VIII
Ни выхода,
Ни вылаза,
Ни выскока,
Ни вылета.
Костры горят,
Посты стоят,
Прожектора
Сквозь лес глядят.
— Аня, может,
Свяжем плот?
Через Свирь
Он поплывет? —
Что ответить?
Что сказать?
— Правильно!
Давай вязать! —
Бревно к бревну,
Бревно к бревну.
Готово!
Можно на волну.
Плывут.
Но ненадежен плот,
Он весь
Разъедется вот-вот.
Пистолет —
Под берет,
Документы —
Рядом с ним.
Выхода другого нет —
Только вплавь,
Только в Свирь.
Холодна вода
Осённая,
Немилостива
Ночь темная.
Листья осиновые
Погремливают,
Финны на́ воду
Постреливают.
«Чирк» да «чирк»
Свинец,
«Фьють» да «фьють»
Вода.
Неужли конец?
Неужли беда?
Водяная круть
То в бока,
То в грудь,
Водяная верть,
Чуть сплошал —
И смерть!
— Аня, ты плывешь?
— Плыву.
— Аня, ты живешь?
— Живу!
— Ты живи, живи, живи,
Ты плыви, плыви, плыви!..—
Водица речная,
Сестрица родная,
За что меня топишь?
Чего с меня хочешь?
Какого тебе выкупа?
Какая тебе выгода?
Звезды впо́кать,
Жизнь на слом,
Всё последний раз —
Бездонней,
О, греби, греби
Веслом
Нецелованных ладоней!
Смерть есть смерть,
Она не страшней
Ни у постели,
Ни у траншей.
Свирь моя,
Свирюшка,
Смилуйся,
Смилуйся,
Не губи меня,
Полюби меня,
Нецелованную,
Небалованную.
— Я тебя поцелую,
Я тебя избалую!
Струя моя
Относиста
Подхватит —
Не отпросишься,
Не вывернешься
На берег
Из ве́нтерей
И па́дерей.
Водой сверчу,
Травой скручу,
И шуточку
Повышучу,
И выхолю,
И вынежу,
И грудь песками
Выложу,
И будешь, девка,
Лыбиться
Моим
Гуленам-рыбицам.
Гудит,
Ветрами рассерженная,
Тайга,
Суровая, северная.
Как дупель,
Гаркает дуплами,
Бьет лапами
Могутными.
Костры горят,
Посты стоят,
Прожектора
Сквозь лес глядят.
— Аня! —
Но вода молчит.
— Аня! —
Дальше, дальше мчит.
Кружит,
Крутит
Круговерть.
Свирь,
Свирь.
Смерть,
Смерть.
Темень ночная,
Дорога лесная.
Не́людь и не́жить,
Кого хочешь резать?
Машет крылом
Темнота, как орлица.
Кружится по лесу:
Где приземлиться?
Где ночевать —
Под колодой,
Под пнями?
Или в глухой
Закрапивленной яме?
Ночь, как Гомер,
Хоть ослепла,
Но видит,
Кто к ней сейчас
На свидание выйдет.
Машенька!
Страшно?
Крепись, дорогая,
Доли другой тебе
Не предлагаю:
Сам я в окопе,
Сам в окруженье,
Сам ожидаю
Сигнала к сраженью.
Выпьем с тобою
По чаше полынной,
Силы придаст нам
Напиток старинный.
Еще ночь в окне,
Еще звезды в тереме,
Еще мышь ночная
Сухарь грызет.
Еще Иван-царевич
С волками серыми
Не договаривался:
«Кто повезет?»
Еще серые совы
В ночном полете,
Еще петух не поет
В подневольном селе,
Еще цапля серая
На болоте
Дрыхнет,
Не думая о себе.
Время двигаться,
Транспорт — ноги.
И царевич
Едва ли спасет.
Хорошо сейчас
Медведю в берлоге:
Спит спокойно
И лапу сосет.
Что-то шлепнулось —
Это мина.
Что-то вспыхнуло —
Фейерверк.
— Ах, царевич,
Царевич, мой милый,
Ты пришел бы,
Сегодня четверг,
Ты укрыл бы
Меня от стужи,
Обогрел бы
Своим теплом.
