Он просто был поборник всяких прав
И размышлял довольно неуклюже.
Виной тому – употребленье трав,
Просмотр футбола, дебри интернета,
В котором разжигал свой мягкий нрав,
Выкачивая ролики про "это".
Ему бы сеять рожь, ячмень, овёс,
Не портя силлогизмами бумаги,
Парнокопытным засыпать корма.
Но он, увы, поверил, что дорос.
:И что ещё сказать о бедолаге?
Товарищ невысокого ума.
4.
Товарищ невысокого ума -
Вернее, неглубокого разлива,
Предполагал, что будет жить счастливо,
Всегда ловя на удочку сома,
Что выстроит большие терема
И сдаст в аренду (не платя налоги),
И вообще: действительность сама
Должна ему омыть слезами ноги.
Он тот, который пил бы молоко,
Который вишни кушал бы и сливы,
Избытки отлагая в закрома
И побеждая демонов легко.
Но суждена, пускай несправедливо,
Которому тюрьма или сума.
5.
Которому тюрьма или сума?
Отличный тренажёр для силы духа!
Но вьётся, как навязчивая муха,
Один вопрос: а это задарма?
Духовность, в общем, та же шаурма:
Поди пойми, чьё поедаешь мясо,
Что прячет слов седая бахрома
И чьи копыта прикрывает ряса?
Нам скажут чьи-то верные сыны:
– Зачем вы столь опасливы и злы?
Оставьте, право, эти подозренья!
Чтоб суть понять, страдания нужны!
:Но дистрофия, как и кандалы,
Ещё не гарантируют прозренья.
6.
Ещё не гарантируют прозренья
Ни боль, ни пыль, ни холод, ни жара,
Ни начатое, может быть, вчера
Высоких дум свободное паренье.
Да, буду груб: не верю в эту хрень я,
В ров не сойду по слову докторов,
А всяческие пряные куренья
Лишь только привлекают комаров.
Все наши с вами поиски – впустую,
И не приблизит ни на шаг к разгадке
Тяжёлый слог старинного письма.
Ум движется – да только вхолостую,
Все варианты, что находит – гадки,
А жизнь не учит. Ведь она сама:
7.
А жизнь не учит. Ведь она сама -
Всего лишь сочетание желаний,
В ней крики злобных львов и нежных ланей
Равнонелепы, как сказал Дюма,
А может, и не он. У нас дома
Полны томов, несложно ошибиться.
В мозгах у нас и висмут, и сурьма
Могли вступить в реакцию амбиций -
Но золота не выйдет ни на грош,
И философский камень не создашь:
Бессмысленны орла и льва боренья.
Уж лучше, в самом деле, сеять рожь!
Что обретёшь, меняясь баш на баш?
Всего лишь таз черничного варенья.
8
.
Всего лишь таз черничного варенья,
А сколько суеты и беготни!
Всем кажется, что лапку протяни -
И будет рай. Кругом столпотворенье,
Идей и дров унылое горенье,
Мечты о лучшем строе, о конце
Истории, о том, чтоб силы тренья
Не стало, как морщинок на лице.
Зачем нам это? Нам дорога к дому
Не розами усыпана, а снегом,
Холодный ключ в руке твоей зажат.
Но тут жара, июльская истома,
И ко всему нужна приставка "мега",
А люди – мухи. Носятся, жужжат.
9.
А люди – мухи. Носятся, жужжат
О чёрных дырах и о белом свете,
Мешают жить соседям по планете,
И значит, мухобойке подлежат.
А то, что жилки на висках дрожат,
Поверь, неинтересно этим силам.
Для них мы не нужней слепых ежат.
Насильно же не сделаешься милым!
Нет, мы не будем на гашетки жать,
Подобно тем, кто судьбами вершит,
Накрикивая в трубку: "Эй, аллё там!".
Но также нам не стоит подражать
Бедняге, что над тазиком кружит,
Считая свои рысканья полётом.
10.
Считая свои рысканья полётом,
Не так уж мы, представь, себе и врём,
Когда заполним стылым декабрём
Пространство меж посадкою и взлётом.
Страницы мы под общим переплётом,
Причём, заметь, прочитаны давно,
И кончится всё лестничным пролётом,
Где кошками воняет и темно.
Но не печалься: это не напрасно.
Теперь ты видишь: вовсе нет "снаружи",
А всё, что есть, вращается в уме.
Внимательно гляди и беспристрастно,
Как вспыхивают искорки над лужей
И тонут, вязнут, глохнут в сладкой тьме.
11.
И тонут, вязнут, глохнут в сладкой тьме,
Причём, заметь, и добрые, и злые.
