Николай Клюев - Стихотворения

Мой край, мое поморье,
Где песни в глубине!
Твои лядины, взгорья
Дозорены Егорьем
На лебеде-коне!

Твоя судьба — гагара
С Кащеевым яйцом,
С лучиною стожары,
И повитухи-хмары
Склонились над гнездом.

Ты посвети лучиной,
Синебородый дед!
Гнездо шумит осиной,
Ямщицкою кручиной
С метелицей вослед.

За вьюжною кибиткой
Гагар нескор полет…
Тебе бы сад с калиткой
Да опашень враскидку
У лебединых вод.

Боярышней собольей
Привиделся ты мне,
Но в сорок лет до боли
Глядеть в глаза сокольи
Зазорно в тишине.

Приснился ты белицей —
По бровь холстинный плат,
Но Алконостом-птицей
Иль вещею зегзицей
Не кануть в струнный лад.

Остались только взгорья,
Ковыль да синь-туман,
Меж тем как редкоборьем
Над лебедем Егорьем
Орлит аэроплан.
Успокоение

Падает снег на дорогу —
Белый ромашковый цвет,
Может, дойду понемногу
К окнам, где ласковый свет,
Топчут усталые ноги
Белый ромашковый цвет.

Вижу за окнами прялку,
Песенку мама поет,
С нитью веселой вповалку
Пухлый мурлыкает кот,
Мышку-вдову за мочалку
Замуж сверчок выдает.

Сладко уснуть на лежанке…
Кот — непробудный сосед.
Пусть забубнит в позаранки
Ульем на странника дед,
Сед он, как пень на полянке —
Белый ромашковый цвет.

Только б коснуться покоя,
В сумке огниво и трут,
Яблоней в розовом зное
Щеки мои расцветут
Там, где вплетает левкои
В мамины косы уют.

Жизнь — океан многозвoнный —
Путнику плещет вослед.
Волгу ли, берег ли Роны —
Всё принимает поэт…
Тихо ложится на склоны
Белый ромашковый цвет.

Помяни, чёртушко, Есенина
Кутьей из углей да из омылок банных!
А в моей квашне пьяно вспенена
Опара для свадеб да игрищ багряных.

А у меня изба новая —
Полати с подзором, божница неугасимая,
Намел из подлавочья ярого слова я
Тебе, мой совенок, птаха моя любимая!

Пришел ты из Рязани платочком бухарским,
Нестираным, неполосканым, немыленым,
Звал мою пазуху улусом татарским,
Зубы табунами, а бороду филином!

Лепил я твою душеньку, как гнездо касатка,
Слюной крепил мысли, слова слезинками,
Да погасла зарная свеченька, моя лесная лампадка,
Ушел ты от меня разбойными тропинками!

Кручинушка была деду лесному,
Трепались по урочищам берестяные седины,
Плакал дымом овинник, а прясла солому
Пускали по ветру, как пух лебединый.

Из-под кобыльей головы, загиблыми мхами
Протянулась окаянная пьяная стежка.
Следом за твоими лаковыми башмаками
Увязалась поджарая дохлая кошка, —

Ни крестом от нее, ни пестом, ни мукой,
Женился ли, умер — она у глотки,
Вот и острупел ты веселой скукой
В кабацком буруне топить свои лодки!

А всё за грехи, за измену зыбке,
Запечным богам Медосту да Власу.
Тошнёхонько облик кровавый и глыбкий
Заре вышивать по речному атласу!

Рожоное мое дитятко, матюжник милый,
ГробОвая доска — всем грехам покрышка,
Прости ты меня, борова, что кабаньей силой
Не вспоил я тебя до златого излишка!

Златой же удел — быть пчелой жирОвой,
Блюсти тайники, медовые срубы.
Да обронил ты хазарскую гривну — побратимово слово,
Целовать лишь ковригу, солнце да цвет голУбый.

С тобой бы лечь во честнОй гроб,
Во желтЫ пески, да не с веревкой на шее!..
Быль иль небыль то, что у русских троп
Вырастают цветы твоих глаз синее?

Только мне, горюну, — горынь-трава…
Овдовел я без тебя, как печь без помяльца,
Как без Настеньки горенка, где шелки да канва
Караулят пустые, нешитые пяльца!

Ты скажи, мое дитятко удатное,
Кого ты сполохался-спужался,
Что во темную могилушку собрался?
Старичища ли с бородою
Аль гумённой бабы с метлою,
Старухи ли разварухи,
Суковатой ли во играх рюхи?
Знать, того ты сробел до смерти,
Что ноне годочки пошли слезовы,
Красны девушки пошли обманны,
Холосты ребята всё бесстыжи!

Отцвела моя белая липА во саду,
Отзвенел соловьиный рассвет над речкой.
Вольготней бы на поклоне в Золотую Орду
Изведать ятагана с ханской насечкой!

Умереть бы тебе, как Михаиле Тверскому,
Опочить по-мужицки — до рук борода!..
Не напрасно по брови родимому дому
Нахлобучили кровлю лихие года.

