Аветик Исаакян - Стихотворения и поэмы

Лишь одного бы я желал:
В пустыне выжженной бродить,
Один, среди безмолвных скал,
В скитаньях горьких слезы лить,

Грустить от мира вдалеке,
В пустыне выжженной бродить
И к скалам припадать в тоске,
Целуя скалы, слезы лить.

Я захотел любви поверить вновь,
О ней мечтать, печалиться глубоко,
Но сердце мне измучила любовь,
И снова я скитаюсь одиноко!

Я шумным ветром не примчусь, любя,
И у дверей не постучусь, гонимый.
О, если б мог я век рыдать, скорбя,
И мучиться тоской неутолимой!

В далеких горах Гималайских сейчас,
Хребты затопив от вершин и до пят,
Дыханием моря смятенного мчась,
Клубясь, необъятные тучи кипят.

Гроза на грозу громоздится в горах,
Грохочут грома, повторяясь стократ,
И молнии бешено блещут сквозь мрак,
Но горы не дрогнут — бесстрашно стоят.

Лишь там, в их грохочущей дикой борьбе,
Мятежное сердце, — там место тебе…

Взмыли в испуге дикие утки:
Кто-то на буйном коне ураганном
Мчится полночью этой жуткой
Вдаль по сжатым полям туманным.

Я — тот всадник, несусь я к звездам,
Вечности сердце открою вольное.
Затеряюсь в скопленье грозном
Черных туч под бичами молний.

Лишь бы прочь от коварных, лживых,
От погрязших в житейской тине,
Прочь от рабского мира наживы,
Где порок предпочтен святыне.

Наших слез этот мир не стоит,
Друг, подруга любви не стоят.
Лучше в пустыню уйду и зверю
Сердце свое бездомное вверю.

Сухому я хлебу слагаю песнь,
Сухим его крошкам моя хвала,
Которые мне доставались здесь
От пиршества мира, с его стола.
Я крови и пота море пролил
На ниве, которую зной палил.
Немало я горьких слез ронял,
Кровью и потом я хлеб добывал.
Когда я снопы сложил на гумне,
С расчетами кёхва пришел ко мне,
Всё сосчитал и унес с собой
Радость мою, золотое зерно.
Пришел ага и топнул ногой,
Всё сосчитал и унес с собой
Радость мою, золотое зерно.
Бродяги, нищие, поп с крестом,
Цыгане, птицы — все грабили дом,
Все, приходя, забирали мой хлеб,
А я оставался, как был, бедняком,
Нищим и голым в краю родном.
Я голодал, я просил куска
Хлеба, добытого тяжким трудом.
Нет, нам довольно нищими быть,
Жертвы мы глупости нашей во всем.
Мы ведь трудились, и хлеб этот наш,
Хозяева мы своего труда.
Мы наполняли своим зерном
Житницы хана и богачей,
Сами склонялись мы под ярмом,
Сами виновны в неволе своей.

Сбрось иго рабства, народ трудовой,
Сам стань хозяином доли своей,
Владыкою будь своего труда.
Да сгинут навеки и хан, и ага.
Хлеб в этом мире свободу несет,
Хлеб воспевайте, свой хлеб трудовой!
Люди труда, идите вперед,
С гимном свободному хлебу — вперед!
Хлеб — это сила, и правда, и свет.
Хлебу, добытому честным трудом,
Хлебу, свободе мы гимн воспоем!

Твои блестящие глаза — как море в солнечных лучах,
Как ветер — волосы твои, огонь в дыханье и в речах.
Ты ясным небом смотришь вниз, чтоб я, твой пленник, не зачах,
Сжигаешь нежностью. Горю в огне благоуханном я.

Ослеп я, столько пролил слез, но чар не превозмог твоих.
Ценою жизни, пожалей, дай мак сорвать со щек твоих.
Ах, сжалься, пламенем палим, я только прах у ног твоих.
Закрыться ранам дай на миг — и стану бездыханным я.

Стать шахиншахом, умереть под взглядом милой, осчастливь.
Склонись над прахом, хоть полой коснись могилы, осчастливь.
Заплачь — нальется сердце вновь бессмертной силой, осчастливь!
Взволнуюсь вновь из глубины Индийским океаном я.

Сердце мое на вершинах гор
Вместе с орлами в приволье родном,
С тучами гневно в грозный простор
Молнии мечет, бросает гром.

С вами сердце мое, о бойцы,
Смерть не посмеет пронзить вам грудь.
Вас прославляю я, храбрецы,
Благословляю ваш светлый путь.

Народу вы дали великий обет,
И вы несете с оружьем в руках
Свободы неугасимый свет!
Повергнете вы врагов во прах!

Буря, промчись, гроза, разразись,
Смой с человечества гниль и грязь!
Крылья расправив, взвейся ввысь,
К солнцу, наша бессмертная мысль!
Буря, сверкай, гроза, разразись!

В тоске я шел вдоль горного кряжа,
Своей любви оплакивая долю.
Те вздохи ветер подхватил, кружа,
И, крыльями шумя, умчал в раздолье.

С тех пор свой голос где-то на краю
Я часто ночью узнаю нежданно.
Как я, стучится ветер в дверь твою,
Но, как ко мне, глуха ты к урагану.

На склоне гор под тяжкою землей
Я был схоронен, мертвый и забытый.
Давно-давно, безвестный и глухой,
Я там дремал, чужой рукой зарытый.
И вдруг я услыхал сквозь сон
Призыв к боям свободы зычный,
И голос толп, и грозной песни звон,
И труб воинственные кличи,
И веянье распахнутых знамен,
Оружья гром, и спор копыт с землею,
И твердый шаг —
Звучал всё ближе он, —
И дрожь земли,
Лежащей надо мною.

И снова в сердце взбунтовалась кровь.
О, если б встать и в гневном нетерпенье
Взнуздать коня и биться вновь и вновь,
И вновь погибнуть на полях сраженья!

Золото солнца в море твоих волос,
Весна на цветущих твоих щеках,
В негаснущем взоре — улыбка звезд,
В устах твоих нежных — дыхание роз.
Два бархатных персика — грудь твоя,
А сердце трепещет, как птичка в кустах.

Всё тело волшебное у тебя,
Пленительна ты, как пурпур вина.
Дай мне опьянеть, умереть, любя,
Бессмертное счастье выпить до дна!

Возможно, так будет лучше, умней,
Коль страсти собою владеть я не дам,
Но лучше еще для души моей
Неудержимо отдаться страстям.

Делай что можешь, к чему влечет,
Добро и долг — это призрак и ложь.
Люби только то, что жизнь дает.
Страданья, смерть — что ты в них найдешь?

Что жизни дороже и что милей?
Был ты ничем, и ничем тебе быть.
Женщиной, песней, вином пьяней,
Чтобы мир забыть и смерть забыть.