Не ставлю им ни двойки, ни колы я -
Не в школе мы, и даже не в тюрьме,
Здесь правило "три пишем – два в уме"
Не действует. Они ничем не хуже,
Чем вымершие в оспе иль чуме:
Мы все обречены чернильной луже.
:А говорят, есть хитрые дороги -
Не то чтобы в обход, скорее, снизу.
Но этой тайной очень дорожат,
И говорят не сделавшим уроки,
Что не получат, негодяи, визу.
А как же мы? Хоть в кулаке зажат.
12.
А как же мы? Хоть в кулаке зажат
Кусочек вожделенного металла,
Для нас ещё покуда не настала
Необходимость раздобыть деньжат,
Чтобы умаслить тех, что сторожат
Единственную верхнюю дорогу.
Они там по обочинам лежат,
Но если встанут – спросят очень строго:
Зачем, куда, откуда, почему,
А главное, к чему тебе идти
С полубезумным нищим стихоплётом,
Начнут пугать, что повлекут в тюрьму.
Но в кулаке твоём конец пути,
Холодный ключ – а всё-таки не лёд он.
13.
Холодный ключ – а всё-таки не лёд он,
В ладони не растает, не стечёт.
Тут, знаешь, или-или, чёт-нечёт.
Или паденье кончится полётом,
Или полёт – паденьем. Пистолетом
Проблему не закрыть. Дыра в виске,
Особенно проделанная летом,
Отправит в лужу – и тони в тоске!
Туда подземный ход не буду рыть я,
И не спланирую с покатой крыши,
Не то, когда окажемся во тьме,
Придётся сделать страшное открытье,
Что дом – не ум, что дальше он и выше,
И свет – не снег, и правда – не в зиме.
14.
И свет – не снег, и правда – не в зиме.
А в чём же правда? В том заветном доме?
Пожалуй, так. Ведь что осталось кроме?
Сидящий слог в халате и чалме?
Его, немного подержав в уме,
Сотрём одним движеньем серой мышки,
Поскольку не хотим сидеть в тюрьме
Ни за какие плюшки и коврижки,
А то, что им обещано – тюрьма,
Пускай и без решёток, и без стенок.
Что крепче изощрённого ума?
Растут на нашей улице дома,
Но что-то подозрителен оттенок:
Под белым светом лишь плотнее тьма.
15.
Под белым светом лишь плотнее тьма:
Чернильная асфальтовая лужа.
Тот, кто подумал, что она снаружи -
Товарищ невысокого ума,
Которому тюрьма или сума
Ещё не гарантируют прозренья,
А жизнь не учит. Ведь она сама -
Всего лишь таз черничного варенья,
А люди – мухи. Носятся, жужжат,
Считая свои рысканья полётом,
И тонут, вязнут, глохнут в сладкой тьме.
А как же мы? Хоть в кулаке зажат
Холодный ключ – а всё-таки не лёд он,
И свет – не снег, и правда – не в зиме.
26-27 июня 2010
Глядя с крутизны на море бедствий,
Вспоминал мальчишеский обет свой:
В бой кидаться, лишь почуяв зло.
Но чутьё с годами притупилось,
А долгов изрядно подкопилось,
И ещё, пожалуй, повезло,
Что нашёл во тьме высокий берег -
Дальше всех Австралий и Америк,
Где и брызги сохнут на лету.
Вот и жил поблизости от горя,
Чуя пряный, дымный запах моря,
И бывало солоно во рту.
А оно плескалось и бурлило,
Всё смешав: чернила и белила,
Кровь и водку, пиво и мочу.
Добрые тонули там и злые,
Пастыри и овцы, и козлы, и
Те, кому назначено к врачу.
Глядя, как разбойничают волны,
Вспоминал свой мир, надежды полный,
Но весь пар направивший в свисток.
Пожимал озябшими плечами,
Тщательно высчитывал печали,
И не знал, что светится восток.
Обратясь к свечению спиною,
Занимал сознание волную,
Что катилась, пенясь и рыча.
Что же говорили ощущенья?
Нет на тёмном берегу прощенья,
Как и нет хорошего врача.
05.07.2010
Немногим нравится весна.
По крайней мере, до апреля.
Идут дожди, болит десна,
Звонков назйливые трели
Вонзаются в мозги как дрели,
Ботинки мокнут, ноет бок,
А денег – нулевой итог:
Все подработки погорели.
Ты ждёшь, когда растает снег
И растолстеют русла рек,
И солнце намекнёт на лето.
Тогда и скажешь: блин, за что?