Неспроста у касаток не лепятся гнезда,
Не играет котенок веселым клубком, —
С воза, сноп-недовязок, в пустые борозды
Ты упал, чтобы грудь испытать колесом.

Вот и хрустнули кости…По желтому жнивью
Бродит песня-вдовица — ненастью сестра…
Счастливее елка, что зимнею синью,
Окутана саваном, ждет топора.

Разумнее лодка, дырявые груди
Целящая корпией тины и трав…
О жертве вечерней иль новом Иуде
Шумит молочай у дорожных канав?

Забудет ли пахарь гумно,
Луна — избяное окно,
Медовую кашку пчела
И белка кладовку дупла?

Разлюбит ли сердце мое
Лесную любовь и жилье,
Когда, словно ландыш в струи,
Гляделся ты в песни мои?

И слушала бабка-Рязань,
В малиновой шапке Кубань,
Как их дорогое дитя
Запело о небе, грустя.

Напрасно Афон и Саров
Текли половодьем из слов
И ангел улыбок крылом
Кропил над печальным цветком.

Мой ландыш березкой возник, —
Берестяный звонок язык,
Сорокой в зеленых кудрях
Уселись удача и страх.

В те годы Московская Русь
Скидала державную гнусь,
И тщетно Иван золотой
Царь-колокол нудил пятой.

Когда же из мглы и цепей
Встал город на страже полей,
Подпаском, с волынкой щегла, —
К собрату березка пришла.

На гостью ученый набрел,
Дивился на шитый подол,
Поведал, что пухом Христос
В кунсткамерной банке оброс.

Из всех подворотен шел гам:
Иди, песноликая, к нам!
А стая поджарых газет
Скулила: кулацкий поэт!

Куда ни стучался пастух —
Повсюду урчание брюх,
Всех яростней в огненный мрак
Раскрыл свои двери кабак.

На полете летит лебедь белая,
Под крылом несет хризопраз-камЕнь.
Ты скажи, лебедь пречистая, —
На пролетах-переметах недосягнутых,
А на тихих всплавах по озерышкам
Ты поглядкой-выглядом не выглядела ль,
Ясным смотром-зором не высмотрела ль,
Не катилась ли жемчужина по чистУ полЮ,
Не плыла ль злат-рыба по тихозаводью,
Не шел ли бережком добрый молодец,
Он не жал ли к сердцу певуна-травы,
Не давался ли на родимую сторонушку?
Отвечала лебедь умная:
На небесных переметах только соколы,
А на тихих всплавах — сиг да окуни,
На матерой земле медведь сидит,
Медведь сидит, лапой моется,
Своей суженой дожидается.
А я слышала и я видела:
На реке Неве грозный двор стоит,
Он изба на избе, весь железом крыт,
Поперек дворище — тыща дымников,
А вдоль бежать — коня загнать.
Как на том ли дворе, на большом рундуке,
Под заклятой черной матицей,
Молодой детинушка себя сразил.
Он кидал себе кровь поджильную,
Проливал ее на дубовый пол.
Как на это ли жито багровое
Налетали птицы нечистые —
ЧиреЯ, ГрызеЯ, Подкожница,
Напоследки же птица-Удавница.
Возлетала Удавна на матицу,
Распрядала крыло пеньковое,
Опускала перище дО земли.
Обернулось перо удавнОй петлей…
А и стала Удавна петь-напевать,
Зобом горготать, к себе в гости звать:
На румяной яблоне
Голубочек, —
У серебряна ларца
Сторожочек.
Кто отворит сторожец,
Тому яхонтов корец!

На осенней ветице
Яблок виден, —
Здравствуй, сокол-зятюшка —
Муж Снафидин!
У Снафиды перстеньки —
На болоте огоньки!

Угоди-ка вежеством,
Сокол, теще,
Чтобы ластить павушек
В белой роще!
Ты одень на шеюшку
Золотую денежку! —

Тут слетала я с ясна месяца,
Принимала душу убойную
Что ль под правое тёпло крылышко,
Обернулась душа в хризопрас-камЕнь,
А несу я потеряшку на родину
Под окошечко материнское.
Прорастет хризопрас березонькой,
Кучерявой, росной, как Сергеюшко.
Сядет матушка под оконницу
С долгой прялицей, с веретёнышком,
Co своей ли сиротской работушкой,
Запоет она с ниткой нАровне
И тонехонько и тихохонько:
Ты, гусыня белая,
Что сегодня делала?
Баю-бай, баю-бай,
Елка, челкой не качай!
Али ткала, али пряла,
Иль гусеныша купала?
Баю-бай, баю-бай,
Жучка, попусту не лай!
На гусеныше пушок,
Тега мальчик-кудряшок —
Баю-бай, баю-бай,
Спит в шубейке горностай!
Спит березка за окном
Голубым купальским сном —
Баю-бай, баю-бай,
Сватал варежки шугай!
Сон березовый пригож,
На Сереженькин похож!
Баю-бай, баю-бай,
Как проснется невзначай!