Белый снег,
Черные лужи,
То кочкарник,
То бурелом.
То разлапые корни —
Выворотни,
То замшелые валуны.
Черт с ним, с пнем,
Что глаза свои вытаращил,
Только б не было
Звезд и луны.
Только б темень,
Только б мгла,
Только б я —
К своим смогла!
К траве приникла,
К земле привыкла,
Ползком, ползком,
Броском, броском…
Лес гол до веточки,
А я нага́ до ниточки.
Холодно,
Голодно,
Боязно,
Пустынно,
И так неприкаянно,
И так непритынно,
И так неприклонно,
И так угнетенно,
И так непричастно,
А сердце бьется часто!
Приклонить бы голову
К маминым плечам…
Раздетая, голая
Иду по лесам.
Как божия странница,
Раздвигаю ветви.
Что со мною станется?
Кто мне ответит?
Где ты, мой милый?
Аукнись!
Где ты, мой милый?
Откликнись!
Только с пустых лесопилен
Ей откликается филин,
Хохотом дьявольским дразнит.
Падает девушка навзничь,
Падает, стонет,
Падает, бредит:
— Скоро ли,
Скоро ли
Милый приедет?!
Ночь-медведица
По тайге идет.
Партизан седой
У костра поет:
— Свирь,
Свирь,
Свирь,
Свирь,
Враг гнездо
Себе свил,
Только будут
Коршуны,
Как трава,
Покошены!
Соколы красные
Не боятся ястреба.
Не накаркать
Ночь
Черному ворону,
Не склевать ему
Солнце на́ небе.
Не стоять правде
На кинжалищах,
Не пылать земле
В пожарищах.
— Кто ты, старче?
— Я карел.
Я, мой милый, устарел.
Мне бы с бабкой кости греть,
Внучку малую жалеть,
Ей гостинцы покупать,
А пришлось вот воевать.
Сирота моя бабка,
Сирота моя хата.
Ох как нынче мне зябко.
Эх, граната, граната!
Мы с тобой не сплошаем,
Мы ему помешаем.
А рассчитаемся
С этой чумой,
Я тогда к бабке —
Скорей домой.
Я тогда к дочке,
Я тогда к внучке,
Как я хочу ее взять
На ручки! —
Слезы капали
В костер догорающий.
Взял он ка́нтеле,
Сказал товарищам:
— Седины мои
Седеющие,
Туманом осенним
Редеющие,
Последние
И единственные,
Несдавшиеся,
Воинственные.
Тряхнем побывальщиной,
Лесною слыхальщиной,
Родной калевальщиной!
Но что-то мне, братцы,
Не поется,
Сердце стариковское
Рвется,
Рвется оно да вещует,
В груди моей
Спокойно не ночует.
Сердце меня не обманывает,
Кто-то там стонет
да постанывает.
— Ой ли?
— А слушайте-ка, милые,
Сколько нынче суточек-то
минуло,
А где наши разведчицы
отважные?
Может быть, в земле
зарыты заживо?
Лежи, мое кантеле,
Под пёнушком,
Побудь да помолчи
С закатным солнышком!
Старче сквозь
Кустарник
Пробирается,
Старче
Низко-низко
Нагибается:
— Ахти, мое дитятко!
Ахти, мое кровное!
Не зря мои струны
На кантеле дрогнули.
Жива ли?
Скажи мне
Скорее словечушко!
Я старый,
Но я для тебя
Человечество.
Голубушка!
Что они сделали,
Изверги,
Ты дышишь?
Дыши!
Это добрые признаки.
В шинель,
В телогрейку,
К теплу
Партизанскому…
Вернем тебя
К жизни
Отеческой ласкою.
Голубонька!
Очи открой
Свои
Ясные,
Обрадуй меня
На улыбке
И на слове.
— Тревога! —
И тени,
Как мельницы
Крыльями,
Махают своими
Ручищами сильными.
— Тревога!
— А что там случилося, дедушка?
— А то и случилось…
Ах, девушка! Девушка!
