогою слиться и с нею зацвесть.
Сверкают и тихо трепещут побеги красы твоей
лиственной.
Меняясь бесчисленно в смене мгновений,
О манговый лес!
И мнится, молод и я, отрадой полон таинственной,
И для цветущих своих озарений
С весною воскрес.
Вздохи незримого, неуловимого веют, колышутся,
Утро ли, вечер ли, песня струится,
О манговый лес!
Но роскошь речи моей, лишь с музыкой слившись,
услышится, —
И уже для души обновившейся нижется
Плетеница
Цветов – мелодий, звенящих окрест.
Черпай из недр земли, раскрывай в весеннем
цветенье
Голос глубин, вековечные звуки,
О манговый лес!
Толика небесной души, ее на земле проявленье,
Поведай нам тайну, шепни о разлуке
Земли и небес.
Голос твой ласковый слит с ветровым благовонным
дыханьем,
С пыльцою цветочной, жужжаньем
пчелиным,
О манговый лес!
Он в сердце льется, роднится с неясным его
упованьем,
Страданьем, мечтаньем, самосозерцаньем,
С глубинным, —
Со всем, что скрыто за тайной завес.
Голос ли темный, родимый, забытого мной
воплощенья
Скопился в волшебном твоем аромате,
О манговый лес?
Он тихо на ухо шепчет, хоть слов и невнятно
значенье.
И сладко взволнован я благодатью
Твоих чудес.
Мысль отлетает моя, растворясь в твоем аромате,
К миру без жизни и смерти, блаженному,
О манговый лес!
Там, где Прекрасного храм, в граде Амаравати,[68]
Надежды в молитвенный час, на закате,
Всесовершенному
Светильник затеплит земных аскез.
Долго впитывал ты животворные соки весенние
В предчувствии вспышек благоуханных,
О манговый лес!
Долго, долго, о лес, ты щедро вплетал украшения
В кудри расцветших, от юности пьяных
Сельских невест.
Там, где в землю ты врос, вблизи узловатых
подножий,
Под этою кроной в весеннем цвете,
О манговый лес,
Я скромный глиняный дом построил для дней
непогожих.
Я ночью песню спою для прохожих,
А на рассвете —
Песня пропета, певец исчез.
Это месяц-красавец фальгун, – это ног его легкие
звоны…
Не звенят ли браслетам в ответ на лиане сапфирной
бутоны?
Небу невмочь замыкать уста,
Небо измучила немота, —
Плеснулось оно лазурью, тревогой весны обуяно,
Полнит небесной струей голубые фиалы лиана.
Тенью на дальней скале безмолвье легло голубое,
Ищет, жаждет оно воплотиться в марево зноя.
Канув в безбрежную гладь,
В море свой лик угадать.
Гроздьями нежных цветов ветвей разрешилось
молчанье,
Непостижимая тайна в их ровном раскрылась
качанье.
Перед свиданием затрепетавшее женщины тело
Сжимало синее сари и речь, задыхаясь, немела, —
Но стали несказанные слова
Беспредельны, как синева.
Небесной радости свет, сквозь голубые туманы,
Затрепетал синевой в бутонах сапфирной лианы.
Это – на голос скитальца ответил путник
безвестный,
Лиана познала себя в своей лазури небесной.
Везде, вблизи и вдали,
Зацветают джуй, шефали.
О, сколько сладостных слов у ашшина, срабона,
фальгуна!..
Цветов имена мою душу любовью наполнили юной.
Кто золотому чампаку шлет отзвук звонкоголосый?
Кому аромат нагкешора[69] струится в смольные косы?
Во влажных, черных глазах —
Жасмин в дождевых слезах.
Розовый пыл олеандра в бряцанье браслетов
стозвонных,
В кадамбе с красной пыльцой – отраженье томлений
бессонных.
Сапфирная, ты низошла посланницей дальнего
мира.
Твой голос звонок и чист, как чаша неба —
сапфира,
В потоке непостоянства,
Вне времени, вне пространства,
Ты – голос бога, весна, его голубая причуда, —
Скажи, незнакомка-весна, зачем ты явилась,
откуда?
Зачем и откуда? – вопросом встречаю твое
новоселье,
Тебе с беспричинной любовью плету из цветов
ожерелье.
Воздушные волны струят
Весенний цветов аромат,
И тени манговых рощ дрожат от пчелиного гуда.
Пестрые крылья раскрыл мотылек… Зачем он,
откуда?
Как знать – зачем и откуда? Цветы, деревья
и травы…
Пред гордой их красотой и восторги души
величавы!
Полуденный ветер весенний
Завел в древесные сени
Павлина, и я, изумленный, смотрю на кружки
изумруда,
И думаю, и говорю: кто ты? Зачем и откуда?
Робок наш ум и окован, привычки – что облако
пыли.
Чужды чудес изумленья, глаза в безразличье
застыли.
Что видит разум? – Застой.
Мир дряхлеет пустой.
Но ты обновленье души, весна, ты явила нам чудо.
Любуюсь тобой и тихонько шепчу – зачем и откуда?
Где я поныне живу? Я – гость, я в далеком
пределе, —
Твоя голубая краса звучит мне в сельской свирели.
Пусть завершается год
И в темной одежде идет
Чойтро[70]… Скоро ты наземь уронишь листву, —
но покуда
Чудной цветешь красотой. Зачем ты пришла
и откуда?
